За синими горами
Шрифт:
— Быть первым в моей жизни… по многим вопросам уже не выйдет. Но вы можете стать первым, кто не предаст. Я оценю. И именно потому, что мне есть, с чем сравнивать.
— Маш… — он пытается подобрать слова. Но потом бросает это и возвращается к вещам попроще, — а очередь — так ведь дни предпраздничные, а у нас в городе, к сожалению, не так много мест, где можно было бы это отметить. И, кстати, раз уж праздник так скоро, давай мы выпьем с тобой за него, за наступающий. Хоть минералки. Чтоб все сбылось, о чем мечтается.
За такое трудно не выпить. Тем более, минералки.
— А есть мечта, Маш? — интересуется он потом. — Чтобы самая-самая заветная?
— Мечты всегда есть, — задумываюсь, о чем бы
— Стоит ли делать что-то только назло?
— Да не только, конечно. Тем более, что им все равно. Но для меня это значило бы много. И мне в самом деле было бы интересно. А о чем мечтаете вы?
— О разном, — уходит он от ответа. — Но для исполнения моих мечтаний не надо лететь на другой конец света.
На улице дождь, и он ведет меня домой под своим зонтом. И я решаюсь, наконец, спросить у него о том, про что не стала заговаривать в ресторане. Не слишком-то это удобно, сидя за общим столом. Но теперь, отделенные от всех дождем, мы, наконец-то остаемся одни.
— А вы мне расскажете о своей жене? Почему вы расстались, почему не женились вновь?.. А то обижаетесь, что я не интересуюсь, не собираю сплетни по больнице. Вот, интересуюсь. Но решила обратиться к первоисточнику.
— К первоисточнику, значит? Что ж, это не секрет. Мы познакомились в институте, там же и поженились.
— А где вы учились? — становится любопытно в свете моих планов на будущее. Надо ж выбирать себе вуз.
— В Москве.
— В столице? — я скорее разочарована. Там мне пробиться вряд ли светит, мне б что попроще.
— А почему нет? Я закончил школу с золотой медалью, считал, что достоин лучшего, поехал туда. Поступил легко, легко и учился, был лучшим на курсе… Этим, видимо, ее и привлек.
— Ну почему вы решили, что именно этим? Девочкам свойственно в цвет глаз влюбляться. Или в улыбку…
— Это я потом уже понял, что только этим. А в те годы, конечно, верил, что ее покорила моя улыбка. Или какие-то мои душевные качества. Нет… Институт закончился, и приезжий мальчик, хоть и с красным дипломом, стал всего лишь одним из… Многих и многих и многих «молодых специалистов», которым пробивать себе дорогу к вершинам предстояло еще долгие и долгие годы, активно расталкивая при этом локтями себе подобных… А ей не хотелось ждать, пока я стану «кем-то». Ей хотелось уже сейчас быть спутницей кого-то куда более значительного, — он чуть вздыхает. — Я пытался соответствовать. Занимался научной работой, защитил диссертацию… Она все равно ушла к тому, кто уже заведовал кафедрой и был не кандидатом, а доктором наук… А я все бросил и уехал. Обида жгла, боль, хотелось что-то кому-то доказать… Что я не так уж плох и не так ординарен, что я добьюсь куда большего не в столице, а в родном своем городе, что на Москве свет клином не сошелся. И добивался, добивался… В итоге создал отделение гематологии в городской больнице, его и возглавил. Потом добивался того, чтоб создать нашему отделению имя… Свою бывшую жену как-то встретил на одной конференции, она как раз была в раздумьях между третьим и четвертым мужем. Предложила мне «вспомнить прошлое». Но оказалось, что она мне больше не интересна. Я давно не тот мальчик, что влюбился когда-то в красивую девочку. Да и она оказалась совсем не той девочкой… Я полжизни потратил, чтобы что-то доказать тому, чье мнение мне более не интересно. А когда оглянулся, оказалось, что вокруг никого, а красивые девушки даже и не смотрят на меня, как на мужчину… А я же ведь не старый, Машка! — закончил он вдруг с неожиданным напором. — Я же ведь совсем еще не старый, мне всего тридцать семь.
— Да, — киваю я с невольной улыбкой, — действительно, не восемьсот.
— Смеешься, — не оценил он мою реакцию. — Вот ты танцевала сегодня со мной, соблазняла меня. Но разве при этом ты хоть раз на меня взглянула? Разве тебе интересен результат? Нет, ты просто наслаждалась процессом, и это понятно. Ты молода, прекрасна, у тебя давно не было возможности отдохнуть. И тебе все равно было, с кем танцевать и кого соблазнять…
— И неправда! — как-то даже обидно стало. — Я смотрела на вас и танцевала с вами…
— Смотрела? И какого же цвета мои глаза?
— Э… — простой вопрос вогнал меня в некоторый ступор. А в самом деле? — Серые… или голубые… или зеленые…
— Или желтые, — скептически хмыкает Иванченко.
— Нет, не карие, это точно!
— Даже так, — еще больше расстраивается он. — А я вот… все жду, все надеюсь… Тогда ты доверилась мне, назвала по имени, и я понадеялся, что, быть может, я нужен тебе чуть больше, чем просто врач, хранящий твои секреты. Но ты отстранилась обратно, ты вновь вежлива и официальна, словно ничего такого и не было.
— Я просто…
— Просто, — кивает он. — Просто вбежала однажды, обняла, прижалась, уселась на колени, словно мы лет десять уже женаты. И я подумал тогда, как же жаль, что эти десять лет я провел не с тобой. Но прежде, чем я сумел найти хоть какие-то слова, ты опять убежала. А я остался, с открытым ртом и закрытой дверью… И, конечно, ты «просто…» Ничего ж не было, верно?
Молчу, не зная, как поднять на него глаза. Стыдно. «Дедушка старый, ему все равно». Ага, конечно. Натворила глупостей, вампирка недоперевоплощенная. И ведь не объяснишь, что это я так «грелась». И сегодня. Соблазняла, да. Потому что чем больше он возбуждался, тем больше тепла от него исходило. А мне от этой «энергии эйе», недополучаемой в процессе кровопитий, уже, похоже, голову сносит.
— Я для тебя совсем старый, да? — и столько тоски в голосе.
Довела мужика. Допрыгалась. И что мне теперь с ним делать?
А главное, с собой что делать? Что за ощущения вампирские? Действительно, что ли, секс стал настоятельно требоваться? Потому как потери эритроцитов мы восполняем, а с этим пробел?
— А знаете, Андрей, — начинаю я. — Мне, на самом деле, гораздо удобнее звать вас без отчества. Просто там, откуда я родом, они не в ходу. И, если вы не возражаете, я буду только рада.
— Не возражаю, — отвечает несколько настороженно. И явно ждет продолжения.
— Тогда давайте так, — будет ему продолжение. — Вы меня сейчас целуете, и если мне понравится — сильно понравится — я обещаю подумать над критичностью вашего возраста. Только учтите, — добавляю, покуда он переваривает изумление. — Мне давно не пятнадцать лет, и поцелуй в щеку будет называться «сам дурак» без права пересдачи.
В глазах его мелькает многое. И он даже чуть качает неодобрительно головой, одобрительно при этом улыбаясь. Ну а что он хотел? Еще лет двадцать ходить вокруг да около? Так он не вампир, у него их нет. А я… слишком, наверно, вампир. И это в восемнадцать я целовалась с мальчиком, не получая при этом удовольствия, просто потому что «я ему нравлюсь» и «так, вроде, положено». А вот друзья Лоу научили, что целоваться надо с тем, кто нравится тебе и только, если он нравится. При всей их сексуальной всеядности, именно они объяснили, что я имею права попробовать и имею право отказаться — в любой момент — если нравиться перестало.