За сладкое приходится горько платить
Шрифт:
Внезапная догадка его потрясла, потому что Посредник был единственным, кто знал о его существовании, знал, кто он и откуда пришел. А понадобись, только он мог бы сказать, куда Малыш подевался. Что ж, в этом были свои преимущества. И Малыш мастерски продолжал играть роль идиота.
– Он не может притворяться? – спросил Морозов во время своего очередного визита.
– Увы, нет, – с удовольствием огорчил его Самков.
– Жаль, у меня к нему было несколько вопросов.
– Я мог бы попытаться получить на них ответы, стимулировав парня медицинским способом, но это значит, майор, окончательно поставить на его сознании крест.
Морозову пришлось приобщить папку с делом Малыша к другим, пылившимся до лучших времен. Ну не может человек давать показания по состоянию здоровья, и черт с ним!
Малышу все надо было начинать с самого начала. Он уже вставал, но, притворяясь невменяемым, говорил персоналу абсолютно идиотские фразы, отвечал невпопад. Милиция его больше не трогала. Ранним утром, когда все еще спали, он уходил в заброшенный сад рядом с больницей, разминался, а потом приступал к осмысленной тренировке. Азиатское упрямство и славянский оптимизм, которыми его наградили отец и мать, делали свое дело. Силы постепенно возвращались к нему, тело становилось гибким и послушным, удар точным и стремительным.
Мало-помалу решались и другие проблемы, скажем, с одеждой. Та, что была на нем в злополучную ночь, осталась в милиции. Один из больных отжалел ему перед выпиской старый спортивный костюм, в нем-то Малыш и делал по утрам свои вылазки в безлюдный яблоневый сад.
«Надо раздобыть хоть какие-нибудь документы, – думал он. – И нужны деньги, много денег. С их помощью я найду этого старого жирного борова, и он получит свое».
Небо заволокло тучами, но дождь пока медлил. Малыш неслышной тенью скользил по улицам мало знакомого ему города. Это был его первый «выход».
Пока Малыш не собирался действовать по-крупному. Он вышел прогуляться наудачу. Этим вечером в городе во многих квартирах пили и веселились – весенний праздник. А Малыш стрелял взглядом по окнам домов, выискивая те, в которых не горел свет. Для сна рановато, а отсутствие света могло означать одно: хозяева в гостях и вернутся нескоро.
Его внимание привлекло здание сталинских времен, в которых так полюбилось жить новым русским, – с высокими, в три с лишним метра потолками. На втором этаже виднелись подряд три темных окна, а это говорило о том, что они принадлежат одной квартире. Малыш прикинул: расстояние от угла дома, где проходила пожарная лестница, до среднего окна, в котором хозяева беспечно оставили открытой форточку, – метров десять.
«Понадеялись на то, что окна на втором этаже».
Чуть ниже окна проходил узкий, в четверть кирпича, карниз. Для обычного человека проделать десятиметровый путь по такому пояску – задача невыполнимая, но для Малыша, большая часть жизни которого прошла в передвижном цирке, это было плевое дело.
До карниза он добрался по пожарной лестнице. Прижался всем телом к стене, поймал точку равновесия и без спешки стал продвигаться к окну.
По тротуару, прямо под ним, прошла подвыпившая компания, но он даже не замедлил движения, настолько был уверен, что ни одному из гуляк не придет в голову посмотреть вверх.
Добравшись до окна, подтянулся на руках и без труда просунул в форточку голову и руку.
«Этого достаточно, чтобы прошло и все тело».
Через минуту Малыш мягко спрыгнул с подоконника и почувствовал под ногами упругий ворс ковра.
«Ковер хороший, похоже, здесь есть чем поживиться».
Внезапно до его слуха донеслось какое-то движение, и при свете уличного фонаря он увидел, как в комнату вошел огромный пятнистый дог.
«Вот почему хозяева держат форточку открытой: надеются на собаку».
Он выставил вперед левую руку и ногу, приготовился отразить нападение. Пес не стал ждать: даже не залаяв, присел на все четыре и прыгнул. Еще в полете Малыш встретил его ударом снизу – в брюхо растопыренными пальцами правой руки. Огромный дог взвизгнул и осел на передние лапы. Отполз в сторону, под стол, испуганно глядя на человека и дрожа всем телом. Ему, должно быть, никогда еще не приходилось испытывать ничего подобного – он находился в болевом шоке.
«Отойдет и бросится снова, – подумал Малыш. – Надо добить».
Не давая собаке оправиться, шагнул к ней и схватил за горло. Хватка была мертвой – тело дога, вздрогнув, обмякло, налилось тяжестью. Малыш двинулся осматривать квартиру. Он должен был найти деньги. Деньги, чтобы купить одежду, чтобы снять в городе квартиру, о которой знал бы он один, в которой мог бы хранить все ценное, а главное – которая давала бы ему возможность иметь короткие минуты отдыха от роли идиота.
Люди здесь жили не бедные, он это сразу понял. Ковры ручной работы глушили шаги, мебель была из цельного дерева, много аппаратуры, на стенах картины, в которых Малыш не разбирался, хотя и знал, что они порой стоят ох как дорого. Да сколько бы ни стоили, он не собирался с ними связываться. Быстро выдвигая ящики столов и шкафов, он искал деньги, на худой конец – золото, которое можно сбыть, особо не светясь среди людей.
Наконец ему повезло: в одном из ящиков массивного письменного стола в самой дальней комнате, которая, по всей видимости, служила кабинетом хозяину, он обнаружил начатую пачку российских рублей купюрами по сто тысяч и три сотенные долларовые банкноты.
Только собрался уходить, как вдруг услышал негромкое: – Стоять! Не двигайся! Буду стрелять!
Малыш замер.
– Руки! Руки вверх! – уже увереннее приказал внезапно появившийся мужчина.
Малыш стоял к нему спиной, не мог видеть лица, но судя по голосу, тот был далеко не первой молодости.
Хозяин что-то делал на кухне, когда Малыш проник в квартиру. Он затаился, спрятавшись за шкаф, кляня себя, что оставил трубку радиотелефона в кабинете на столе. Вся надежда была на собаку. Когда же стало ясно, что доги-сторожа не из лучших, хозяин дрожащими руками извлек из жестянки с надписью «Крахмал» пистолет и на цыпочках двинулся в коридор.
Грабитель послушно, выполнил команду, поднял руки. Но вот чего не мог предвидеть заставший его на месте преступления хозяин квартиры, так это того, что у Малыша в рукаве спрятан небольшой, с узким лезвием нож, который он выточил сам из стальной полосы, найденной в больничном гараже. Этот нож был специально приспособлен для метания. Возвращая руке точность, Малыш добился в этом упражнении почти тех же результатов, что и до ранения. С пятнадцати метров он мог поразить мишень размером с кепку.