За старшего

Идиатуллин Шамиль

А Шестаков как раз вспомнил, что большие серые лодки называются кораблями и вот про них Леонид Соболев и писал, — и теперь страшно хотел обрадовать этим известием нудного чекиста, не показавшись при этом кретином. Желание было невыполнимым, отчего Шестаков призверел и только тут вспомнил, насколько это комфортное состояние.

— Слушайте, товарищ или как вас там правильно, Гредин, в общем. У меня тут и так дурдом — ну вы видите, а сегодня, между прочим… Короче, ко мне теперь каждую неделю гости от вашей уважаемой службы ходить будут — и каждый

будет про предыдущего интересоваться? Это, извините, бред непродуктивный, так?

— И все-таки, о чем он?..

— Да говорю же, бред нес ваш Матвеев, как и… Про шпионов спрашивал, про вредителей — кто пытается на завод забраться, нет ли вражеских усов в углах, не слушает ли враг…

Шестаков резко замолчал, вспомнив «жучка» в телефоне. «Жучка», про которого он так никому и не рассказал. Жаркова не было на линии — он исчез после вчерашней нервной беседы, сказали, сегодня объявится. А минуя Жаркова, такие новости распространять невозможно.

— Не слушает ли враг, — терпеливо повторил, не дождавшись продолжения, Гредин. — Это я, скажем так, понял. А с кем встречался на заводе? Пофамильно, если можно.

— А, ну это вам как раз Людмила Петровна подскажет, так, Людмила Петровна?

Всунувшаяся с беглым стуком в кабинет секретарша сглотнула и сказала:

— Сергей Иванович, к вам еще иностранец. Американец.

Шестаков нахмурился, соображая. Гредин расцвел и поинтересовался, вставая:

— Что значит еще?

— Да, что значит? — поддержал Жарков, вводя в кабинет под руку сияющего парня в ярком пуховике поверх очень приличного костюма английского кроя. Жарков, сиявший немногим слабее, отсалютовал Шестакову — свистнув салютом эдак мимо чекистского виска, — и радостно сообщил, что мы ведь с гостем со вчерашнего дня чулманские красоты изучаем.

Гредин переводил взгляд с гостя на Жаркова. Недобрый взгляд. Так же недобро улыбнувшись, он спросил:

— А у вас есть право заводить на территорию, скажем так, режимного объекта иностранцев?

Жарков, подняв брови, ласково осведомился:

— А вы кто, простите?

Чекист, стрельнув глазами в сторону американца, сказал:

— Гредин я, скажем так, второе управление каэр. А вы у нас Жарков Игорь Владиславович, я правильно понимаю?

— Гредин, вас кто сюда направил?

— Субботкин, — сказал Гредин вполголоса, снова стрельнув глазами на американца, который то ли изображал американского туриста из европейской комедии, то ли впрямь ничего не понимал.

— Не знаю такого, — сухо сказал Жарков. — Кому подчиняетесь?

Гредин выдул сквозь губы короткую пренебрежительную трель.

— Ну ладно, господь с ним. Вы можете выйти на минуточку?

Теперь трель получилась чуть подлиннее.

— М-да, — сказал Жарков вместо чего-то более существенного, секунду подумал, повернулся к американцу, чтобы изысканным и, насколько понял Шестаков, по-дикторски правильным английским попросить американца, с интересом наблюдавшего за концертом, подождать минутку в приемной.

Американец просиял, воскликнул что-то бравурное и ринулся прочь.

Жарков с улыбкой дождался, пока он прикроет дверь, и развернулся к Шестакову, чтобы снова спросить сквозь Гредина:

— Ты его к себе зачем пустил?

Шестаков набычился, но спросил спокойно и даже замороженно — не двигаясь, во всяком случае:

— Это кто?

«Молодец, — подумал Гредин снисходительно. — Держит марку, невзирая на лица и размеры подошв».

Гредин работал давно и видел всяких: наглых, испуганных, бьющихся в истерике, даже спокойных поначалу видел. К концу беседы все они меняли настроение. Суть грединской работы состояла в том, чтобы после общения собеседник изменился. Не только настроением. И с работой Гредин справлялся.

Но сегодня что-то не получалось. Может, слишком подорвался за длиннющие последние сутки, пока метался между больницей и местным управлением, устанавливал контакты фигурантов, все-таки сумел отследить и на скорую руку выпотрошить Цехмайстренко, которая оказалась удивительно жесткой, упертой и умной бабой, несмотря что блондинка, — а потом встречал спецназ, злобно ругался со всем его тугим руководством, но выбил-таки себе полчаса до силовой операции. А может, клиент впрямь был непрошибаемым.

Будем успокаиваться тем, что не один Гредин оконфузился. Даже любоваться будем тем, как непосредственный начальник клиента страдает.

Непосредственный начальник успел пошвырять в Шестакова горсть вопросов и получить сопоставимую порцию обратно (статья «Горох об стенку», иллюстрированный словарь фразеологизмов для дефективных, контуженых и непоправимо важных). Это Жаркова ушибло всерьез. Во всяком случае, он резко поменял придуманные было правила, свирепо повернулся к Гредину и принялся отрабатывать начальственную функцию на нем:

— Вы чего здесь цветете, как вас, Гредин, а? Вас не инструктировали про пределы компетенции — ну или в детстве не учили в чужие дела нос не совать? Вы стойте нормально, когда с вами разговаривают!

Гредин огляделся, обнаружил, что все еще стоит, и неторопливо сел, закинув ногу на ногу. Сообразил, что бездарно теряет время, и хотел быстро все объяснить — но этот напыщенный дурак опять вздумал мериться величием достоинств.

«Прямо сейчас спецназ вызвать, что ли?» — раздраженно подумал Гредин. Мысль была несвоевременной, но годной — так что Гредин далеко убирать ее не стал, а пока шарахнул кулаком по столу.

Жарков оборвался на полуслове, недоверчиво глядя на Гредина. Такой способ перехода реплики на нем пробовали впервые.

— Вы чего здесь устроили, я не понял? — тяжело спросил Гредин. — Тут главк работает, дело государственной безопасности, а вы мне помехи, скажем так, учиняете, так еще под ноги пиндосов суете. Это провокация такая, что ли? Немедленно убрать — и я все забуду.

— Парень, ты нюх потерял, — сказал Жарков изумленно. — Я ж сейчас Кочину позвоню, и тебя в полминуты…