За сто миллиардов лет до Большого Взрыва
Шрифт:
И через мгновение поправился: — хотя, нет. Пусть спит, пока не потребуют к генералу. Все ж дополнительный фактор внезапности будет при допросе.
Егор проснулся сам от щемящего чувства беспокойства, которое заторможенный мозг все же включил. Через полураскрытые створки кофра он увидел лишь какой–то серый кусок потолка.
— Где я? – он рванулся наверх всем телом и вывалился из упавшего на бок кофра на некрашеный бетонный пол.
Этот здоровенный чемоданище для скрытной перевозки задержанных и вернул ему память. Звон выбитых оконных стекол, куча стремительных черных фигур в масках, их отлаженные ловкие
Противно скрипнул ключ в несмазанном замке, и дверь в комнату распахнулась. Здоровяк с крестьянской хитринкой в лице, одетый в пятнистую спецназовскую форму, и еще двое плечистых верзил в черном слабо оживили мрачный пейзаж, но какое–то разнообразие в него все же внесли.
— Еще раз обыскать! – короткий приказ здоровяка привел в действие сразу обоих сопровождающих.
Четыре проворных руки исполнили указание в две секунды, обхлопав и ощупав все тело пленника, и замерли по бокам молчаливыми конвоирами. Егор лишь подивился четкости и слаженности их действий.
— Пуст.
— Хорошо.
— Руки за спину и идите вперед! — это уже Егору.
Коридор. Поворот направо. Два пролета лестницы. Еще кусок коридора. Вновь поворот направо. И еще два пролета лестницы, только ее ступени покрыты уже стандартной ковровой дорожкой темно–бордового цвета с зеленоватыми закраинами. Дубовая дверь. Широкая приемная с современной мебелью и разнообразной оргтехникой. Еще одна дубовая дверь, почему–то без обязательной таблички на ней, обычно представляющей хозяина кабинета. Просторный тамбур. И последняя внутренняя дверь. Путь закончен.
— Присаживайтесь, Закатин, — человек с волевым лицом, похожий на Клинта Иствуда двадцатилетней давности, и в отлично скроенной форме с погонами генерал–лейтенанта указал на стоящий у приставного столика стул. Его серые глаза смотрели на Егора со скучным превосходством льва, отогнавшего от поверженной газели стаю гиен.
Егор остался стоять, заложив руки за спину и приняв позу из виденной когда–то еще в детстве картины «Допрос коммуниста». С момента своего захвата он не сказал еще ни слова. Вначале этому препятствовала широкая клейкая лента, которой, первым делом залепили ему рот свалившиеся, неизвестно откуда и непонятно зачем, лихие спецназовские бойцы. Сейчас в его душе, еще не оправившейся от перенесенного шока, царила вполне закономерная детская обида. За что? Что он такого натворил, что его выдернули из собственной квартиры, сунули, как обреченного на утопление новорожденного котенка в какой–то кокон и доставили в неизвестно чей кабинет…
— Заместитель председателя ФСБ России Трунин, — словно отвечая на его последний обрывок мысли, представился хозяин кабинета и вновь сделал приглашающий жест рукой.
— ФСБ? Вот так, клюква! – поразился Егор про себя. – Чем это я так насолил этой грозной конторе?
Он вновь промолчал, но на стул присел и поднял на генерала недоумевающий взгляд.
— Вы попали сюда вовсе неслучайно, — генерал правильно понял выражение лица задержанного. – Вы, именно тот, кто нам нужен. Тот, кто должен объяснить свою игру. И тот, кто обязан помочь Родине, поскольку речь идет о вопросе чрезвычайной государственной важности.
— Я готов помочь Родине, — промямлил Егор, — но не пойму, о какой игре идет речь.
— Ну, будет вам прикидываться овечкой. Вы поняли, где находитесь и запираться просто бессмысленно. Выкладывайте свои секреты.
— Я не знаю никаких секретов, — глухо произнес Егор, уже догадываясь, что речь пойдет о злосчастных записях малыша.
— Послушайте, Закатин! Давайте без дураков. Где вы раздобыли эти листки с формулами, выкладками и графиками? Нам известно, что не Вы их автор. Вопрос первый: кто автор, и где он находится?
— Я не знаю… Я уже объяснял…
— Ну, да… Случайно нашли… Тогда зачем вы взламывали через Интернет закрытые сайты библиотек крупнейших зарубежных университетов? Что вы там искали.
— Это какая–то ошибка, — искренне удивился Егор. — Я ничего не взламывал.
— Конечно. Просто ваш компьютер работал сам по себе…
Егор насупился и сцепил за спиной руки.
— Ничего не скажу им о малыше, — решил он без долгих раздумий, — иначе они схватят и его. И попытаются использовать в своих непонятных целях. И тогда у него не будет уже никогда ни счастья, ни детства, ни свободы. Ирка мне этого ни за что не простит. Да, я себя и сам не прощу, что принес в жертву ребенка в угоду…
— Хорошо, — прервал его мысли генерал, — я не буду вас долго уговаривать – хочу лишь сказать только одну вещь…
Будучи настоящим профессионалом, он понял, что в данном случае эффект внезапного силового задержания не сработал. Шок уже прошел, и казавшийся простаком недоучившийся аспирант будет упорствовать в своем отрицании. Из каких–то там своих высших духовных побуждений. Генерал знал такую породу людей. Чем больше на них давишь, тем более они будут противодействовать давлению. Закон Ньютона.
— Хорошо, — повторил он. – Вы человек, безусловно развитый и должны знать, что существуют специальные средства для разрешения такого рода ситуаций.
— Я не боюсь пыток! – гордо сказал Егор.
Генерал лишь рассмеялся раскатисто и, судя по всему, от всей души. Егор, напротив, упрямо сжал губы.
— Да–а… Дремучие у вас представления о нашей службе, — отсмеявшись, заметил он. – Кандалы, застенки, мрачная пытошная, палач в окровавленном брезентовом переднике с клещами в руках и леденящие душу крики жертв.
Егор промолчал, хотя чего греха таить, он думал о чем–то в этом роде и в душе боялся, что не выдержит боли.
— Были времена…, — произнес генерал и непонятно, чего больше было в его интонации – сожаления или осуждения. — Принималось в тридцать шестом году даже специальное постановление Политбюро, которое допускало и разрешало соответствующим органам применение силовых методов воздействия. Но только в отношении врагов народа. И применяли. И добивались признаний… И невиновных, случалось расстреливали по ложным признаниям. Все было…