За сто миллиардов лет до Большого Взрыва
Шрифт:
— Спасибо, дядя Егор, за все, — как–то по–взрослому произнес малыш и здесь тот не нашелся что ответить, лишь кивнул головой.
Когда за гостями закрылась дверь, Егор сразу же кинулся на балкон. Тетрадь! Вот она. Он лихорадочно листал страницы… Есть! Знакомое графическое изображение с линиями, точками и крестиками. А внизу целый ряд каких–то математических значков… Он перевернул страничку. Длинные неровные строчки цифр, формул, вычислений. Дальше вновь концентрические круги, стрелки, непонятные значки. Модель расширяющейся Вселенной? Похоже. И вновь какие–то вычисления. Черный круг с двумя конусами и
Егор захлопнул тетрадку и обессилено опустил руки. Значит, это не было сном. Выходило, что пока он утратил сознание, «тигренок» изобразил всю эту математически–графическую абракадабру в его тетради. Он попытался представить, как все происходило. Однако в голове такое просто не хотело укладываться и фиксироваться. Мозг активно протестовал против помещения этой информации. Виски сдавило чудовищным прессом, а затылок заломило ужасной и нестерпимой болью. Егор кинулся в ванную и сунул голову под струю ледяной воды.
— Схлынь, сгинь! – молил он в ужасе. И голову, наконец, отпустило. Давление исчезло, ушла и невыносимая боль.
— Не думай об этом! – закричал он себе вслух.
Не вытирая головы, Егор кинулся в комнату. Бутылка водки, к счастью, была на месте – в углу платяного шкафа. Пробка была скручена единым движением, будто он всю жизнь работал барменом. Не утруждая поисками стакана, Егор приник прямо к горлышку бутылки и без передышки выцедил две трети его содержимого. Сразу же затошнило. Испытанный метод занюхивания рукавом не помогал. В холодильнике оказался лишь надорванный пакетик со сметаной. Всасываемая застарелая сметана показалась необычайно вкусной. Сразу же захотелось спать, и незадачливый пьяница неровными шагами двинулся прямиком к своей нерасстеленной кровати.
Глава третья. Нонсенс
Несмотря на изрядную порцию выпитого спиртного, не сопровождавшегося хотя бы легкой закуской, голова у Егора с утра была свежей, не обремененной алкогольными последствиями. Видимо случившиеся стрессы начисто ликвидировали похмельный синдром. Чего нельзя было сказать о творящемся в мозгу сумбуре по поводу случившихся удивительных событий.
Проснувшись, Егор первым делом полез в свою тетрадку, желая удостовериться в отсутствии там посторонних записей и убедить себя, что вечерний обморок был всего лишь сном, навеявшим кошмарные воспоминания.
Увы. Проклятые цифры, формулы, латинские буковки и прочая непонятная символика, перемежавшаяся столь же малопонятными графическими изображениями, были в наличии. Целых девять листков с обеих сторон были заняты этой необъяснимой абракадаброй.
Егор в отчаянии бросил тетрадку на пол. Он уже чувствовал, что эти записи каким–то образом перевернут всю его жизнь.
— Обойдусь сегодня без традиционной утренней пробежки, — решил он, — надо пошарить в шкафчике, может кофе найдется.
Обычно он пил чай, а кофе держал только для гостей, которых, впрочем, почти не было. Разве Иришка с Димоном приходили, но это не гости в полном смысле этого слова – это свои. Растворимый кофе к счастью нашелся, и Егор, налив кипятка в большую кружку, из которой он обычно пил чай, положил туда три чайных ложечки коричневатого порошка. Он не понимал, как можно какие–то напитки, типа чая или кофе, пить из крохотных чашечек. Да еще манерно отставив мизинчик в сторону, как это делает его соседка по кабинету в университете.
Мелодией «Not Late For Work» запиликал его старенький мобильник «Sony Ericsson», одна из самых первых его моделей. Он настолько к нему привык, что когда полностью сдох аккумулятор, не пожалел денег и упросил умельца вставить туда другую аккумуляторную батарейку. Батарейка была от иной модели и вставляться не хотела, поэтому это стоило дополнительных усилий спецу и, соответственно, дополнительных затрат владельцу сони–эриксоновского антиквариата.
— Закатин слушает, — бодро произнес Егор в микрофон.
Он всегда так представлялся по телефону, считая, что это придает ему веса и солидности, скрадывая молодость и, в общем–то, не впечатляющую внешность. Что и говорить – не Том Круз и даже не Евгений Миронов.
Звонил редактор факультетской газеты «Литературный вестник» и напоминал, что завтра истекает срок предоставления статьи, которую должен быть подготовить аспирант Закатин для публикации. Статья касалась творчества писателя Владимира Гиляровского о нравах и обычаях старой Москвы и была готова.
Напоминание, однако, было кстати. Егор отхлебнул из кружки изрядный глоток и поморщился – с кофе он несколько переборщил, горькота. Затем поставил кружку и пошел к компьютеру. По пути он наткнулся на лежащую на полу тетрадку и чертыхнулся. Настроение вновь стало стремиться к нулю.
— Что же с ней делать? – подумал он, старательно обходя свой неудавшийся космический дневник. – Выдрать эти листы и выбросить их в мусорку?
Но мудро решил отложить решение проблемы на потом. Он всегда стремился принимать решения, не спеша и осмотрительно. Утро вечера мудренее, семь раз отмерь… и так далее.
Дребезжаще заурчавший компьютер со всхлипом заглотал дискету. Сбросив на дискету нужный файл, содержавший статью, Егор аккуратно положил ее в полупрозрачный зеленоватый пакет, в котором уже покоилась распечатка файла. Требовались отчего–то и печатный и электронный вариант статьи. Причем каждую страничку статьи следовало подписать, что он и сделал.
— Как в милиции, — хмыкнул Егор, допрошенный когда–то в качестве свидетеля по делу о сгоревшем во дворе гараже вместе с машиной внутри. Милиция полагала, что гараж был подожжен злоумышленниками и опрашивала всех жильцов дома…
Егор этими воспоминаниями наивно пытался прогнать мысли о проклятой тетрадке. Но не получалось. Физико–математическая мешанина, начертанная ручонкой тигренка стояла в глазах.
— Покажу–ка я ее для начала
Николаю Фомичу, — решение оказалось неожиданно легким.
Николай Фомич Колбанов был близким другом его отца и сейчас проявлял посильную заботу о Егоре. Именно он снабдил его телескопом и приобщил к любительской астрономии. Кроме того, Николай Фомич возглавлял научно–исследовательский институт ядерной физики при Академии наук, имел профессорское звание и даже был академиком.