Шрифт:
Боря Кадман меня обманул. Он обещал дать семьсот — дал четыреста и улетел отдыхать в Гурзуф. Я глотал никотин в душной комнате и ругался с соседкой из-за кошки, а он валялся на пляже под зонтиком и любовался девушками top-less. Он пил сухое вино под шашлыки и объедался дешевыми фруктами, а я жевал разваренные сосиски и запивал их чем бог послал.
В конце августа я позвонил Кадману. Гудки были долгими и безнадежными, но я сидел и ждал. «Сейчас начнет говорить, что денег раньше сентября не будет», — подумал я, услышав недовольное «Алё?» на том конце провода. И ошибся: после
— Но ты их не получишь, Митрохин. Обижайся, не обижайся… Ты их не заработал, — сказал Кадман с легкой усмешкой в голосе.
— Но ведь вы обещали, Борис Абрамович! — дурашливо заныл я на просительной ноте, на всякий случай переходя на «вы».
— Да, обещал. Но ты этих денег не отрабо… А я говорю, не отработал! Скажи спасибо, хоть четыреста получил.
— Но ведь Кослянскому ты дал девятьсот! И даже больше — девятьсот пятьдесят, — разом откинул я свои интеллигентские замашки. — Я ведь звонил ему, спрашивал… А мне, получается, облом?
— Кослянский — вол! Он — пахарь, понял? Ты ему в подметки не годишься, — с пол-оборота завелся Кадман. — К тому же не забывай, что у Кослянского — две семьи…
— Еще и дети от Серны Михайловны, — блеснул я своими литературными познаниями. Впрочем, Кадман на это не повелся и продолжал выговаривать, все так же напористо и зло:
— Ты сколько свою сюжетную линию выписывал? Две недели? А Кослянский за неделю управился. Мне и текст его править не пришлось, так сплошняком в роман и пошел… Я бы на твоем месте подумал, Митрохин, просить триста баксов или признать, что эти деньги тобой не заработаны… Нет, ты подумай, Митрохин, подумай! Ровно минуту. А я тебя на телефоне подожду.
На пятой секунде я едва удержался от желания послать Борю Кадмана, куда он заслуживает. На двадцать пятой, прикинув, чем может мне обернуться разрыв с известным писателем Москвы и окрестностей, решил пока на скандал не нарываться. А еще секунд через двадцать был вынужден признать, что схватку за триста долларов я проиграл.
— Ну что, согласен со мной? — спросил Кадман ровно через минуту, и, получив в ответ мое сдавленное «да», тут же перешел на деловой тон.
— Завтра в девять… нет, в десять жду у себя. Попрошу не опаздывать. А также с вечера пивом не баловаться, — здесь он коротко хохотнул. — А насчет денег не обижайся. Я ведь не Армия спасения!..
И отключился.
Кадман встретил меня полгода назад в буфете ЦДЛ (а где еще литератор может хотя бы на вечер почувствовать себя человеком?). Я в очередной раз ушел с работы (не поладил с начальством), и времени у меня было через край. Я почти не пил, а так — отдыхал душой и телом, искал утешения и покоя среди знакомых лиц и чужих столов.
Борис разглядел меня через весь зал и подошел, улыбаясь, словно имениннику. И даже обнял, как товарища, вернувшегося с войны. В свои сорок пять Кадман выглядел ровно на сорок пять, и не годом больше. Лицо у него было круглое и радушное, одет Боря был не иначе как из бутика.
— Я сейчас, подожди, — сказал он. И вскоре вернулся с коньяком и закуской. — Давай, рассказывай: как ты? Где? — и тут же меня перебил. — А я Кослянского недавно встретил. Помнишь Мишу Кослянского? Теперь у меня работает. А ты и не знал?
— Что значит — работает? Ты занялся бизнесом?
— Да что ты! Теперь я писатель. Феликс Порецкий. Слышал о таком? Двенадцать книг уже выпустил. Такие крутые детективы! Не читал? Ну еще прочтешь.
Боря Кадман — писатель Порецкий? Имя знакомое. Как же, встречал на книжном развале… Ну такая лабуда!
— Но ты ведь раньше о девушках писал? Любовь-морковь и все прочее?..
— Было, не спорю. Теперь все по-другому, — Борис плеснул мне в стакан трехзвездчатого. — Ну, за встречу… журналиста Митрохина с писателем Порецким! — и засмеялся, словно пачкой кредиток затрещал.
Потом он долго рассказывал мне, каких трудов ему стоило раскрутить литературное имя в газетах и сколько денег ушло на рецензентов. И как после нескольких романов, «написанных при помощи УК и интернета», пришла идея набрать себе помощников. Набрал. И вот теперь процветает на все сто. Помощники пишут куски и сцены, задают сюжетные линии, а Боря потом сшивает все это в одно целое и как Феликс Порецкий издает.
Борис говорил, задавал вопросы и обрывал меня, не дослушав. Да он всегда был таким болтливым, еще с литинститутских времен. Мы трое — он, Кослянский и я — учились на семинаре прозы у одного, давно усопшего, классика. Вот только судьбы у нас сложились по-разному: у них — поглаже, почти без рытвин и ухабов, а у меня… Да что об этом вспоминать?
— Да нет, ты вспомни, — говорил Кадман тем же вечером, провожая меня до Покровки. — Как мы сидели втроем у тебя в комнате, еще роман писали по предложению… А помнишь, как тебе буква Й попалась, и ты чуть литр пива не проиграл?
Я вспомнил. Была у нас такая игра: с закрытыми глазами по очереди тюкать по клавишам пишущей машинки. Какая буква попалась, с такой и предложение приходится начинать. На все дается пятнадцать секунд, это как в шахматы играть на время. Кто проиграет, тому идти за пивом. Могу похвастаться: лично я редко за пивом ходил.
— «Йошкар-Ола просыпалась рано — вместе с первыми коммунистами»… — выдернул я из далекого прошлого первую строчку. А Кадман продолжил:
— «Петухи возмущались и писали в КПК заявление с просьбой прокукарекать этот вопрос на партбюро…»
— «Идя навстречу 25-му съезду КПСС, мы, бригада петухов из колхоза «Длинный путь», взяли на себя повышенное обязательство — натоптать кур-несушек на 150 процентов больше месячного задания, а группа несознательных членов партии нам постоянно мешает!», — закончили мы в один голос за отсутствующего Кослянского. И, выпив напоследок пива, расстались — до следующего утра.
Да, Кослянский… Как рассказал мне Боря на следующее утро у себя дома — в шикарной трехкомнатной квартире на Кудринской площади, Кослянский один был способен выдавать в месяц по толстому роману. И не занимался этим лишь потому, что не умел свои вещи продавать. А еще Кослянскому не хватало жизненного опыта, и это было заметно по написанным им текстам. («Ну, теперь-то, я думаю, проблем с деталями у нас не будет!» — заметил Кадман и похлопал меня по плечу).