За все надо платить

Маринина Александра

– Господи, Юрочка, какой же ты глупый! – тихонько говорила она. – Чувствуешь, что у тебя нет сил, нет желания – так и скажи. Не нужно этого стесняться, это действительно абсолютно житейское дело. А ты мне начинаешь сказки рассказывать про текст, который надо подправить. Дай слово, что не будешь больше морочить мне голову.

– Даю, – усмехнулся Оборин.

– Дай слово, что никогда не будешь пытаться любить меня через силу.

– Не буду.

– Дай слово, что сегодня ты будешь ночевать дома.

– Но я же объяснил тебе, что не хочу сегодня уходить отсюда. Я хочу быть поближе к тебе.

– Ты можешь уйти вечером, когда кончится мое дежурство. Хочешь, уйдем вместе? И поедем к тебе.

Ольга

знала, что ни за что на свете не поедет домой к Оборину. Да и как она могла бы поехать, когда Саша здесь? Но нужно было во что бы то ни стало вытащить его из клиники и отправить домой. Миша велел обеспечить его присутствие в квартире до истечения суток. До двадцати четырех часов. И она готова была пообещать все что угодно, только чтобы выполнить это условие.

– Я же вижу, ты боишься, что вечером снова будешь плохо себя чувствовать. Знаешь что? Давай так: ты дописываешь свою вторую главу и уходишь сегодня домой, ночуем мы каждый у себя, а завтра прямо с утра я приеду к тебе, привезу продукты с рынка и начну тебя лечить. Ты у меня, наверное, в неволе зачах, без свежего воздуха, без движения. Ну как? Договорились?

– Договорились, – слабо улыбнулся Оборин. – Так и сделаем.

* * *

Николай Саприн получил неожиданную передышку. Дусик-Шоринов сказал, что искомый аспирант юрфака будет доступен контакту попозже к вечеру. Как только он окажется дома, можно будет звонить заказчику и докладывать, что человек найден. Стало быть, день у Николая оказался относительно свободным, поэтому первое, что он сделал, – попытался поговорить с Катей.

– Тебе удобно разговаривать? – спросил он, когда она сняла трубку.

– Вполне, – спокойно ответила Катя. – Я сейчас одна.

– Можно мне приехать?

– Давай лучше обсудим все, что ты хочешь, по телефону.

Это сразу обнадежило Саприна. Не хочет его приезда, не хочет его видеть наедине – значит, боится, что не справится с собой. Значит, в ее душе живет еще теплое чувство к нему, и нужно обязательно постараться его возродить, чтобы вернуть Катю.

– Это серьезный разговор, Катюша, и его не ведут по телефону. Почему ты не хочешь, чтобы я приезжал?

– Потому что через час приедет Дусик, он только что звонил.

Это был серьезный удар, но Николай снес его стойко.

– Хорошо, тогда поговорим по телефону. Ты помнишь, что я делал тебе предложение?

– Да, помню.

– И что ты мне ответишь?

– Ничего.

– То есть ты мне отказываешь?

– Да, отказываю.

– Я могу узнать, почему?

– Можешь. – Она вздохнула, словно переводила дыхание. – Вчера я уже все тебе сказала. Мне надоело быть матерью. И потом, я не хочу ломать свою жизнь.

– Но почему, Катюша, ради бога, почему? – чуть не закричал Николай. – Почему выйти за меня замуж означает сломать свою жизнь? Что такого ужасного я тебе предлагаю? Я хочу, чтобы ты ушла от Дусика и уехала со мной в Штаты, где живет моя сестра с мужем. Почему это означает, что твоя жизнь будет сломана? Твоя жизнь останется точно такой же, как сейчас. Ты будешь сидеть дома, читать книжки, смотреть видик, гулять.

– Если я выйду за тебя замуж, мне придется идти работать, чтобы содержать свою семью. Ты забыл, что у меня большая семья? Ты забыл, что у меня мать – инвалид, и пятеро братьев и сестер, и отец, который вот уже двадцать лет продыху не знает от тяжелой работы? Тебе удобно этого не помнить, потому что это не твоя семья и не твоя боль. Ты знаешь, сколько денег нужно на то, чтобы их содержать? Когда мои добрые доверчивые родители нас всех рожали, была еще советская власть и многодетная семья могла хоть на что-то рассчитывать, хоть на какую-то помощь со стороны государства, тем более что отец вкалывал на Севере,

получал всякие надбавки, мама тоже не планировала получить инвалидность, она работала в парикмахерской, была первоклассной мастерицей, к ней со всего города ездили дамочки голову делать, за месяц записывались. Конечно, платили они ей по личной таксе и не через кассу, и нам должно было хватать. А что получилось? Я хочу, чтобы мои родители жили достойной жизнью, а мои братья и сестры получили такое образование, которое вытащит их из нищеты. Поэтому я не допущу, чтобы они шли работать, окончив школу. Они обязательно во что-нибудь впутаются, потому что не умеют пока бороться с соблазнами. Но для того чтобы они учились, а не охраняли коммерческие палатки по ночам, я должна жить здесь, а не в Штатах, и с Дусиком, а не с тобой.

– Сколько денег он дает тебе на семью?

– Две тысячи долларов каждый месяц.

Две тысячи! У него аж дыхание перехватило. Такую сумму он, конечно, не потянет. Катя права, он не сможет обеспечить ей такой уровень, какой обеспечивает этот омерзительный Дусик.

– Но ведь ты его не любишь, – продолжал упрямо Николай, все еще надеясь поколебать ее твердость.

– Не люблю, – легко согласилась Катя. – Но это ничего не означает. Я и тебя не люблю пока. Разница только в том, что тебя я наверняка полюбила бы, причем полюбила бы горячо и нежно, если бы мы продолжали встречаться. А Дусика я так любить никогда не буду. Но я очень благодарна ему за все, что он для меня сделал, и предана ему. И я буду с ним до тех пор, пока он сам меня не выгонит.

– А что будет, когда самый младший из твоих братьев закончит свое образование? Ты сможешь бросить Дусика, если вы к тому времени еще будете вместе?

– Коля, пойми, если к тому времени Дусик меня еще не выгонит, я останусь с ним столько, сколько он захочет. Если он на своих плечах вытянет мою семью из нищеты, он будет иметь право распоряжаться моей жизнью, как сочтет нужным. Это же так просто, Коля. Это же самые элементарные законы долга и благодарности. Неужели тебе в детстве этого не объясняли?

Нет, ему не объясняли. Просто он видел, что понятия долга, обязанности и ответственности совершенно разные у матери, которую он ненавидел, и у отчима, которого обожал. Но отчим просуществовал в Колиной жизни так недолго, что разобраться в этих сложных вопросах мальчик не сумел. И сейчас, слушая Катю, он чувствовал, как сердце разрывается на части от горя и безысходности, и ему хотелось кричать: «А я? А как же я? Как же моя любовь? Моя жизнь?»

Он сидел возле телефона, слушал Катю и с ужасом осознавал, что не понимает ее логики. И даже не догадывался, что до тех пор, пока в его голове рождаются эти вопросы, до тех пор, пока он думает о том, что же теперь будет с ним самим, с его любовью, с его жизнью, – до тех пор, пока вопросы эти не исчезнут из его души, он так ничего и не поймет.

Глава 19

Старший оперуполномоченный МУРа Николай Селуянов свои дни рождения любил и исправно отмечал, несмотря ни на что – ни на состояние кошелька, ни на состояние души. В этот раз праздник пришелся на будний день, но Колю это не смутило, и переносить торжество ему и в голову не пришло.

– Вечером едем ко мне, – заявил он Короткову и Лесникову с самого утра. – И слышать ничего не хочу ни о каких срочных делах. Аську не забудьте.

Особенность селуяновских дней рождения состояла в том, что он никого не приглашал с мужьями и женами. По крайней мере с тех пор, как развелся. Но на него не обижались, понимая, что сыщику, которому, если очень повезет, выпадает не больше двух полноценных выходных в месяц, так вот этому сыщику сложно и некогда поддерживать в квартире такой порядок, чтобы не стыдно было приглашать много гостей.