За все спрошу жестоко
Шрифт:
– А сейчас хочу. Интересно узнать, что это за Наташка такая, из-за которой такие крутые пацаны бодаются...
Нахрап кивнул. Он уже понял, что задумал Свирид. И решил его не останавливать. Видимо, Сэм действительно крутой мэн, и неплохо было бы решить с ним вопрос по-мирному. Сам он к нему на поклон не пойдет и под дулом пистолета: гордость не позволит. Но если Свирид готов стать посредником, то почему он должен отказываться?.. Слишком уж много у Нахрапа важных дел, чтобы воевать с волынскими из-за какой-то шлюхи.
Семен
– Сэм, я понимаю, ты крутой, ты три года зону топтал. Но так дела не делаются!
Кит уже дядька. Двадцать два года всего, но выглядит он как взрослый мужик. Волосы еще пышные, но уже залысины видны. И усы у него густые, жесткие, и вид председательский... Только ему хорошо колхозом каким-нибудь рулить, а не бойцовской бригадой. Слишком уж он осторожный и продуманный, чтобы лезть на пулеметы, взрывать вражескую оборону, захватывать высоты. Потому волынская бригада так и осталась бесплатным придатком люберецкой братвы. А ведь у него под рукой действительно стоящие пацаны. Настоящие львы. Только верховодит ими баран.
– А как они делаются? Отказываются от стрелки с Нахрапом? Так дела делаются?.. А за Пупа ты почему не подписался? Почему это Нахрапу с рук сошло?
– Ну, это же солнцевские! Я не мог рисковать своими людьми!
– Не мог? А что ты вообще за три года смог? Что у тебя есть? Кооператив?!
– А что, этого мало?
– Много. Если развиваться. А у тебя где развитие? Где новые цеха?
– Нам и этого хватает, – нахмурился Кит.
Определенно, он не чувствовал за собой никакой вины. Даже пацаны смотрели на него с осуждением, а ему хоть бы хны.
– А водка где? Почему ты этим не занимаешься?
– Занимались, потом закрылись. Опасно это. Да и невыгодно уже... Не надо на меня давить, Сэм. Я все делаю как надо. Мы подвал этот выбили, спортзал открыли, людей заняли. И живем себе тихо-мирно. Все люди при делах... Если кому-то не нравится, я никого не держу...
– В том-то и дело, Кит, что ты никого не держишь. Сколько у нас бойцов было? Три десятка? Четыре? А осталось сколько? Хорошо, если дюжина наберется.
– Не дюжина, а четырнадцать.
– Этого, по-твоему, много?
– Достаточно.
– Ты, я слышал, дом себе построил?
– Допустим.
– Себя ты не обидел. А пацаны от тебя уходят. Потому что ничего от общего дела не имеют. А это общее дело, Кит!
– Все с общака имеют! – отрезал Кит. – И ты в первую очередь. Грев тебе на зону откуда шел, не знаешь?
Гладко стелил Кит, и не подкопаешься.
– Кооператив наш хорошо работал. И в общаке у нас хорошие деньги, – продолжал Кит. – А дом я себе своими руками построил. Никого не нанимал, сам кирпичи таскал... И не надо на меня тут наезжать!
– Не понял. Нахрапу на тебя наезжать можно, люберецким на тебя наезжать можно, балашихинским тоже можно...
– При чем здесь люберецкие? При чем здесь балашихинские? Мы никому ничего не платим.
– А помнишь точки, куда мы водку развозили? С одной стороны там люберецкие все подмяли, а с другой – балашихинские... И Нахрап у тебя Алекса отбил. А у него банк. У него торговый дом. У него миллионы.
– Алекс нам ничего не платил. Какой нам смысл был за него стоять?
– Мог бы его на бабки поставить.
– Поздно было, – вздохнул Кит. – Солнцевские нас уже обскакали...
– А до солнцевских нельзя было?
– Так это же не наша территория.
Семен обвел пацанов удивленным взглядом. Ну, куда ни ткни, все у Кита шито-крыто. Да и сами пацаны не дергаются, хотя понимают, что Кит завел их бригаду в тупик. Видимо, их устраивает такая спокойная сытая жизнь. Большая часть пацанов ушла в дальнее плавание, и нагрузка на общак ослабла, а значит, на жизнь хватало всем. Может, и не вольготно им в этой тихой гавани, зато безопасно. И только Семен мог встряхнуть это болото. Что, в общем-то, нетрудно было сделать.
– Кит, ты не кит. Ты жук навозный. У тебя под каждой лапкой навоз. Мягко тебе и тепло. Дерьмецом, правда, воняет, но ты к этому привык...
Честно говоря, Семен не знал, как себя вести в этой ситуации. Можно было наехать на Кита, предъявить ему за ментов, которым он его сдал. Но уж больно тот мягко стелет. Скажет, что он здесь ни при чем, а доказательств у Семена нет. А вокруг свои пацаны, не враги какие-то, с которыми можно не церемониться. Их голыми предъявами не проймешь.
Впрочем, была у Кита больная мозоль, на нее Семен и надавил.
– Ты с Осмолом разобрался? – резко спросил он.
– Хотел разобраться, но не смог, – с сожалением развел руками Кит. – Не нашел его.
– А может, очко сыграло?
– Нет.
– А у Осмола не сыграло. И у Самокура тоже. И нож мне под ребро вставили. Еле выжил...
– Извини, – с досадой вздохнул Кит.
– И это все, что ты можешь мне сказать?
– Не все... Ну, не смог я развернуться. Не смог!.. Хотел, но не получилось. Не мое это!
– Что «это»?
– Слишком круто там все заварилось. Осмол этот, Нахрап... Не захотел связываться... Побоялся! – собравшись с духом, признался Кит.
– Дальше что?
– А дальше пусть братва решает. Если тебя рулевым поставят, слова не скажу...
Но братва не успела сказать слово. В кабинет ворвался взволнованный Ревень и сообщил, что солнцевские подъехали.
– Как приедут, так и отъедут.
Кит полез в ящик стола, достал оттуда кастет, насадил его на пальцы. Он был похож на фронтового офицера, который самовольно увел свою роту с боевых позиций и теперь готов ответить за это, с отчаяния и в одиночку бросаясь на вражеские окопы.