Шрифт:
Пролог
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
Я слушаю рокоты сечи И трубные крики татар.
Я вижу над Русью далече Широкий и тихий пожар.
А. Блок
Пролог
Из Кремля их повезли по Никольской улице Великого посада. Большая телега, которую тащили две низкорослые лошади, была окружена
На Кучковом поле, куда наконец дотащилась телега, высился свежесрубленный помост. Вокруг него стояла конная и пешая стража в темных кафтанах и блестящих шлемах с высокими навершиями, с мечами в ножнах и копьями в руках. По всему полю пестря разноцветными одеждами толпился московский люд: бояре и боярыни в опашенях [1]и летниках, ремесленники и торговцы в зипунах и кафтанах, бабы в сарафанах и душегреях, монахи в рясах и нищие.
На небе клубились тяжелые осенние тучи, моросил холодный дождь. Было серо, пасмурно и тоскливо. Народ замер в тягостном, настороженном молчании. Такого на Москве еще не бывало. Впервые на миру, на людях должна свершиться казнь. И не каких-то там разбойников-душегубцев, а одного из первых бояр московских — Ивана Васильевича Вельяминова, сына последнего московского тысяцкого, главы московской земщины Василия Васильевича, который умер несколько лет назад. Второй осужденный — Некомат, сурожанин [2], богатый московский купец, друг покойного тысяцкого. Великий князь Московский Дмитрий Иванович обвинил их в измене и приговорил к смерти.
И вот на Кучковом поле появились великий князь и его брат Владимир Андреевич Серпуховский с ближними
боярами. Велено было начать казнь. Некомата повели первым. Он шел, не сопротивляясь, едва передвигая ноги, в одной разодранной до пояса рубахе и дрожал от холода и страха. До самого помоста Некомат кое-как держался, но когда поп торопливой скороговоркой отпустил ему грехи, а подручные палача взялись натягивать на его голову мешок, заскулил на все поле, громко и протяжно. Раздался глухой удар топора, плаха окрасилась кровью...
Пришел черед Ивана Васильевича. Он шагал в окружении княжеских дружинников, высоко подняв голову, глаза его не отрывались от плахи. Быстро взошел на помост, оттолкнув плечами стражу, закричал громко:
Не за свою обиду я крамолу против князя Дмитрия ковал! Не потому, что не дал мне Дмитрий стать по праву московским тысяцким, когда преставился мой батюшка!..
На него набросились несколько человек, схватили, поволокли к плахе. Народ зароптал, в разных концах Кучкова поля заголосили бабы, толпа пришла в грозное движение. Стражники обнажили мечи, выставили копья.
На какой-то миг Вельяминов уже у самой плахи снова сумел вскочить па ноги, истошно воскликнул:
За права и вольности ваши, москвичи!..
Его повалили на помост, прижав лицом к доскам, крепко держали, пока поп читал молитву. Но, когда стали надевать мешок, он опять успел выкрикнуть :
За вас, москвичи, смерть принимаю!..
И тут какой-то чернобородый монах в надвинутом на глазах капюшоне, проскочив
Я с тобой, Иван Василич!
Богатырского сложения дружинник метнулся за ним, тяжелая рука камнем упала на плечо чернеца, схватила его, будто мальчонку.
Не дурствуй, отче, так и голову потерять можно.
Держи его крепко: должно, лазутчик вельяминовский! — заметил второй воин с большим шрамом через всю щеку. Но богатырь, что схватил чернеца, шепнул ему в самое ухо: «Беги, отче!..» — и незаметно оттолкнул в толпу...
Сверкнул взнесенный в руках палача топор — и окровавленная голова Ивана Васильевича Вельяминова скатилась на помост.
Отовсюду послышались негодующие возгласы, жалостливые восклицания, громкий женский плач.
Часть первая
ГЛАВА 1
Уже совсем рассвело, когда Федор выехал к берегу Оки. Под утренним ветерком шумел лес, в лучах солнца серебрились на листьях капли дождя. Барабанил по мокрой коре дятел, заливалась иволга. Река неслышно плескалась
опустынный берег, поросший ивами. Крутой склон не позволял спуститься к воде, а брод, которым дозорные вчера переправились через Оку, лежал дальше, вниз по течению.
Конь устал, не слушал поводьев. Всадник нехотя спешился, отпустил подпругу, засыпал из переметной сумы в торбу овес. Лишь после этого снял шлем и мокрый после ночного ливня кафтан, насухо вытер меч и кинжал. Не спеша развесил сушить на кусте орешника одежду, покусывая травинку, присел на поваленную буреломом сосну. На душе у Федора было неспокойно.
Накануне под вечер они с напарником видели ордынский отряд с проводником — боярином рязанским. Встревоженные порубежники решили разделиться — старший по дозору направился в разведку на полдень, Федор должен был возвратиться в Коломну, чтобы предупредить воеводу об ордынцах. Дозорные были из сторожевой станицы, которая несколько дней назад покинула город.
Минуло два года после Куликовой битвы, в которой русские рати под началом великого князя Московского Дмитрия Ивановича разгромили полчища Золотой Орды, возглавляемые Мамаем. По всем южным рубежам Московского княжества стали воздвигаться сторожевые укрепления — заслоны от набегов врагов. В острогах за частоколами и рвами располагалась дозорная стража. Два раза в месяц, не глядя на зной, мороз, распутицу, открывались ворота острогов, выпуская сторожевой отряд в тридцать-сорок конных воинов. Разбившись по двое, они направлялись нести порубежную службу. Иногда скрытно переправлялись через Оку — на правом берегу реки уже начинались земли великого княжества Рязанского, соперника Москвы,— это было связано с риском и доверялось только храбрым, надежным людям. Таким считался и порубежник Федор. Где только не приходилось ему сражаться с ордынцами! Под Булгарами, на Пьяне и Воже, с Мамаем на Куликовом поле. В Коломне, через которую лежал путь Федора, когда возвращался после Куликовской
битвы, он узнал, что в острог набирают охочих людей служить на порубежъе, да там и остался...
Отдохнувший конь зарысил вдоль берега, который становился более пологим. Пепельно-серые лишайники соснового бора сменились зеленым травяным ковром в ельниках. За ними, в крутой излучине,— брод. Однако Федор не торопился спускаться к воде — враги могли выйти к той же переправе. Только когда убедился, что берег безлюден, направил коня в Оку.
Жеребец зашлепал но мелководью и остановился — почуял глубину.