Заблудившийся звездолет. Семь дней чудес
Шрифт:
Боря ответил и поспешил к подъезду, потому что боялся сказать или сделать что-нибудь не так — сам потом рад не будешь. И вспомнил про Хитрый глаз: может, и улыбается только по его приказу?
— Как дела, Борис? — спросила вдруг старушка и, видя, что он не останавливается, вздохнула и с грустью сказала:
— Запомни: вырастешь, будешь в отъезде, и надолго, — не ленись писать домой письма…
Что это она?
Боря еще больше испугался и, не решаясь расспрашивать у нее, почему он должен будет не лениться писать,
«А Костик улыбнется?» — подумал он в лифте.
В их комнате был шум и гам: опять нагрянули сверстники брата.
Боря стал в дверях. Ребята лепили из пластилина большого, вставшего на хвост кита. Взбрело же!
— Уйти? — Голос брата прозвучал так мягко, на губах его застыла такая виноватая и неловкая улыбка, его приятели посмотрели на Борю такими чистыми понимающими глазами, что Боря ответил:
— Оставайтесь…
— А мы тебе не будем мешать? — спросил Костик. — Или ты хочешь позаниматься?
— Ничего-ничего, — сказал Боря. (Что это брат стал такой странный?) — Лепите…
Он ушел в комнату родителей с лодкой и стал оглядывать ее со всех сторон. Вроде в целости-сохранности: ни царапины на корпусе, ни ржавчины на винте, сверкает никелем, только несколько тоненьких, как волоски, водорослей опутало винт. Боря снял их. И снова ему захотелось открыть люки — и тот, в котором находится крошечный пульт управления, и тот, большой, который по приказу извне автоматически открывается под водой, чтоб выпустить ракету.
И опять не сумел. Видно, без Гены и лодка не поплывет, и лайнер не взлетит…
Скоро ребята ушли. Боря слышал, как Костик провожал их до лифта, потом вернулся и сунул в комнату голову.
— Борь, ты опять принес лодку?
— А что?
— Просто так. — Он посмотрел на Борю ясными, слегка жалеющими глазами, и это Боре не понравилось. — И как это Геннадий их мастерит?
— У него опроси. Ему лучше знать… Опять бегал к нему?
— Ходил… Знаешь, какой он замечательный! Однажды я сказал ему, что…
— Что у тебя с ним общего? — перебил брата Боря. — Разве ты товарищ ему?
— А он сказал, что от меня в технике больше толку, чем от Вовы, и я несколько раз помогал Геннадию… — И глаза Костика опять пожалели Борю. Почему?
— Поиграем в войну? — спросил у него Боря, но тут же раздумал: расхотелось. Как, бывало, уговаривал брата принять участие в игре, давал ему даже танки и артиллерию новейшего образца, а сейчас вдруг сам расхотел.
— Давай! — Глаза у Костика загорелись готовностью. Что это он?
— В другой раз, — сказал Боря. — Можешь идти… И не советую больше шататься к ним… Занялся бы ты разведением золотых рыбок… Купить тебе аквариум?
— Не надо, Боря… Я…
— Иди. — И тут же Боря постыдился своей резкости, потому что глаза Костика, как никогда, светились добротой и доверием.
Брат ушел, мягко, словно в укор ему, прикрыв за собой дверь, и Боря вздохнул.
Что это за новая кнопка? Надо ее остерегаться или нет?
На Костика она, можно сказать, не подействовала, а если и подействовала, то каким-то непонятным образом — сделала более обходительным, понимающим.
Позвонить бы Наташке — сразу бы все стало ясно. Но вернулась ли она с пруда? Да и как звонить ей после всего, что случилось…
И тут пришла мама, а часа через два и отец. Однако на родителей приборчик совершенно не подействовал. Правда, они улыбались больше обычного и как-то очень мягко, очень сдержанно, и глаза их смотрели на него открыто, внимательно и…, и слегка жалеюще. Да, да, в глубине их глаз, как и у Костика, появилась непонятная жалость к нему, и это опять очень задело Борю.
Что ж это получается? Всегда, как только люди попадали под Хитрый глаз, с ними делалось что-то такое, что внезапно отделяло их от него, и он вдруг переставал понимать их, а вот они его — не переставали, они еще больше понимали его. И это было мучительно…
ПРОПАЖА
Костик, как всегда, лег спать пораньше, Боря — часом позже. Укладываясь, он положил приборчик под подушку.
Боря долго не мог уснуть. Он ворочался, скрипел пружиной и все думал, думал: что ему теперь делать, как быть? Как вести себя с Наташкой, с Глебом, с Андреем, с Вовой?
Проснувшись, Боря по привычке сунул руку под подушку.
Приборчика там не было. Пальцы полезли глубже. Но и там его не было. У Бори перехватило дыхание. Он принялся шарить еще глубже — напрасно.
Упал? Разбился?
Свесив голову, Боря с тяжело бьющимся сердцем стал осматривать пол…, нет. Тогда Боря соскочил с кровати и сунул под нее голову… Пусто!
Лоб его покрылся испариной. Пропал? Но кто ж мог его взять?
Боря глянул на кроватку Костика. Брат спокойно посапывал, одеяло на его спине слегка сбилось, и виднелся краешек зеленой пижамы.
Боря сел и провел рукой по лбу.
И вдруг ему в голову пришла шальная мысль: а что, если ночью он так сильно ворочался, что направил на себя Хитрый глаз и нечаянно нажал годовой какую-то кнопку и она так повлияла на него, что приборчик стал невидимым?
Боря быстро поднял подушку — даже вмятины от приборчика не осталось.
А может, его и не было у него и все это чистейшая фантазия? Сон? Куда бы он делся иначе?
Из кухни доносился шум воды из крана — мама готовила завтрак, а из ванной легкое жужжанье электробритвы — отец брился у зеркала. Боря подпер кулаком подбородок. Как теперь быть? Что делать? Может, самые лучшие кнопки еще не были нажаты, кнопки, которые принесли бы все-все, чего пока что так не хватает ему…