Заброшенный
Шрифт:
— Ты слишком юн и неопытен. И, если бы я рассказал тебе всё, ты всё это время терзался чувством вины из-за того, что не можешь ничего изменить. Не было бы того глотка счастья, перед бездной отчаяния, в которую ты сейчас рискуешь упасть. Счастливым может быть лишь тот, кто верит, что он счастлив и не обращает внимания на все остальные «мелочи». В конце концов, чтобы сказка стала явью, необходимо в неё верить, и чем сильнее веришь — тем лучше. А сильнее и искренней чем твою по-детски наивную веру не возможно себе представить… Я не вправе был отнимать у тебя эту сказку… — Харас оборвал себя. Сколько бы он не успокаивал сам себя, меньше беспокоиться об ученике он не станет. Его самого понемногу терзало чувство вины. Орк прекрасно понимал, что мало что мог изменить в сложившейся ситуации, но ведь он
Чтобы спрятаться от своего внутреннего голоса, старый шаман постарался опять погрузиться в дела, которые, как хотелось ему верить, были слишком важны, чтобы отвлекаться ещё на какие-то тревожные мысли. Такой раздрай на душе сильно не нравился простому рубаке, которым по сути был Харас. «Так можно и приближающегося врага просмотреть», строго выговорил себе, как несмышлёнышу, старый орк. Сильно это не помогло, но немного полегчало, и он принялся за «неотложные дела». Нужно было ещё, как минимум, позаботиться о вещах ученика, чтобы ему не пришлось долго тут задерживаться. Не стоит бередить свежую рану…
Александр бежал вперёд, без оглядки, стараясь не думать ни о чём. Ему казалось, что проще упасть в разверзнувшуюся бездну, чем найти ответ на вопрос учителя. Он боялся этого ответа, подсознательно понимая, что каким бы он ни был — знание его, облегчения не принесёт, но может сделать ещё хуже. И он бежал, бежал от учителя, бежал от себя, бежал от своих мыслей. Александр не знал, что будет, когда он остановится. Он не хотел думать даже об этом.
Так ученик и бежал, пока его не остановило одно, до боли знакомое чувство — он ощущал ауру благодушности от растений, которая возникает когда в окрестностях в течении достаточно долгого времени находится эльф или группа эльфов. Так растения реагировали и на него, но он сюда только что прибежал. А это значит… Она жива!!! Эта мысль согревала душу Александру целых десять секунд, пока до него не дошла вся абсурдность этой идеи. И он споткнулся на ровном месте второй раз за неполную минуту.
«Тогда кто же это тогда?», задал он сам себе мысленно вопрос и огляделся. Местность была знакомая, до берега оставалось не больше ста метров, и было отчётливо слышно как бьются волны о редкие в этой части острова прибрежные скалы. Вопрос о причине подобного состояния растений не долго оставался без ответа. Освободившись от душащего чувства отчаяния, юный маг, наконец, заметил, что одна из его новых татуировок показывает близкое присутствие нескольких морлоков.
«На природников растения реагируют точно так же как и на эльфов. Как же я мог это забыть?!», посетовал сам себе Александр и поспешил на всякий случай укрыться. Хотя все морлоки находились сейчас в районе берега, рисковать не следовало. Мало ли что он мог проморгать, когда бежал как слон, ослеплённый своим горем.
Пользуясь всеми своими навыками скрытности в лесу, он осторожно стал продвигаться к берегу. Достигнув края прибрежных зарослей, он убедился в обоснованности своих опасений. Морлоков было не много, но они были не единственными присутствующими природниками — к ним прилагалось не менее тысячи сатиров. И это только по первым прикидкам.
В поле зрения юного мага попало семь морских судов. Правда, морскими их делали только размеры. По виду они больше напоминали баржи ходившие дома по Волге. При увеличении пропорций борта поднимались достаточно высоко, чтобы защититься от мощных морских волн. Для тех же целей, по-видимому, служили и наложенные на борта заклинания.
Сейчас с барж сгружали груз и складывали его прямо на берегу. Основная разгрузка велась через нос корабля, загнанный на песок пляжа. А часть принимали те самые морлоки, забираясь в воду и принимая груз через борт. Такой способ был более продуктивным, так как с задранного носа сложно спускать груз, а у низко сидящей в воде задней части корабля борт не высоко возвышался над уровнем моря. Но сатиры не являлись особыми любителями поплавать, поэтому водной разгрузкой занимались лишь морлоки, для которых вода являлась вторым домом.
Понять, что же привезли сюда сатиры, не представлялось возможным. Так как всё было тщательно упаковано. Александру удалось понять только то, что все доставленные вещи основательно зачарованы включая материал упаковки. Тут показало себя во всей красе его новое магическое зрение. Без него он ни за что не рассмотрел и десятой доли, что видел сейчас. «Понимать бы ещё значение всех этих наложенных чар», с досадой подумал ученик.
Так и не разобравшись с загадочным грузом, который, исходя из рассказов учителя, не мог быть ничем хорошим, перевёл своё внимание на сатиров. Одна их группа как раз приближалась к месту, где он прятался. Если бы сатиры не были известны своей «глухотой» к растениям, или среди прибывших был хоть один кобольд Александр постарался бы побыстрее отсюда убраться, но сейчас он чувствовал себя в полной безопасности, замаскировавшись как только мог, и спокойно разглядывал приближающихся сатиров.
Те чувствовали себя на берегу в полной безопасности. Об этом говори полное отсутствие патрулей вокруг места высадки. «Или я их просто просмотрел? Нет, не может быть. Тогда меня бы уже как минимум искали, и все тут были настороже. Но ни какой осторожностью тут и не пахнет. Видимо, у этого берега стойкая репутация места, куда не ступала нога человека». Подобные мысли позабавили юного мага. Одним своим существованием он полностью перечёркивал подобные представления.
Приближающаяся группа выделялась среди всех, находящихся на берегу, своим полным пренебрежением к возможным опасностям, которые могут исходить из прибрежных зарослей, ни один из них не бросил ни одного взгляда в сторону деревьев. Подобная небрежность объяснялась тем, что всё внимание сатиров было обращено на одного из них, который слушал окружающих, прикрыв глаза, и медленно шагал вперёд. Александр пригляделся к нему и не нашёл существенных отличий от тех сатиров, которых он видел на памятном Испытании. У него были всё те же ноги оканчивающиеся копытами, голени покрытые мехом; чуть ниже колена начинались штаны из непонятного и невероятно эластичного материала. Штаны были увенчаны массивным поясом, с такой же массивной бляхой, материал которой очень сильно был похож на камень. Ничем не прикрытый торс бугрился мускулами. Правда, их структура ничем не напоминало человеческую, кроме некоторого подобия симметричности, что указывало на сильные различия в анатомии. Вокруг левой руки было обвита чёрная полоса выглядывающая рукояткой у кисти. Наверняка, это было главное оружие сатиров-волохов — кнут. Причём происхождение этого кнута было родственным с луками эльфов и доспехами кобольдов. Эти кнуты обладали собственным разумом, и под управлением хозяина могли удлиняться до невероятных размеров, позволяя достать врагов на значительном для подобного оружия расстоянии. А учитывая то, что по пробивной силе они превосходили всё известное учителю оружие — они являлись самым страшным оружием ближнего боя в этом мире. Орки благодарили богов, что подобным оружием могли обладать лишь волохи сатиров.
Наконец, группа подошла достаточно близко, чтобы Александр мог расслышать слова их разговора, благо они говорили не в пример разборчивей кобольдов или морлоков. Это могло объясняться тем, что орки использовали в качестве учителей именно сатиров.
— …О Величайший из волохов нашего народа, вы совершенно правы. Но, к сожалению, час назад я уже послал несколько отрядов вглубь острова на разведку, и боюсь не смогу с ними связаться, чтобы предупредить. Эти треклятые деревья не способствуют нашей связи, они способны лишь источать этот противный запах, как будто мы какие-то там эльфы.
— Никчёмный, — резко как кнутом, ударил голосом сатир, возглавляющий группу. Хотя, почему как? Спустя лишь долю мгновения за словом последовал и кнут, незаметно размотавшийся и вскочивший в руку своему хозяину. Удар был страшен, он развалил жертву на несколько кусков сразу, рассыпавшихся по песку и активно пропитывающих его ещё тёплой кровью.
Александр чуть не присвистнул, когда посчитал количество хвостов на кнуте. Их было четыре! Целых четыре хвоста!!! Надо заметить, что у наиболее сильных волохов сатиров кнут мог иметь больше одного хвоста. Но четыре хвоста говорили, что умерший сатир не слишком преувеличивал возможности волоха, называя его «величайшим».