Забытая цивилизация в долине Инда
Шрифт:
Каждый город имел своё лицо, свою индивидуальность, свою атмосферу и свой стиль жизни. Он жил в ладу и согласии с реками и морем, которые омывали его, садами и рощами, которые окружали его, в нём было достаточно пространства для человека, который заботился и ухаживал за своим городом. Ритм жизни в таком городе был близок к природному, и человеку было несложно включиться в него и сочетать его с ритмом своего труда. Такой город можно было любить, в нём хотелось жить.
Древний город в отличие от наших современных городов был городом-государством, но государством не в современном смысле этого слова. Это была самостоятельная политическая единица, состоявшая из города с окружающей его территорией, которую возделывало население города и прилегающих селений. Город-государство мог включать в себя и несколько зависимых от него городов.
Город возникал не сразу. В предыдущей главе было показано, что раннеземледельческие поселения послужили основой для развития будущих городов. Таким образом, их становление и рост были естественным процессом. Ч. Редман
Прежде чем переходить к рассмотрению устройства протоиндийских городов, вернее, того, что от них осталось, нужно договориться о терминах и о том смысле, который мы будем в них вкладывать.
Когда речь идёт о древней городской цивилизации, чаще всего употребляются термины «город», «урбанизм», «урбанизация». Что же под этим понимается? Что отличает древний город от не-города, от сельского поселения? Для того чтобы отличить город от другого селения и выделить его, чаще всего используются количественные характеристики: число людей и плотность населения. Например, если в одном месте живёт пять тысяч человек, то это можно считать городом [61]. Но ведь в одном месте может скопиться и жить ещё большее количество народа, но не каждое такое место можно назвать городом. В то же время меньшее количество народа может образовать поселение, имеющее все признаки города. Значит, количественная характеристика — не бесспорный диагностический признак и тем более не главный, не отражающий сути города. Что же в таком случае отличает город от ещё или уже не-города?
Археологи и историки определяют это отличие по-разному. Чаще всего в качестве очевидного критерия существования города, а не простого поселения выдвигается наличие монументальной архитектуры — оно неоспоримо свидетельствует о том, что здесь жили люди, осуществлявшие организованный контроль над большими группами людей. Другим важным признаком городского уклада считается существование ремесленников — их кварталов и их продукции. Товары, производимые ими в изобилии, свидетельствуют о специализации труда, о социальной стратификации общества и о выделении более состоятельных групп населения. Для нормального жизнеобеспечения ремесленников и элиты нужны земледельцы, производящие продукцию в большем количестве, чем необходимо им самим и их семьям, т. е. дающие прибавочный продукт. И наконец, нужен социальный механизм, контролирующий производство и потребление излишков. Таким образом, город в протоиндийской цивилизации, как и во всякой другой, столь же древней, как она, был прежде всего формой социальной интеграции. По всей вероятности, это и есть главное, что отличает город от не-города, — его комплексный характер [57]. Об этом и нужно помнить прежде всего, пытаясь разобраться в устройстве протоиндийских городов — о комплексном характере их организации и о специфической форме интеграции.
Комплексный характер древнего города проявлялся во внутренней дифференциации общества и в специализации отдельных групп населения. Здесь была и своя политическая система, и экономическая структура, учитывающая местные условия, и различные органы производства и распределения. С одной стороны, число дифференцированных и специализированных ролей росло, и это усложняло социокультурную структуру общества. С другой стороны, более сложными и переплетёнными становились связи между этими специализированными группами. Организация их внутри определённой системы отношений едва ли была простой. Очевидно, что она отличалась от социальной организации архаических коллективов, существовавших в доисторическое время, которая базировалась на делении членов коллектива по половозрастному признаку и на соответствующем этому делению разделении труда. Между потестарной организацией, обеспечивавшей нормальное функционирование доклассового общества, и политическими организациями ранних государств с их зарождением классов лежит принципиальная грань. Она выражается прежде всего в том, что со становлением государства и последующим развитием цивилизации возникают новые формы политической организации, которая порождает отделённую от народа власть со своим аппаратом социального контроля. Важнейшую роль приобретает идеологическая сфера, синтезирующая традиционные верования разных этнических групп, участвующих в сложении ранних государств и населяющих города. Этот процесс нам неясен пока даже в самом общем виде, и изучение его затруднено многими обстоятельствами. Среди них едва ли не главным является специфический способ познания истории Востока, проистекающий из вульгарного применения историко-материалистического метода, когда история эта подгоняется под стереотипы Запада. При этом перевод восточных реалий на общепонятный язык обращается на деле в перенос европейских реалий на Восток; обращается внимание лишь на объединяющее «общее», а разъединяющее «специфическое» остаётся в полном небрежении.
Возвращаясь
Сохранившиеся остатки протоиндийских городов заставляют вспомнить о «божестве по имени катастрофа», о котором писал М. Блок, уже упоминавшийся на страницах этой книги: «Бесчисленные римские муниципии превратились в заурядные итальянские городишки, где археолог с трудом отыскивает скудные следы античности, зато извержение Везувия сохранило Помпеи» [5, с. 43–44]. Мы не знаем доподлинно, что вынудило жителей хараппских городов покинуть насиженные места, но если бы они этого не сделали, их постигла бы судьба римских муниципий, и они превратились бы в заурядные индийские деревеньки с домами, выстроенными из добротного доисторического кирпича. Покинутые людьми города простояли не одно тысячелетие, надёжно законсервированные толстым слоем песка. Сейчас раскопанные археологами руины брошенных городов опять находятся под угрозой уничтожения, теперь уже окончательного, и главные их враги — вода, прежде всего подпочвенная, уровень которой всё время поднимается, и соли, которые разрушают кирпичные стены с более неумолимой жестокостью, чем это сделали бы вражеские полчища.
Впрочем, до того как археологи пристально заинтересовались протоиндийской цивилизацией, интерес к ней проявили местные жители, потихоньку растаскивая прочные древние кирпичи для строительства домов в соседних селениях, и англичане, добывая балласт для строительства железной дороги, справедливо посчитав, что макадам, построенный из битого хараппского кирпича, будет и прочен, и дёшев.
Топография протоиндийских городов побуждает вспомнить высказывание французского философа Алена: «Города растут отнюдь не по воле завоевателей. Они, словно древесный мох, тянутся к воде». Действительно, реки с их капризным характером были главным условием, которое влияло на размещение хараппских городов. Важную роль играла оросительная способность рек и их навигационные удобства. Старались селиться так, чтобы находиться достаточно близко к культивируемым землям и достаточно далеко от затопляемых паводком площадей. Учитывали также плодородие почв и особенности климата, близость минеральных ресурсов и другие геоморфологические и биотические условия, а выбирать их и сообразовывать с человеческими нуждами древние люди умели, не в пример нам, разумно: ими руководил многовековой опыт и богатые эмпирические знания, а не воля отдельных людей, закладывающих город «назло» какому-нибудь соседу.
Далеко не последнюю роль играли в размещении городов торговые интересы, оборонительные соображения и отношения с соседями — окружающими город селениями и этносами. Так, Хараппа располагалась на важной для ирригации и судоходства реке Рави, в узле, где соединялось несколько традиционных торговых путей, соединяющих город с Северным Белуджистаном, Гиндукушем и Афганистаном — через Шортугай. Не менее удобно был расположен и Мохенджо-Даро — вблизи от богатых полезными ископаемыми Белуджистана и Раджастана, на удобных торговых путях и в то же время в плодородной долине Инда.
В большинстве хараппских городов торговые нужды выступали на первый план, и они становились крупными коммерческими центрами. Так, Рупар и Манда были построены как главные источники торговли гималайским тиком, Гумла и Рахман-Дхери — возведены близ районов, богатых минеральными ресурсами, Алладино был удобен как перевалочный пункт для сухопутной и морской торговли, Суткагендор и Лотхал — для каботажной.
Разнообразие ландшафтов, о котором говорилось в предыдущей главе, само по себе заставляет предположить неодновременное и неединообразное развитие отдельных локальных зон хараппской культуры. Однако археологи, исследовавшие её в первые десятилетия после открытия, оказались, очевидно, заворожёнными унифицированной системой мер и весов, единым стилем расписной керамики, одинаковым планированием городов, единой системой письма и одними и теми же печатями и статуэтками, найденными в разных районах протоиндийской цивилизации, и провозгласили тезис о внезапном, с эффектом неожиданного взрыва появлении городской цивилизации и о последовавшем вслед за этим длительном периоде застойного существования, без каких бы то ни было перемен и местного колорита. Этот тезис, кочуя из одной работы в другую, скоро обрёл силу неодолимой инерции и стал традиционным. Хараппская цивилизация обретала черты некоего доисторического мастодонта, лишённого развития, застывшего и неподвижного, вследствие этого обречённого на вырождение. Ей не оставалось ничего иного, как умереть, что она и сделала с помощью вовремя подоспевших арьев.
В последнее время эти взгляды пересмотрены. Возросло количество археологических находок, расширилась их география, разработаны новые методики — всё это позволило наметить новый подход и изменить интерпретацию археологических материалов. Теперь хараппской культуре не отказывают в наличии отдельных разнохарактерных зон, неодинаково и неодновременно развивающихся, в местном колорите, который окрашивает каждый район, отличая его от других. Теперь она производит впечатление яркого, своеобразного и полного жизни и игры организма, который родился на берегах Инда, вырос, возмужал, достиг зрелости, состарился и умер, как и положено всему живому. Проследить все периоды роста и увидеть их особенности во всём объёме и во всех деталях нам пока не удаётся.