Забытые заживо
Шрифт:
– Пять членов экипажа.
– Что? – недоуменно сощурился Гоша.
– Джордж, управлял катером второго класса тот самый официант, которому я заказывал сок. Полагаю, что это именно с ним и ругался Макаров. Я думаю, на острове оказались только те люди, чье присутствие здесь было необходимо экипажу «Кассандры».
– Почему вы так решили?
– Потому что я своими ушами слышал, как в ответ на просьбы некоторых пассажиров осмотреть остров им было сказано помощником капитана о невозможности этого. Места, мол, все заняты. Между тем лично я получил приглашение отправиться на остров спустя
Гоша в последний раз затянулся, раздвинул траву и вмял окурок в землю. Похоже, он был педантом.
– Я тоже был приглашен перед самым отплытием.
– Вот видите!
– Татуировка, – глухим голосом напомнил Гоша.
Донован оглянулся, словно находился в кафе, и, зачем-то стянув с головы шляпу, подвинулся к нему.
– Видите ли, мой друг, дело в том, что ладонь, на которой стоит крест, это знак организации, которая…
Дождавшись, пока закончится завтрак – двоим приятелям помимо пяти тунцов удалось взять в плен и прикончить шесть лобстеров, – Дженни сходила к океану, умылась, посмотрела на свое отражение в воде, подумала, стоит ли расстегивать еще одну пуговицу на блузке, и застегнула предыдущую. Удостоверившись, что теперь ее вид вполне соответствует предполагаемому характеру будущего разговора, она направилась в сторону от навеса. Она шла так, что ни один из пассажиров «Кассандры» не мог усомниться в том, что она не имеет никакой определенной цели.
Между тем цель была, и имела она мужские очертания. Эти очертания являли собой Франческо, который на ночь приходил к костру, а с рассветом поднимался и удалялся от остальных шагов на пятьдесят. Его и до высадки на острове не замечали в числе болтунов, а после смерти Адриано он замкнулся окончательно. На острове были люди, и был Франческо. С кейсом. Он выглядел как наблюдатель, который обязан документально зафиксировать финал этого путешествия. Между тем он был одним из них, и никто из присутствующих не мог правильно ответить на вопрос – тяготится он своим отчуждением, или же это привычный ему образ жизни.
После ссоры с Макаровым и появления пистолета, который Франческо вынул из своего пиджака, отношение остальных к нему ухудшилось, впрочем, об этом инциденте быстро забылось после ужасного случая с Адриано. А о том, почему у него оказалось оружие, никто не спрашивал. Каждый из нынешних островитян интуитивно почувствовал ту грань, которую сейчас нельзя было переходить. Иначе быть беде. Вторжение в личное пространство другого, если только он сам не пожелает раскрыться, как-то само собой попало в разряд моветона.
– Доброе утро, синьор Франческо, – улыбнувшись своей неповторимой улыбкой, приветствовала его Дженни. Подошла и уселась в двух шагах от него, справа. Пусть мужчина чувствует, что он поодаль. Если он этого хочет.
– Ох, как вы произносите «синьор». Лучше называйте меня мистером. И вам доброго утра, миссис Дженни.
Дженни не услышала в его голосе ни резкости, ни неприязни. С ней разговаривал вежливый человек.
– Мисс, – поправила она. Некоторое время они сидели молча, она отбирала у вздумавшего поиграть ее локонами ветра волосы, он просто сидел и смотрел туда, где виднелся шов мироздания – тонкий разрез меж водой и небом. Дав итальянцу привыкнуть к своему присутствию, Дженни наконец заговорила: – Скажите, Франческо, ведь вы священник?
Некоторое время он смотрел в океан, потом повернул к ней голову.
– Почему вы так решили?
– Я видела, с каким неистовым чувством вы каждый день молитесь перед могилой Адриано.
Франческо пожал плечами.
– Я молюсь за него, желая ему в другом мире участи лучшей, чем была уготована ему на земле. Это мой долг христианина. Но не всякий христианин священник. Произнося перед сном молитву, вы наверняка просите благодати усопшим близким, но следует ли из этого, что вы священник?
– Женщина не может быть священником, вы это отлично знаете. – Дженни заглянула в глаза Франческо. – Мне кажется, вы знаете это как никто другой на этом острове…
– Что вы хотите от меня?
Его глаза вонзились в ее переносицу. Он улыбнулся, оторвал взгляд, качнул головой, словно пьяный, и улыбнулся.
– У вас есть какой-то план, Дженни. А мне не хочется быть его заложником. С чего бы это вам на третий день нашего присутствия здесь ни с того ни с сего вдруг заговорить с самым неинтересным персонажем, когда вокруг столько интересных?
– Вы видите, как я молюсь перед сном?..
– Все молятся, – уклончиво ответил Франческо.
– Не понимаю, зачем вам скрывать свою принадлежность к церкви? – обеспокоенно произнесла она. – Именно сейчас. Когда всем трудно, именно вы должны стать нашим духовным пастырем. Я обратилась к вам, потому что… потому что…
– Потому что когда-то давно, очень давно, пастырь был частью вашей жизни?
В глазах Дженни качнулся страх. Она смотрела на Франческо, на лице которого не было и следа той загадочности, которой предваряют разоблачения все коварные провидцы. Было только спокойствие и уверенность.
Подняв камешек и взвесив его в руке, Франческо сжал кулак и посмотрел на пальму, чьи листья сухо шуршали под ветром.
– Не беспокойтесь, за каждого находящегося здесь я молюсь каждый день…
Дженни терла лоб ладонью, пытаясь избавиться от назойливых мыслей. Заставив себя справиться с овладевшим ею беспокойством, она решила вернуться к разговору, с которым пришла.
– Франческо, нам всем здесь трудно. Но есть человек, которому уже сегодня будет еще тяжелее…
– Гламур?
Дженни побледнела.
– Кто вы?.. – прошептала она, теряя уверенность в себе и превращаясь просто в женщину.
– Да, я думаю, ему будет нелегко, – подкинув камешек на руке, он бросил его в сторону воды. Недобросил, разумеется. – Но я не понимаю, чего в этой связи вы хотите от меня. Я ведь не нарколог.
Несколько минут, долгих и мучительных, доводя себя до экзальтации и пытаясь осмыслить суть их разговора, Дженни боролась сама с собой. Ей хотелось говорить, видеть реакцию на свои слова – она вдруг почувствовала непреодолимое желание разговаривать с этим человеком. Все равно о чем, хоть о приливе, но сейчас она могла говорить лишь о приливе изумления и своего смущения.