Забытый аромат

Дорош Елена

Конечно, можно было поискать информацию о Верстовском в Интернете, но залезать в компьютер хозяина, чтобы раздобыть сведения о нем же самом, Серафима считала неприличным, а своего не имелось. Да что компьютера! Даже телефон у нее был кнопочный и абсолютно допотопный. Хороший остался дома. У Дениса.

В конце концов, Серафима решила, что постепенно узнает Верстовского получше, ведь они общаются каждый день. Ну а то, что никаких развратных помыслов у него не имеется, она догадалась довольно скоро. Причем не только в силу почтенного возраста, который, с точки зрения Серафимы, давно поставил крест на сексуальных забавах. Буквально через месяц

совместного проживания стало ясно, что как женщина она котируется у него где-то между гужевой лошадью и серой полевой мышью. Серафима решила, что это к лучшему, и на сей счет совершенно успокоилась.

Поначалу все, о чем говорил Верстовский, было для нее сложным и непривычным, однако, когда год перевалил через зиму и стал потихоньку приближаться к весне, она заметила, что на фоне прибавляющихся в голове знаний стала лучше распознавать ароматы, различая, например, лимон и кожуру лимона или разные виды мхов.

Если и не получится из нее ученицы чародея, то уж, во всяком случае, в жизни тонкий нюх пригодится всегда!

Постепенно Верстовский учил ее азам своей профессии, и, похоже, кое-что начинало, как он сам говорил, «вырисовываться». Он был неплохим педагогом – раздражительным, нетерпеливым, но, несомненно, талантливым. Когда у Серафимы ничего не выходило, сразу начинал обзывать ее колхозной дурой, дубиной и чуркой с глазами. Серафима почти не обижалась, потому что именно такой себя и чувствовала, хотя умом понимала, что все не так плохо.

К тому же случались и приятные бонусы. Когда на Верстовского находил стих поговорить о парфюмерии, он прекращал ругаться, лицо становилось мягким и даже светлело. В голосе исчезали противные скрипучие нотки и слышалось что-то таинственное, волшебное, чародейское. Во всяком случае, Серафиме хотелось так думать.

Короче, жизнь понемногу обустроилась и даже как будто улучшалась и улучшалась.

Во всяком случае, жила она сытно, в тепле и делала то, что получалось у нее лучше всего.

Окна ее комнаты выходили на дорогу. Через нее за высоким глухим забором стоял остов недостроенного дома. Дом обещал быть солидным, в два этажа плюс мансарда, но давно пребывал в плачевном виде и понемногу превращался, как говорил когда-то папка, в «заброшенку».

Зимой в саду дел почти не было, только в теплицах, поэтому Верстовский загружал ее занятиями, порой довольно скучными. Особенно она тосковала, когда наступало время ненавистных химических формул. Серафима так мучилась и страдала от этой тягомотины, что мечтала хоть о каком-то развлечении для мозга и души. Хорошо было бы смотреть в окно на медленно летящий снег, пушистые сугробы, изгибы покрытых инеем ветвей… Да мало ли что можно увидеть, глядя в окно и попивая горячий чай с конфетой! Однако мрачный вид «заброшенки» не оставлял простора воображению. Серафиме только еще тоскливее становилось, да мысли всякие противные начинали в голову лезть. Например, о том, что теперь в ее доме живет Дениска со своей мадам. Неплохо, наверное, живет. Ремонт, поди, сделал, как давно хотел. А может, и не стал. Он ведь ремонт на денежки Серафимы планировал, свои вряд ли тратить станет. А может, он сдал дом тем узбекам, что собирались овец разводить. В этом случае в доме полно узбечек и узбечат, пахнет овечьей шерстью, кислой кожей и молоком. Или от овец молоко не получают, только шерсть?

Насмотревшись на грустный вид соседского дома, Серафима ложилась спать в плохом настроении и обычно немного плакала перед тем, как заснуть.

Но по весне

картина изменилась. За высоким забором вдруг наметилось явное оживление. Сначала туда-сюда стали ездить грузовики с разными стройматериалами, а потом застучало, завыло, затарахтело. Активная движуха привела к тому, что буквально за два месяца из унылой «заброшенки» дом превратился в симпатичное строение. Особенно хороши были большие окна и ярко-синяя крыша.

Вместе с домом повеселела и Серафима. Ведь у жилья всегда есть хозяева. А с ними можно подружиться. Ну или, на крайняк, просто познакомиться. Верстовскому это, наверное, не понравится, но пусть живет как хочет, а она от людей шарахаться не собирается! Проявлять особую прыть, конечно, не будет, но кивнуть при встрече с улыбкой или соли попросить – что в этом плохого? Чай, не в пустыне живем!

Ну а пока она с удовольствием наблюдала по вечерам за ходом работ и гадала, когда же все будет готово и появятся новоселы.

Впрочем, вполне возможно, хозяева уже тут. Вокруг дома ходило много всяких дядек. Возможно, среди них затесался и владелец. За работами наблюдает, например. Она даже пыталась его вычислить, но не преуспела. Мужики все были на одно лицо: пропыленные робы, потные загорелые рожи. Поди разберись!

А потом началась садово-огородная страда, и у Серафимы почти не осталось времени на отдых. Ясно, что и в окно пялиться стало некогда.

Она отвлеклась и про соседское строительство позабыла. Но однажды, зайдя в комнату, чтобы переодеться после того, как, ремонтируя поливочный шланг, вымокла до нитки, вдруг заметила, что стройка затихла. Выглянув в окно, Серафима увидела чисто выметенную территорию перед воротами и занавески на окнах второго этажа.

Вот это да! Въехали!

Вечером она убедилась, что новые соседи действительно заселились: в окнах горел свет, а из трубы маленького домика в углу участка валил дымок. Серафима открыла форточку и потянула носом. Баню топят. А дрова хорошие. Березовые.

Ну что ж, будем ждать, когда появится возможность познакомиться.

Но прошел месяц, а никого из соседей она так и не увидела.

Шипровая Серафима

Верстовский ждал, когда Серафима начнет не просто слушать и таращить удивленные глаза, а задавать осознанные вопросы.

Но девчонка молчала. Стеснялась тупицей показаться, наверное. Верстовский, хоть ему и не терпелось понять, что отложилось в этой колхозной голове, ждал.

– А почему людям нравятся одни духи и не нравятся другие? По-разному запахи чувствуют? – спросила она наконец.

– По-разному, конечно. Но ты упрощенно понимаешь. А причин тому миллион. Вот, например, знаешь, какие духи самые любимые у женщин бальзаковского возраста в России?

– Красная Москва!

– Ну загнула… Эти леди давно почили в бозе. Бери чуть ближе. Дамы совкового разлива ценят в парфюме воспоминания. А какие воспоминания у них общие? Во-первых, шесть соток в садоводом кооперативе на выселках, а значит, запахи травы, мяты, свежего огурчика и ягод. Ведь так? Кстати, аромат красных ягод от розового перца. Во-вторых, Новый год с … чем?

– Сгущенкой и копченой колбасой?

– Балда! С мандаринами! Новый год в СССР пах цитрусовыми!

– Точно. Как я могла забыть!