Забытый Богом парк
Шрифт:
На опушке в избушке
Живут старушки-болтушки.
С каждой сказанной строчкой он твердым импульсом нажимал на грудь дочери.
У каждой старушки лукошко,
В каждом лукошке кошка,
Кошки в лукошках шьют старушкам сапожки.
Лицо Алены оставалось безжизненно бледным. Ее тело не двигалось.
Появилась Вика с лекарством. Оно тут же было введено. Вика отбросила шприц, небрежно махнув рукой в сторону. Она сжалась в клубок, поджав руками свои колени. Ее трясло в припадке страха, отчаяния, боли, и Бог еще знает каких
Охотник продолжал реанимационные действия. Он не помнил, когда последний раз плакал. Наверно, это было в далеком детстве, лет в пять. Но сейчас это не важно. Если его дочь не справится, он утонет в собственных слезах.
Спустя минуту вечной борьбы, Вика бросилась на Охотника, оттаскивая ее за плечи.
– Прекрати, все, ее нет, ее больше с нами нет, хватит!
– Сквозь осколки собственной души кричала Вика, - Оставь ее тело, прекрати!
Охотник, издав режущий звериный вопль, со всей силой оттолкнул жену. Вика отлетела в сторону детского кресла.
Еще минута. Охотник массажировал грудь своей дочери, пуская воздух в ее легкие. Он знал, его дочь справится!
Когда надежда начала угасать, а последний луч веры начал блекнуть, отец, истощая последние ресурсы своего сознания, со всей силы ударил кулаком в грудь Алены, неистово веря в то, что его душа сможет вырваться из тела, и отдаться на растерзание всем чертям, лишь бы Алена вернулась в этот мир.
Голубые губы Алены жадно вдохнули воздух. Она начала лихорадочно кашлять, а из ее носа потекла кровь. Ее руки ожили и подтянулись к груди, коленки поджались, голова зашевелилась.
– Алена! Алена! Как ты? Что чувствуешь?
– Охотник оцепенел.
– Дочь моя! Ангел мой!
– Прокричала Вика. Она вскочила на ноги и кинулась к дочери.
Алена не отвечала. Ее прежде бледное лицо теперь налилось кровью. Из носа текла кровь, температура ее тела стремительно поднялась.
– Что с ней сейчас!?
– Сказала Вика.
– Вероятно передозировка лекарством! Где носит скорую!?
Охотник схватил телефон. В тот же момент зазвонил домофон. Вика побежала открывать.
Охотник прислонил указательный палец к шее дочери. Он почувствовал сильнейший аритмический стук. Сердце колотилось из последних сил.
– Пппааппочка - Неожиданно сказала Алена
– Что, жизнь моя!? Потерпи еще! Потерпи!
– Не ругайтесь с мамой!
– Исковеркано, на сбитом шипящем придыхании, проговорила Алена.
– Конечно дорогая, ты только потерпи!
В комнату ворвался врач. Он тут же оттеснил отца от дочери и принялся к осмотру пациента.
– Что кололи?
Охотник назвал точные параметры лекарства.
– В каком количестве?
– Два укола за две минуты! Еще утром делали укол.
Врач негодующе посмотрел на Охотника.
– Вы сдурели!?
– Ситуация обязывала! Сделайте уже что ни будь!
Врач
Вика и Степа сидели на кровати в спальне. Вика крутила в своих руках серебряный браслет.
Она перенесла сильный стресс, ее мысли унеслись далеко за пределы комнаты, и единственное, о чем она могла сейчас думать, это о дочери.
Охотник потирал контуры своих бровей. Он был бледен, его губы ссохлись, а пальцы правой руки тряслись.
– В какую больницу ее увезли?
– Нарушил тишину Охотник.
– Сотая.
– Это больница рядом с Забытым Богом парком?
– Да.
Пауза.
– Этот приступ из-за нас. Из-за нашей ссоры.
– Растянуто сказал Охотник.
– Я уже догадалась.
– Когда ты ушла открывать домофон, она мне сказала кое-что.
– Что именно?
– Она попросила нас больше никогда не ругаться. Я дал ей слово, что этого больше не будет.
– Это невозможно!
– Даже ради нее!?
– Ты, видимо, забыл? Степа, вспомни, почему она родилась такой? Или мне самой припомнить?
– Я помню...
– Это ты в ту ночь напился до чертиков! Это ты избил меня до полусмерти! А я ведь носила нашу дочь!
– Она не кричала, но и не шептала. Ее голос был спокоен и суров.
– Виктория, я не могу изменить прошлое! Прости, прости, прости! Я сожалею! Я проклял себя за это! Что я могу еще сделать!?
Разговор вновь перешел на повышенный тон, - Собрать вещи и исчезнуть! Забыть нас! Ты спасешь ее жизнь! Наша дочь страдает из-за нас! Нам нужно разойтись, тебе нужно уйти!
– Эта девочка - моя жизнь! Мой смысл жизни! Мое все!
– Охотник вскочил с кровати и начал агрессивно размахивать руками.
– Почему бы тебе не убраться из нашей жизни! Он любит нас одинаково, почему ты решаешь, что должен уйти я!? Это ты собирай свои шмотки и проваливай! Я некуда не уйду!
– Тогда ты сдохнешь, как последняя псина! Ты понял меня!? Ради спокойствия нашей дочери ты исчезнешь в любом виде! Она не будет видеть наши с тобой ссоры, так как тебя просто не станет!
– Ах вот ты как заговорила, сука!? А как тебе это!
– Он со всей силы ударил ее кистью правой руки. Вику отбросило через кровать на пол.
Он стал приближаться к ней. В его глазах горел огонь, он не отдавал отчета своим действиям. Охотник замахнулся еще раз, но затем испуганно остановился. Перед его грудью просияло длинное лезвие. Вика, поднявшись на колени, выставила кортик прямо по направлению к солнечному сплетению Охотника. Он замер.
– Двинешься еще на один сантиметр, и я проткну тебя насквозь!
Он посмотрел на острое лезвие, на красную рукоятку кортика. Охотник сделал два шага назад. Как будто опомнившись, он посмотрел на свои руки, затем на Вику, затем снова на свои руки. Глаза его налились кровью. Руки тряслись.