Забытый князь
Шрифт:
– Да! – согласился Василий, поднимаясь. – Тогда в путь. Куды пойдем? Я тута в твоем степу и дороги-то не найду. Хде Сарай-то? – спросил он.
– Сарай? Да он в той стороне. – И Алберда показал на юго-запад.
– Че, пошли? – И Василий шагнул в указанную сторону.
– Не туды, – остановил его Алберда, – а пойдем туды, – и показал на север.
– Че так? – удивился Василий.
– А они знают, че нам туды надоть. Вот и поскачут.
Они шли ходко. Алберда рассказывал тайны степи: как ориентироваться по звездам ночью, днем – по солнцу, по разным приметам. За разговором ночь пролетела быстро. Похолодало,
А под утро, взмокшие и уставшие, они присели отдохнуть. Василий тут же заснул.
– Эй, ты, – окликнул его Алберда, – держи.
Парень не откликнулся, и он вынужден был его толкнуть.
– Ешь, – сказал Алберда, подавая ему хлеб и вяленое мясо.
– Хорошо! – удовлетворенно сказал Василий, поев.
– Тише! – насторожился Алберда.
Он приподнялся и стал пристально оглядывать все вокруг.
– Ты че? – подвигаясь к нему, спросил Василий.
– Вродив, лошади. Пошли посмотрим, – и, согнувшись в три погибели, двинул вперед.
Через сто шагов они увидели лощину, а в ней несколько оседланных лошадей.
Сколько они ни смотрели, хозяев коней не увидели.
– Я пройду туда, – Алберда показал на заросшее кустами место, – а ты принеси хлеба.
Обследовав кусты, Алберда и там никого не нашел. Увидев крадущегося к нему Василия, поднялся во весь рост и крикнул:
– Подымайся, тута никого нет. Кони эти без хозявов.
– А где они? – спросил подошедший Василий.
Алберда пожал плечами:
– Погибли хде-то в степу, – кивнул на лошадей, сказал: – Пошли. Только осторожно. Дай-ка кусок хлеба.
Он взял хлеб и разломил пополам.
– Они должны его знать. – Глазами он показал на свой кусок хлеба.
Василий понял, что полуодичавших коней надо чем-то привлечь. А то сорвутся, только их и видели.
Почуяв хлебный запах, лошади тотчас направились к ним. Василий, поглядывая на друга, как тот осторожно подходил к коню, приговаривая: «Мой хороший…», стал делать то же. Вскоре мягкие теплые губы брали с ладони кусочки хлеба. Незаметно Алберда овладел уздечкой. То же сделал и Василий. Поправив седла, они оседлали лошадей.
– Теперь можно ехать и в Сарай, – заявил радостно Алберда.
В город они въезжали поздним вечером. На одном из перекрестков Алберда остановил коня.
– Ну, мне сюды, – и показал налево, – а те сюды…
Перед расставанием они обнялись и разъехались.
Ворота его хором были еще не заперты. А двор был пуст. Василий никого не стал звать, спрыгнул с лошади и отвел ее на конюшню. Сам проследовал по проходу до поварни. Когда он вошел туда, повариха, что-то резавшая ножом, увидев княжича, испугалась так, что нож выпал из ее рук и вонзился в пол. Василий поднял его, положил на стол и попросил, чтобы его покормили.
– Да-да, щас, – пугливо ответила женщина и принялась собирать на стол. Появились блины, пироги, каша. Василий, разделавшись с едой, выпил еще холодного молока и пошел к себе. Сев на лежак, он стащил ногами чувяки и рухнул на постель. Проспал княжич почти двое суток.
Все это время, с утра до поздней ночи, у дверей толкался Кошка. Ему было, что сообщить княжичу. Пришла весточка из Москвы. А разбудило Василия громкое лошадиное ржание. То жеребец обхаживал кобылу и пел ей свои лошадиные серенады. Василий вскочил
– Эй! – громко крикнул он. – Есть хто-нибудь?
– Есть, княжич, – раздался за дверью знакомый радостный голос.
– А, боярин? – проговорил он. – Вели мня накормить. – И добавил шутливо: – А-то тя проглочу.
– Бегу… княжич!
Пока собирали на стол, княжич взял первого попавшегося служку и повел за собой во двор. Подойдя к колодцу, он велел набрать шайку воды и облить его с ног до головы.
В едальню он вошел, расчесывая пятерней свои мокрые волосы, с улыбающимся свежим лицом. Боярин, видно было по столу, постарался.
– Садись со мной, Федор Андреевич, – княжич назвал его по имени и отчеству впервые за все время пребывания на чужой земле.
Видать, хоть малым, но угодил. Василий налил из кувшина, стенки которого покрылись водяными каплями, большой бокал студеной колодезной воды и без отрыва выпил.
– Ух! – когда кончил питие, выдохнул он.
Затем, обводя глазами стол, увидел зажаренного гуся. Он взял его, разодрал пополам и принялся уминать одну из половинок. Боярин, посмотрев на Василия, положил себе жаренного в сметане, поковырялся в каше. Есть ему не хотелось. Он поглядывал на княжича, выбирая время, когда можно будет прочитать послание великого московского князя. Оно хранилось у него на груди. Посчитав, что момент удобен, он обратился к княжичу:
– Вели, княжич, прочесть те послание, че прибыло из Москвы, – и сунул руку за пазуху.
Он осторожно достал послание, разгладил на столе рукой и стал читать, отставив подальше от глаз:
– «По божьей воле и по нашей любви, божьею милостью, се яз князь великий Димитрий Иоаннович, московский и новгородский, и ростовский, и суздальский, и… иных, пишу тебе, сын мой Василий, и большим боярам Федору Кошке, да Ивану Квашне, да боярам Всеволож Димитрию, да Андрею Серкизовичу. С чевой-то хан потребовал с тебя, Василий, такую деньгу? Их в княжестве пока нету. Хан забрал нашу казну, пограбил и пожег многие города, народ голодует. Каждую копейку отдаем ему. Пущай скорее строются. А иначе потянут по другим княжествам. Потерпи, сынок, Богом тебя заклинаю. А деньгу буду собирать и за тебя отдам. Дай срок. Кланяются тебе твоя матушка и братцы».
Княжич слушал, а лицо его суровело.
– Так. – Он отодвинул еду.
Ничего не сказав, поднялся и пошел. Кошка посмотрел ему вслед, пожал плечами, сложил княжеское послание и пошел за Василием. Но того уже не было в проходе. «Куды так быстро убег?» – подумал Кошка и вернулся к себе.
А Василий направился к другу. Сообщение о том, что задерживается его выкуп, не сильно расстроило княжича. Он понимал, что ему, если что-то не предпринять, придется жить здесь долго.
Влетев в алберданский шатер, Василий застал там только старика. Потеревшись с ним щека о щеку, он спросил, где его «сынок».