Забывший имя Луны
Шрифт:
Со временем от присутствия Дуры обозначилась даже некая польза. Каждого посетителя она встречала звонким лаем, причем чувствовала его еще на подходе к квартире, безошибочно отличала своих от чужих, и не брехала попусту на тех, кто проходил мимо.
– Какой-никакой, а сторож, – удовлетворенно говорил Млыга, подкидывая Дуре лакомый кусочек прямо со стола (Тимоти этого терпеть не мог и брезгливо поджимал ноги, когда Дура касалась его безволосым боком). – Глядишь, и оборонит от лихого человека. Предупредит, по крайности…
В один из хмурых вымороженных дней, когда никуда не хочется идти, и только оранжевые язычки пламени в печке
– Почему так? – спрашивал Кешка у Тимоти, признанного интеллектуала каморы.
– А потому, что рассчитано на придурков, вроде тебя, – злобно крысился Тимоти.
– Я запомнил, – ничуть не обидевшись, возражал Кешка.
– Ну значит на тех, кто еще глупее.
Такой оборот Кешке даже льстил.
Как всегда неожиданно, сломанной тенью на пороге воздвигся Алекс.
На Кешку он почти не смотрел, лишь скользнул брезгливым взглядом по лысой спине Дуры и чуть удивленно приподнял брови.
– Ну как Придурок, обжился? – обращаясь к Тимоти, быстро спросил он, едва заметно ответив на приветствие имеющихся в наличии насельников.
– Да вроде бы… – с сомнением протянул Тимоти. Кешка мигом уловил, что сомнение Тимоти фальшивое. Почему-то ему не хочется говорить Алексу правду. Почему? И почувствовал ли это Алекс?
Видимо, почувствовал, слегка пожал плечами и обернулся к Бояну.
– А ты что скажешь, старик? Вспомнил, на кого Придурок похож?
– Нет, Алекс, не вспомнил, память стариковская… А обжился он внятно. Сроду я не видел, чтобы придурки так быстро обживались. Знаешь, мне что иногда кажется, – Боян заговорщицки подмигнул Алексу. – Что Придурок-то поумнее нас всех будет…
– Косит под дурку, что ли? – недоуменно переспросил Алекс.
– Да не то чтобы косит, – Боян явно подбирал слова. – Но уж как-то он очень быстро… вписался…
– Алекс, он же в лесу жил, – перебил старика Тимоти. – А теперь наверстывает, развивается…
Кешка переводил взгляд с одного собеседника на другого, не меняя положения головы. Чем меньше движений, тем меньше нежелательного внимания. Он чувствовал, что Тимоти вроде бы защищает его. Но от кого? От Алекса?
– Пусть завтра придет ко мне, на Разъезжую. В четыре. Тимоти, ты его приведешь. И чтоб без фокусов. Понятно? – Тимоти кивнул.
Уже уходя, Алекс, не оборачиваясь, кинул через плечо:
– Ничего с ним не сделается. Даром я его кормлю, что ли? – снова наткнулся взглядом на притихшую Дуру, передернулся от отвращения. – А вот эту падаль… – оборвал себя на полуслове и вышел, аккуратно, без стука, прикрыв за собой дверь.
Кешка вышел на кухню. Когда думал или делал что-нибудь, он, как и большинство диких зверей, не выносил чужого участия. Даже пристальный взгляд мог расхолодить его и чуть не вполовину уменьшить выход готового
Впервые уловил Кешка то, чего раньше по умолчанию не понимал, или не допускал себя понять: именно Алекс зачем-то кормит и содержит его. Зачем ему это нужно? И второе: Алекс ненавидит Дуру. И это странное распоряжение Тимоти – привести Кешку. Почему сам Алекс не взял его с собой? О чем, собственно, он спрашивал насельников? Какой ответ получил? И, наконец, самое главное – не пора ли ему, Кешке, прихватив Дуру, бежать из гостеприимной каморы? Пока неопределенная неизвестность не обернулась определенным худом? – так или приблизительно так думал Кешка и не находил ответа на свои вопросы. Как всегда, не хватало информации. Сами мысли представлялись ему похожими на газовый огонек: постоянно бегут и все же не могут сдвинуться с места. Голову разломила знакомая трескучая боль, которая приходила всегда, когда он изо всех сил старался что-то понять или вспомнить. Кешка сжал виски руками и подавил стон, готовый сорваться с вмиг потрескавшихся губ.
И решил в конце концов тоже как всегда: посмотрим, как дело обернется. Узнать – всегда интересно, а сбежать… сбежать можно и от Алекса – в этом Кешка почему-то был уверен.
Глава 12. Гуттиэре
(Кешка, 1994 год)
Свет дня уже почти угас, когда Тимоти провел Кешку сумрачными, похожими на трещины в камне улицами, и молча указал на широкий, настежь распахнутый рот подъезда. Кешка изготовился подниматься, но Тимоти, также не говоря ни слова, распахнул неожиданно опрятную дверь в подвал, тускло блеснувшую в полутьме латунной ручкой и неясной для Кешки вывеской, и ввел мальчика в светлый, дочиста отмытый, нежилой коридор.
– Иди, – буркнул Тимоти и несильно толкнул Кешку между лопатками. – Спросишь Алекса. Дальше он сам скажет.
Немногословность обычно разговорчивого Тимоти насторожила Кешку больше, чем само место, в которое он попал. Такие места он уже видел и нюхал. Он ходил в них вместе с Поляком и именно там не слишком ясные для Кешки люди зачем-то ворочали всякие железные штуки, махали руками и ногами и бежали на месте. Все эти люди характеризовались сильным звериным запахом и умеренной опасностью, которую, впрочем, они явно оставляли за порогом набитого железяками зала.
В зале, куда привел Кешку Алекс, никаких железяк не было. Были шершавые стены, на одной из которых почти под потолком висело овальное зеркало (Кто ж в него смотрится? – мимолетно удивился Кешка), приятно пружинящий под ногами пол и запах электричества, который Кешка выучил уже в городе. Запах исходил от невидимых ламп, прятавшихся где-то в стенах и потолке. Само электричество представлялось Кешке большим желтым кошачьим зверем, с огромными когтистыми лапами и мягкой неслышной походкой. В том, что когти электрического зверя весьма остры, хотя и не оставляют следов, он уже успел убедиться. Когда Кешка как-то спросил насчет электричества у «близнецов» и рассказал про зверя, Валек, отличавшийся своеобразным остроумием, сначала долго смеялся, а потом заверил Кешку, что, если сунуть в розетку какой-нибудь металлический предмет, например, гвоздь, то потревоженный электрический зверь тут же выскочит и предстанет перед изумленными наблюдателями во всей красе. Кешка отыскал гвоздь, вооружился на всякий случай ножом и попробовал…