Зачем их звать обратно с небес?
Шрифт:
— Кто этим станет заниматься, — сплюнул Гиббонс. — Да в памяти, наверное, и не все сохраняется. Но, если тебя это так волнует, я готов уберечь твое доброе имя. Скажу, что узнал про книгу уже после твоей смерти.
— За отдельную плату, конечно.
— Дэн, — расстроился Гиббонс, — ведь ты сам сказал, что мы были друзьями. «За отдельную плату…» Друзья так не говорят. Я бы сделал это по дружбе.
— Да, еще одно, — вспомнил Фрост. — Кто издатель?
— Этого я тебе не могу сказать.
— Но как
— Погоди, Дэн, подумай. Немедленный ответ мне не нужен. Давай встретимся ровно через сутки.
Фрост покачал головой:
— Сутки мне не нужны. Все решено.
Потрясенный Гиббонс остекленело вытаращился на Фроста.
— Я навещу тебя. Ты передумаешь. Четверть миллиона! Ты встанешь на ноги!
— Не могу… — Фрост поднялся. — Ты можешь, а я — нет.
И он не может, подумал Фрост.
Гудение в мозгу утихло, и на его место пришло кое-что похуже — холод испуга.
— Скажи Маркусу, — начал он было, но передумал. — Нет, не говори ему ничего. Маркус сам разузнает. Он понизит тебя в чине, Джо, не забывай. Поймает как-нибудь…
— Дэн! — возопил Гиббонс. — Ты о чем? Что ты хочешь сказать?!
— Ничего, — отмахнулся Фрост. — Абсолютно ничего. Но на твоем месте я бы пустился наутек немедленно.
9
Через полуоткрытую дверь канцелярии Никлос Найт увидел, что в церковь украдкой, почти испуганно вошел человек, обеими руками прижимая к груди шляпу.
Найт ласково улыбнулся — церковь была человеку в новинку, он чувствовал себя неловко и осторожно передвигался по храму, глядя по сторонам так, словно что-то неведомое угрожало ему из темных ниш.
Но в нем чувствовалось и почтение: казалось, он искал убежища или утешения. И это было непривычно — сюда приходили уверенные в себе люди, твердо знающие, что не найдут тут ничего, заходили, лишь отдавая дань обычаю.
Глядя на этого человека, Найт ощутил, как в глубине души что-то шевельнулось, и нахлынуло чувство, о котором он давно забыл — жажда милосердия, пасторского сострадания.
Пасторское сострадание, вздохнул он. Kому теперь это нужно? Первый раз это чувство пришло к нему еще в семинарии, первый и последний — в жизни оно оказалось лишним.
Найт осторожно приподнялся и тихо ступил под своды храма.
Человек уже дошел до алтаря и, отойдя в сторону, присел на скамью. Прижимая по-прежнему к груди шляпу, он сидел выпрямившись на самом краешке скамьи и глядел прямо перед собой, огни свечей с алтаря мягкими бликами отражались на его лице.
Он долго сидел неподвижно, словно не дыша. Найту, стоящему в проходе, показалось, что он уловил боль, скрытую в этом напряженном выпрямленном теле.
Потом человек поднялся и, продолжая прижимать шляпу, направился к выходу. За это время — Найт был убежден — ни единый проблеск
Человек, пожелавший обрести здесь что-то, теперь уходил, ничего не найдя и, возможно, полагая, что не отыщет этого уже никогда. Найт последовал за ним к выходу.
— Друг мой, — мягко произнес Найт.
Человек замер и обернулся, страх отразился на его лице.
— Друг мой, — повторил Найт, — могу ли я чем-либо помочь вам?
Человек пробормотал что-то, но с места не двинулся. Найт подошел к нему.
— Вы нуждаетесь в помощи, — сказал он проникновенно. — Я здесь затем, чтобы вам помочь.
— Не знаю, — запнулся тот. — Я увидел, что дверь открыта и вошел…
— Двери всегда открыты.
— Я подумал… Я надеялся…
— Мы все должны надеяться, — изрек Найт. — Все мы веруем.
— В том-то и дело. — Человек взглянул на него. — Я не верю. Как люди обретают веру? И во что они верят?
— В вечную жизнь, — сказал Найт. — Мы должны верить в нее. И еще во многое другое.
— Но ведь она и так есть, — человек неожиданно разразился грубоватым смешком. — Вечная жизнь у нас в кармане. Что в нее верить?!
— Не вечная жизнь, — поправил его Найт, — но лишь долгая жизнь. А кроме долгой, есть и другая, лучшая, совершенно иная.
— Вы верите в это, пастор? Вы ведь пастор?
— Да, пастор. И я верю в это.
— Тогда какой смысл в долгой? Не лучше ли…
— Не знаю, — покачал головой Найт. — Не могу претендовать на знание. Но и не сомневаюсь в намерениях Господа, допустившего ее.
— Но зачем Ему это?
— Затем, наверное, чтобы мы более подготовленными встретили ее конец.
— Но они говорят, — усмехнулся человек, — про вечную жизнь. О том, что умирать не придется. Какая же тогда польза от Бога? Зачем тогда еще какая-то жизнь?
— Что же, — рассудил Найт, — возможно. Но ведь это бессмертие может оказаться вовсе не тем, чего мы ждем, и нас ожидает отчаяние.
— А вы, пастор, как?
— Что? Я не понял.
— Какая жизнь нужна вам? Вы полезете в холодильник?
— Но, собственно…
— Ясно, — хмыкнул человек. — Всего доброго, пастор, и благодарю вас за заботу.
10
Фрост тяжело поднялся по ступенькам, вошел в свою комнату, закрыл дверь и повесил шляпу на крюк. Устало рухнув в старое, протертое кресло, он огляделся по сторонам. Впервые нищета и убожество комнаты бросились ему в глаза. Кровать в одном углу, плитка и шкафчик с продуктами — в другом. Истертый, местами в дырах, ковер едва прикрывал прогнивший пол. Небольшой стол перед единственным окном — здесь он ел и работал. Несколько стульев и узкий комод, открытая дверца платяного шкафа. Вот и вся обстановка.