Зачем
Шрифт:
– Хочешь, расскажу завтра, кого видел во сне, и даже портретик нарисую? Побродим денек со мной - увидишь...
Согласился Павел Иванович, хоть и хмыкнул недоверчиво.
– Знаешь, Коля, ненаучно как-то это получается. Выходит,
что
еще не наступило? Нет его еще - а значит, и знать мы о нем не можем. К врачу бы тебе обратиться, Коля...
Промолчал Николай, пошел готовить постели. Вернулся в комнату, тронул Павла Ивановича за плечо.
– Меня другое волнует, Паша, Зачем все это? С какой целью? Для чего руки-ноги - понятно. Зачем я думаю - тоже, вроде, ясно. Но это зачем? Тебя чтобы встретить? Так для чего тогда все эти бабки, продавцы в магазинах, просто прохожие, которых я знать никогда не знал и никогда не узнаю, хоть и встречаю?
Вот в чем загвоздка...
– М-да-а...
– протянул задумчиво Павел Иванович.
Долго ворочался с боку на бок Николай Петрович, все никак не мог заснуть. Загремели первые, бодрые с утра трамваи, а он лежал, с тревогой прислушиваясь к боли в груди. Наконец заснул и сразу увидел незнакомое девичье лицо, мелькнувшее на мгновение и исчезнувшее. А потом приснилось ему что-то страшное и он проснулся, отбросил душившее одеяло, встал. Друг Паша спокойно спал на диване, похрапывал. Он подошел к столу, сел, морщась, потирая грудь, все старался вспомнить, что же такое страшное разбудило его. И вспомнил. Темнота. Мелькнуло девичье лицо и исчезло - и навалилась темнота, лишенная всяких образов. Глухая темнота, пугающая, безжизненная.
Нашел он лист бумаги, карандаш, и нарисовал это незнакомое молодое лицо, как и обещал другу Паше. Получилось как будто бы похоже, только никак не вспоминалась прическа - мешало что-то, словно волосы были закрыты платком или шляпкой, фасон которой ускользнул из памяти.
Посидел он немного у стола, раздумывая, куда же поведет сегодня
Пашу, - и боль в груди немного отпустила. Снова лег, уткнувшись
лицом в остывшую подушку, и заснул, зная, что вещие сны дважды
за ночь не снятся.
...Санитары, уже не заботясь об осторожности, понесли вниз по лестнице носилки с чем-то тяжелым, покрытым белой простыней, а врач задержалась в комнате. Укладывала свои так и не понадобившиеся шприцы, успокаивала взлохмаченного плачущего Павла Ивановича.
– Поверьте, мы все равно ничем не смогли бы помочь.
Подошла к столу, поправляя белую шапочку. Молоденькая - наверное, недавно из института.
– Ой, а откуда здесь мой портрет?
Кировоград, 1978.