Зачистка
Шрифт:
Странное дело, температура воздуха возле костра поднялась, а оставшемуся без дела Муну вдруг стало холодно. Холод был не снаружи, он полз изнутри.
Холод начинался там, где его прижал Васька Кабан, заставляя делать то, чего делать не стоило. Этот холодок помнило что-то внутри него.
А вот холод от странной аномалии помнила каждая клеточка его тела, и все эти клеточки будто вопили от страха, вспомнив тот холод. Помимо памяти от того лютого мороза остался холодок внутри, который возник, когда ему улыбнулся прозрачный двойник, возникший
Холодом веяло от генерала с его дурацким заказом. И от Угрюмого, ставшего овощем. Глядя в глаза живого, но переставшего быть человеком сталкера, он чувствовал озноб, будто его в исподнем засунули в склеп.
И от теплого взгляда Егора его тоже бросало в озноб.
Мун подбросил пару дощечек, хотя этого не требовалось. Пламя поутихло, привыкая к сырым деревяшкам, оттаивая их, выгоняя из них промозглый сырой холодок.
Даже из деревяшки это можно выгнать. А из души человеческой?
Что-то произошло с ним. Что и когда? Ведь просто так, из ниоткуда, не берется такой холод внутри. Замерзают не сразу, а постепенно. Значит, что-то когда-то он начал делать не так. Раз за разом. А теперь все это скопилось и отягощает.
А он опять куда-то бежит. По новому кругу, с которого, казалось, уже много раз должен был сойти. И ведь знает же, что от себя бегать — последнее дело. От себя бессмысленно, от других противно. Тогда зачем бежать? Почему не остановиться?
Стоп, все это уже было. Очередная Снейкова философия. Шансы, остановки, самосозерцание для понимания своего места в мире.
Ему не остановиться. Ему не измениться. Но и не сбежать. И что остается? Может, правильнее было бы остаться и подождать, пока его пристрелят озверевшие от обиды парни Резаного? Может, лучше, как Угрюмый? Нет, не овощем по Зоне ходить. Но когда он закрывал мертвый глаз сталкера, в нем было облегчение. Вот облегчения им всем не хватает.
Этим молодым, детям Зоны, им легче. Они живут здесь. Те, что пришли сюда зелеными пацанами, или тот же Егор, который здесь вырос. Они не знают толком ничего другого. Для них это — жизнь. А для Муна, Резаного или того же Угрюмого Зона — точка на краю географии, куда можно сбежать. Сбежать от той, другой жизни.
Кто-то бежит сюда от неприспособленности к той жизни, кто-то от скуки, кто-то за острыми ощущениями, кто-то обогатиться. Все они разные, но вместе с тем одинаковые в одном — они беглецы. Они все бегут сюда. А человек всегда, в любой ситуации, в конечном итоге бежит только от себя. И этот бег бесконечен и бесперспективен.
Вот почему им нет здесь покоя. Им нигде покоя не будет. Хоть останавливайся и пересматривай свою жизнь с пеленок до сегодняшнего дня, хоть беги по кругу. Беглец останется беглецом.
А мальчишки Резаного, которые пришли сюда в щенячьем возрасте и повзрослели в Зоне, никуда не бегут. Живут просто. И телепат Егорка не бежит. Зачем ему бежать? Здесь его дом. Плохой ли, хороший ли, но дом. А из дома не бегут, если там грязно, мыши или тараканы.
Мун съежился и попытался согреться,
Как задремал, он не заметил. Во сне седому привиделось, что он спит. И пока он спал, потух костер. Сон был настолько реальным, что он проснулся с сильно бьющимся сердцем.
Наяву костер не погас. Потрескивал, несмотря на снова начавшийся снег, но от увиденного сердце зашлось еще сильнее. Напротив него сидел человек в поношенном плаще и подсовывал дощечки в костер, который и в самом деле уже почти потух. Вел себя незнакомец в плаще так, словно был у себя дома и дрова подкидывал в камин загородного особняка, стоящего за высоким забором и охраняемого бандой головорезов. Лица человека видно не было, его скрывал непомерно большой капюшон.
Страх холодом обжег все внутри. Рука рефлекторно дернулась за ПМом, но пистолета на месте не оказалось. От мысли, что кто-то смог подойти к нему спящему, а он не почувствовал ни приближения чужого, ни того, как дернули ствол, жутко становилось вдвойне.
Оценка ситуации, понимание текущего момента и прогнозы на будущее пронеслись в голове шквальным вихрем и вырвались наружу одним коротким русским словом.
— Не ругайся, — попросил человек.
Он даже чуть приподнял голову и, видимо, поглядел на Мунлайта. Только лица под капюшоном один черт разглядеть не удалось.
Седой замер, судорожно пытаясь сообразить, как себя вести. Незнакомец поворошил дощечки, чуть отстранился от костерка и уселся удобнее.
— Чуть костер не проспал, — заметил тихий голос из-под капюшона и добавил: — И если ты больше не хочешь в меня стрелять, я отдам тебе оружие.
— Да, — хрипло произнес Мун.
Вышло не очень понятно, но незнакомец понял.
— Хорошо.
Полы плаща разошлись в стороны, и показалась рука с пистолетом. Чуть качнулась, легко подкидывая оружие, и ПМ полетел к Муну. Тот поймал пистолет без напряга, перехватил. На спрятавшегося под капюшоном поглядел с укоризной.
Гость выудил из кармана обойму, перебросил следом. Эмоций при этом не было никаких. Вернее сказать, они, наверное, были, но скрывались где-то там, в тени капюшона. Голос тоже звучал ровно, тихо и ничего не выражал, от чего возникало ощущение, что общается Мун чуть ли не с роботом.
С пистолетом в руке легче не стало. Сидящий напротив, отдавая оружие, будто расписывался в том, что уверен в собственной безопасности.
— Я у тебя погреюсь немножко и уйду, — не то спросил, не то сообщил незнакомец.
Мунлайт молча кивнул. Гость выставил руки к огню и зашевелил пальцами, будто перебирал невидимые струны.
Молчание затянулось. Незнакомец грел руки. Мун не отводил от мужика взгляда. Интересно, когда он свалит? Угрозы от незнакомца не чувствовалось. Да и хотел бы он убить или покалечить седого — мог бы сделать это раньше, пока тот спал. Во всяком случае, здравый смысл настаивал на такой позиции.