Загадка бордового портфеля
Шрифт:
Уборщица повернула ключ. Нарушители спокойствия теперь напоминали пять изваяний. Пять пар напряженных глаз уставились на замок.
— Ах ты господи! — воскликнула вдруг тетя Лиза. — Не открывается!
— Как не открывается! — раздался трагический бас биологички.
— Вертится, но не открывается, — по инерции крутила ключ то в ту, то в другую сторону уборщица. — Ах ты господи! Что ж теперь будет-то? Что будет? Сломался. Афанасий-то, видно, так там и засел. Кричал, наверное. Звал на помощь. А в школе-то никого. А потом,
— Надо ломать, — биологичка выпятила костлявый подбородок.
— Ой, батюшки! Ой, батюшки! — все ещё вертела ключ уборщица. — Афанасий, миленький наш! Ты уж там продержись! А ну, ребята! — она повернулась к пятерым друзьям. — Там, в подсобке, у меня ломик стоит.
И, выбрав из связки нужный ключ, она протянула его Павлу. Друзья со всех ног устремились вниз. Если бы кто-нибудь их спросил сейчас, куда они так торопятся, никто из пятерых толком не смог бы ответить. Паника, поднятая уборщицей и биологичкой, передалась ребятам, и они сейчас почти верили, что там, за закрытой дверью учительской, действительно кто-то нуждается в срочной помощи.
Они ещё не достигли первого этажа, когда их обогнала спешившая на всех парах вниз Мона Семеновна.
— Вы куда? — окликнул её Павел.
— В канцелярию. «Скорую» вызывать!
— Может, со «Скорой» пока подождем? — робко произнес Герасим.
— Промедление в подобных случаях действительно смерти подобно, — пробасила биологичка и скрылась из вида.
Пока ребята нашли лом и возвратились обратно, Мона Семеновна успела вернуться к учительской.
— «Скорая» сейчас будет, — проинформировала она пятерых друзей. — Ломайте!
Герасим заколебался. И, впервые за последние десять минут отчетливо осознав, что за дверью никого нет, спросил:
— Мона Семеновна, вы действительно этого хотите?
— Я не хочу! Я приказываю! — рявкнула биологичка. — Шевелитесь! Шевелитесь! Чего вы там возитесь, как сонные мухи.
Павел, завладев ломиком, попытался отжать замок. Однако зазор между дверью и косяком был слишком маленьким. Лом сорвался.
— Бездарь, — Муму вырвал у него лом. — Не знаешь элементарных вещей. Дверь полагается отжимать снизу. Чтобы она снялась с петель.
— Скорее! Скорее! — поторапливала Мона Семеновна.
Подстегнутый её командами, Герасим мигом просунул ломик между дверью и полом и воспользовался им как рычагом. Послышался хруст, и дверь, лишь только каким-то чудом не зашибив Луну и стоящую рядом с ним тетю Лизу, с грохотом упала посреди коридора.
Мона Семеновна вихрем ворвалась в учительскую. За нею с громкими воплями: «Афанасий, ты ещё жив?» — туда же просеменила тетя Лиза. Ребята в нерешительности топтались возле порога. Они совсем не были уверены, что им сейчас стоит входить в учительскую.
— Никого! — басом сообщила из глубины помещения биологичка. — Ровным счетом никого!
— А где ж Афанасий? — уборщица в недоумении остановилась посреди учительской.
— Вот он я, — возник на пороге Тарас Бульба. — Что тут у вас творится?
Уборщица оглянулась на его голос. Из горла у неё сперва вырвался пронзительный писк. Затем, прохрипев: «Покойник!» — она стала оседать на пол.
— Елизавета Сергеевна! Елизавета Сергеевна! — бросился к ней Тарас Бульба.
Уборщица лежала на полу и видимых признаков жизни не подавала.
— Воды! Воды! — закричал завуч.
— Пропустите! Пропустите! Кому там плохо? — послышались крики из коридора.
Не успели Иван и его друзья что-либо сообразить, как к учительской, расталкивая толпу преподавателей и учеников, которые успели к этому времени скопиться в коридоре, пробились два врача и два санитара с носилками.
— Кому тут плохо? — ещё раз осведомился у сидящего на корточках Тараса Бульбы врач.
— Сами, что ли, не видите? — отвечал завуч. — Ей, конечно.
— Тогда пустите, — врач склонился над тетей Лизой.
Тарас Бульба покорно ретировался к проему, в котором сейчас осталась лишь одна створка двери.
— Ну «Скорая» у нас стала работать!.. — с восхищением произнес он. — Не успел человек в обморок упасть, а они уже тут.
Тетя Лиза уже сидела на носилках, таращась на окруживших её людей. Потом, переведя взгляд на завуча, слабым голосом поинтересовалась:
— Так, значит, ты, Афанасий, жив?
— А чего мне сделается? — ответил цветущий Тарас Бульба.
— И вы, бабушка, будете жить, — убежденно произнес врач. — Сейчас вам укольчик сделаем. После у нас пару дней полежите. И, как говорится, снова в бой. Несите её в машину, — велел он санитарам.
Пока присутствующие выясняли, что случилось, Варя, не теряя даром времени, шмыгнула к шкафу. Схватив оба журнала седьмых классов, она дернула за рукав Марго. Прежде чем кто-нибудь успел обратить на них внимание, девочки скрылись в туалете.
— Ну, Елизавета Сергеевна, возвращайтесь скорее, — напутствовал её завуч.
— И ты, Афанасий, не болей, — как-то странно глянула на него уборщица.
Санитары унесли её.
— Уф-ф! — провел ладонью по лбу Тарас Бульба и, будто очнувшись от страшного сна, громко осведомился: — Почему дверь выломана? Что случилось?
Взгляд его упал на жавшихся возле стены Ивана, Павла и Герасима.
— Это вы сделали?
— Мы, — покорно кивнул Герасим.
— Что-о? — Казалось, глаза у Тараса Бульбы готовы вылезти из орбит. — Как вы могли?
— Нам велела Мона Семеновна, — объяснил Иван.
— Мона Семеновна? — дернул себя за ус завуч и повернулся к биологичке. — Зачем вам понадобилось ломать дверь учительской?
— Мы думали, что вы там и вам плохо, — растерялась она.
— Кто это «мы»? — продолжал допытываться завуч.