Загадка домашнего привидения
Шрифт:
— Что делать-то будем? — растерянно проговорил Темыч.
— Может, смоемся? — предложил Женька. — Прогул лучше двойки.
— Заходите, заходите, — прогудел в это время у них за спинами бас Романа Ивановича.
Отступать было поздно. Друзья зашли в класс.
Роман Иванович от мороза раскраснелся, седые курчавые волосы, росшие по обе стороны лысины, казались белее обычного. Настроение у учителя было бодрое.
— «Мороз и солнце — день чудесный», — с довольным видом продекламировал он и уткнулся в журнал. — Итак,
— Отлилось нам вчерашнее вранье про стенгазету на смерть Пушкина, — проворчал Темыч.
— Молчи уж, — лег на парту Женька, чтобы его не было видно.
— Уверен, — продолжал Роман Иванович, — что многие из вас хотят прочитать сейчас перед классом эти прекрасные стихи.
— Садист, — шепнул Тема.
— Кого бы мне вызвать, — принялся в размышлении водить пальцем по колонке с фамилиями учеников Роман Иванович.
В девятом «В» повисла напряженная тишина. Добровольцев не было.
— Ну что ж, начнем, пожалуй, с Мартынова, — сказал учитель.
Тема медленно поднял голову. Огромный грузный учитель навис над ним, как статуя Командора.
— Ну, Мартынов. Мы ждем.
Темыч поплелся к доске. «Евгения Онегина» он читал, но давно, еще летом. Поэтому из всего романа в стихах ему помнилось лишь несколько разрозненных строк.
— Давай, Мартынов, — г подбодрил учитель. — Ты вроде идешь по линии улучшения.
«Линия улучшения», на взгляд Романа Ивановича, у Темы началась с той поры, как он в конце восьмого класса с большим выражением прочитал на уроке монолог Гамлета «Быть или не быть…».
Темыч медлил. Он лично не сомневался что сегодня «линия улучшения» оборвется, и Роман снова начнет его преследовать на каждом своем уроке. Вдруг в памяти у него всплыло начало «Онегина». Это было все-таки лучше, чем ничего. И Тема громко продекламировал:
Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог…
Дальше Темыч не помнил.
— Хорошо начал, Мартынов, продолжай, — поторопил Роман Иванович.
Тема с мольбою глядел на класс. Тут Марат Ахметов шепотом подсказал:
Он градусник себе поставил
И лучше выдумать не мог.
Тема задумался. «Вообще-то, — вихрем пронеслось у него в голове, — если дядя заболел, то вполне логично, что он поставил градусник». Сам Темыч именно так бы и поступил. Вопрос заключался в другом: были ли во времена Пушкина градусники? Однако Роман уже явно нервничал. А других вариантов, кроме подсказанного Ахметовым, у Темыча все равно не было. И он отчетливо произнес:
Он градусник себе поставил И лучше выдумать не мог.
Класс разразился хохотом. Роман Иванович побагровел:
— Значит, говоришь, градусник себе поставил? — гаркнул он, заглушая хохот.
— А чего тут такого? — растерянно пробормотал Темыч. — За здоровьем нужно следить. Особенно, если температура.
— Поехали, — прошептала Катя на ухо Тане. — Наш Темочка даже «Онегинаг может в медицинскую энциклопедию превратить.
— Значит, Мартынов, ты утверждаешь, что дядя поставил себе градусник? — продолжал гудеть обиженным басом Роман Иванович.
Темыч тем временем вспомнил, что вроде бы дяде в романе поправляли подушки и давали лекарства.
— Ну, может, он не сам себе ставил градусник, — пошел он на небольшую уступку.
— Мартынов! — грянул учитель. — Кто же, по-твоему, градусник дяде ставил?
— Евгений Онегин, — жалобно отозвался Тема. — Он же его племянник.
Класс уже рыдал от смеха. Все понимали, что участь Темыча решена. Теперь было необходимо протянуть время до конца урока.
— Говоришь, племянник? — уже садился от ярости голос у Романа Ивановича. — Выходит, Пушкин создавал свое гениальное произведение, чтобы Онегин дяде поставил градусник?
— А ему правда не ставили градусник? — игриво спросила с места Моя Длина.
— Встань, Школьникова, когда с учителем разговариваешь! — заорал Роман Иванович.
— Пожалуйста, — поднялась из-за парты Моя Длина.
— Вы что, все сегодня с ума посходили? — свирепо воззрился на нее учитель. — Где вы нашли в «Онегине» градусник?
— Не в «Онегине», а у дяди, — заявил окончательно сбитый с толку Темыч.
Тут в среднем проходе, откуда ни возьмись, появился щенок. Толстый, неповоротливый, с широкими лапами, он степенно шествовал от батареи, под которой мирно проспал все начало урока.
— Щенок! — пришли в полный восторг девочки. — Какой симпатичный!
— Я его знаю! — весело крикнул Пашков. — Это Жучкин сын!
Жучка жила при школе. Недавно она и впрямь ощенилась.
— Не знаю уж, чей он сын, — посмотрел на щенка Роман Иванович, — но присутствовать на уроках посторонним животным не полагается.
Класс снова грохнул. А Катя в изнеможении проговорила:
— Интересно, кого он считает непосторонними животными на уроке?
— Наверное, нас, — тихо ответила Таня.
— Убрать собаку! — распорядился учитель.
— Не надо, Роман Иванович! — возразил Пашков. — Этот щенок очень литературу любит.
— Глупости, — нахмурился учитель. — Животные литературу не понимают.
— А вот смотрите, Роман Иванович! — не согласился Лешка. — Онегин! Ко мне! — посмотрел он на щенка.
Тот чуть помедлил и, пошатываясь, направился к Лешке.
— Может, он нам «Онегина» наизусть прочтет? — развеселился Марат Ахметов.
— Заткнись, — потряс кулаком Темыч, у которого с появлением щенка затеплилась надежда, что Роман забудет про двойку.