Загадка гибели шхуны «Святая Анна». По следам пропавшей экспедиции. На юг, к Земле Франца-Иосифа!
Шрифт:
Лед был зажат почти до самого берега, и хотя он был очень зыбкий, но осторожно можно было идти. Так или иначе, вчера утром, около 7 часов, мы были в полуверсте от низкого мыска острова. Мысок этот не был покрыт ледником, и это он представлялся нам несколько дней тому назад в виде коричневой полоски на горизонте. Но вот начался отлив. Лед начало разводить. К довершению несчастья подул из-за мыска SW ветер, который, постепенно крепчая, скоро завыл, как бешеный. Если бы здесь были большие поля льда, то беда была бы не велика: утихнет ветер, сожмется лед, только и всего. Но дело в том, что лед, окружающий нас, был мелкобитый. Наибольшая льдина была сажени 4 в диаметре. Через несколько минут картины нельзя было узнать. Между нами, очутившимися на двух разных льдинах, в расстоянии около версты друг от друга, и островом образовалась полынья, которая ежеминутно все увеличивалась. Лед быстро ветром и сильным отливным течением несло на NO. По свободной воде заходила крупная крутая зыбь, которая еще мельче крошила лед и обдавала нас потоками воды. Попробовали мы было соединиться с помощью каяков и, если возможно будет, то переплыть свободную воду, но оказалось, что об этом и думать не следует. Каяк трепало, как щепку, заливало крутой волной и грозило ежеминутно прорвать обшивку мелкими льдинами, которые носились по волнам. Скоро мысок скрылся из виду и громадная бурная полынья тянулась на О и W, насколько видит глаз. За полыньей далеко возвышался неприступный обрыв ледника. Делать было нечего. Завернулись мы в парусину и завалились спать, предоставив поливать нас водой, пока это не надоест изменнице-судьбе. Конечно, наша четырехсаженная нетолстая льдина могла переломиться, но мы против этого ничего не могли предпринять. К счастью, этого не случилось. К вечеру ветер затих, а к 11 часам вечера лед приливом опять прижало к острову вплотную, но уже милях в 8 восточнее пологого мыска, по которому только и можно было высадиться на остров. Четыре человека с другим каяком соединились с нами. Мы очутились, как в мышеловке. Кругом нас поломанный мелкий лед вперемешку с шугой, мыска спасительного даже не видно, а впереди отвесная пятнадцатисаженная стена, на которую не забралась бы и обезьяна. Сейчас мы получили по полкружки сухарей и запили их теплой водой. Осталось у нас на восемь человек 5 фунтов сухарей, полфунта бульона Скорикова и 2 фунта соли. Это вся наша провизия. Тюленей мы не видим уже несколько дней, медведей тоже давненько не видели. Нырки, правда, летают, но у нас дробовка украдена. Убить же нырка влет из винтовки – дело мудреное. Хотя мы и добились страстно желанной цели, т. е. подошли к острову, но, пожалуй, при нашем положении я предпочел бы быть милях в 8 от этого неприступного острова в море, у хорошей полыньи, в которой так много «выстает» тюленей. Да, теперь, пожалуй, и я начинаю падать духом! Про спутников же своих и говорить не буду: совсем мокрые курицы. К довершению несчастья, я уже четвертый день чувствую сердечные припадки и меня сильно «мутит».
Глава VI. На Земле Александры
Два дня не писал дневника. Но не потому я забыл про него, что мы умирали голодною смертью, нет, просто было некогда, много перемен и много было новых впечатлений. Перемены были на этот раз в лучшую сторону, слава богу!
Прочел сейчас написанное мною в дневнике 25 июня и вижу, в каком отчаянном положении мы были тогда, как сильно упали духом, даже не подозревая, как легок выход из нашего, казалось бы, безвыходного положения, и что вечером же оно примет совсем другой оборот. Сейчас мы сидим на острове, под нами не лед, с которого не сходили мы уже скоро два года, а земля, камни и мох. Мы сыты до отвала, и 27 больших, почти как гуси, жирных гаг висят на лыжах, ожидая очереди быть сваренными. Более 200 крупных гагачьих яиц мы уже съели за 2 дня, но в ямке недалеко лежит их целая груда, а охотники пошли за новыми гагами и свежими яйцами. Но опишу подробнее, как произошла эта новая перемена в нашем положении.
25 числа, когда казалось, что нам осталось только два выхода: или идти опять на W к низкому мыску, от которого нас отбросило сильным ветром и отливным течением миль на 8, идти по мелкобитому зыбкому льду, во многих местах не выдерживающему тяжести человека, ежеминутно рискуя провалиться и потонуть, или сидеть и ожидать голодной смерти, мне пришла в голову мысль осмотреть хорошенько обрыв ледника. Неужели не найдется в этой ледяной стене какого-нибудь места, чтобы хотя с риском можно было забраться на ледник? На наше счастье, такое местечко нашлось и даже не очень далеко от нашей стоянки.
Это была трещина, шириною до сажени, идущая во всю вышину ледника и под острым углом к направлению его. Трещина эта, по-видимому, была уже старая. В течение, может быть, нескольких лет в нее намело много снегу, который почти заполнил ее и вместе со стенами ледника образовал как бы род крутого желоба. Делая топором в этом снегу ступени и забивая в него для опоры гарпун, нам удалось, наконец, забраться на желанный остров, к которому столько времени стремились и на который забраться уже отчаялись. Кое-как к этому сделанному нами «трапу» мы подтащили наши нарты. С помощью веревок постепенно, вещь за вещью, мы подняли все наше имущество, не исключая каяков и нарт, на пятнадцатисаженную стену. Удивительно: только что был поднят наверх последний каяк, как льдина, стоявшая плотно у нашего «трапа» и служившая нам как бы пристанью для выгрузки, лопнула, перевернулась, и лед начало отливом отжимать от острова. Но теперь нам это было безразлично, это нас не касалось. Странное чувство испытывал я, смотря с вышины острова на этот движущийся внизу лед. Еще так недавно мы всецело зависели от него. Он нам даже был как-то близок, благодаря этой зависимости. Мы там, на этой подвижной массе, привыкли за два почти года чувствовать себя как дома, и не страшна нам была эта ледяная пустыня. Несмотря на то, что уже два с половиной месяца, как мы покинули «Св. Анну» и своим собственным ходом отошли от нее верст на 300, мы этим льдом были еще связаны с нею. Как она зависела от этого льда, так и мы, лед соединял нас с судном. Но теперь, когда мы были на твердой земле, хотя бы и покрытой ледником, нам сразу чуждым стал этот лед, далеко, далеко уходящий на север, вплоть до «Св. Анны». Мы уже не зависели от него; казалось, что с неудовольствием выпускал он из своих объятий жертвы, и страшной стала нам его таинственная величавая даль. Если раньше мы были связаны этим льдом с покинутым судном, то теперь эта связь лопнула вместе с льдиной, лопнувшей и перевернувшейся у нашего трапа.
У «Св. Анны» была своя дорога, а у нас своя.
Боже мой, какой большой горизонт открывается отсюда, с вышины ледника! Около острова еще видна вода, отдельные льдины окружены каналами и полыньями, но чем дальше, тем меньше было видно воды, терялись торосы и отдельные ропаки, и уже сплошной лед тянулся до горизонта. Там, где-то далеко за горизонтом, нашел себе могилу мой спутник Баев в поисках «ровнушки до самого острова», еще дальше стоит во льдах «Св. Анна» со своими тринадцатью пассажирами…
Сварив наверху ледника последние полфунта бульона и съев по полкружки сухарей, мы отправились на W к мысу, к которому стремились по плавучему льду. Надо было торопиться, так как всей провизии у нас оставалось еще только по полкружки сухарей на человека. Необходимо было найти чего-нибудь съестного, пока мы еще не обессилели от недоедания, а найти можно было только там, на низком черном мыску, куда, мы видели, летели птицы. Ледник же представлял из себя такую же мертвую пустыню, как и луна, на которую он так похож. Мы с Луняевым пошли вперед налегке на лыжах, взяв с собой только одну винтовку и патроны. Оставшимся же 6 человекам я приказал немедленно идти по нашим следам и взять с собой только один каяк, погрузив в него все необходимое на первое время. Я убеждал своих спутников не терять ни минуты времени, так как завтра уже нечего будет есть и неизвестно еще, что нас ожидает.
Поверхность ледника была идеально ровна и покрыта слоем снега в один дюйм. По такому пути тащить шестерым легкий каяк – так же легко, как идти порожнем. Но я предупредил людей, что часто эта ровная поверхность ледника бывает обманчива. Иногда в леднике образуются широкие трещины большой глубины и сверху заносятся тонким слоем снега. Такие снежные мосты очень трудно заметить, и необходимо принимать всякие предосторожности, чтобы не провалиться на предательском мосту в трещину. А это уже может быть гибелью. Поэтому-то я и настаивал, чтобы люди с нартами строго шли по нашим лыжным следам, не сворачивая в сторону, в то время, как мы с Луняевым шли друг от друга на расстоянии 20 сажен, связавшись крепким линем. Для того чтобы лучше прощупывать дорогу, мы с лыжных палок сняли даже кружки.
Над ледником повис туман, иногда густея, а иногда рассеиваясь. Временами была видна только очень небольшая часть выпуклости, и не было видно даже обрыва его; тогда мы старались идти так, чтобы поднимающаяся поверхность ледника оставалась у нас слева. Но когда туман рассеивался, то можно было видеть, что далеко, очень далеко на О чуть синел своими вершинами какой-то очень высокий остров, по-видимому, без ледника. Этот очень отдаленный остров мы, кажется, и видели один раз со льда, когда была хорошая, ясная погода. Трещины в леднике попадались довольно часто, но неширокие и легко переходимые. Мы их легко замечали, даже если они были покрыты «мостами». В одном месте мы увидели в море, недалеко от ледника, два громадных обломка глетчерного льда. Должно быть, падение этих ледяных скал было очень эффектно, судя по тому, как раздроблен был лед вокруг них. Уклон ледника на W был малозаметен.
Мертвая, какая-то торжественная тишина царила вокруг. Полнейший штиль и тепло. Ни одна птица не пролетела над нами и ни одного следа мы не видели во все время нашего пути. Положительно «лунный остров». Но вот уклон на W стал круче, и, наконец, через З 1/2 часа хода мы впереди увидели внизу под горой черный низменный мысок. В волнении мы прибавили ходу и быстро побежали под уклон. Правая, северная часть этого мыска переходила в отмель, усеянную камнями. Снег не везде стаял с этой земли, и вода шумными ручьями сбегала к морю. Но вот ледник остался уже за нами, мы на земле. Какой-то сильный шум стоял над ней. Глаза у нас болели, и мы все видели, как сквозь кисею. Мы совершенно растерялись в этой сказочной обстановке, от которой положительно отвыкли. Вместо льда под ногами эта чернота, в тонах которой мы еще не могли разобраться. Поминутно мы спотыкались о камни, попадались в ямы, вязли в грязи и пушистом мху. Вместо тишины ледяных полей, изредка нарушаемой криками чайки, – этот непрерывный, непонятный нам шум, который положительно оглушал нас. Но, прислушавшись, мы поняли, что это шумят бесчисленные птицы, которых мы рассмотреть не могли по своей слепоте. О, какой торжественной музыкой показался нам этот птичий шум! Этот гимн жизни! Отдельные голоса совершенно сливались в могучие звуки, и трудно было поверить, чтобы могли так кричать птицы. Неужели способны были издавать такие звуки эти гаги, «гавкуны» и чайки, которых наконец-то стали замечать мы? Они сидели большими стаями на бесчисленных лужах и озерках, тучи их перелетали с места на место и терялись где-то в камнях, где не могли уже их заметить наши завешенные «кисеею» глаза. В одном месте мы увидели около воды тюленей или моржей, спокойно лежащих на земле. Страшно опасаясь их спугнуть, мы осторожно стали подкрадываться к «зверю». Каково же было разочарование, когда, подойдя чуть ли не на десять сажен, мы убедились, что «звери» оказались большими камнями. Но мы скоро успокоились и торопливо, поминутно спотыкаясь, пошли дальше, стараясь как можно подробнее и скорее осмотреть наше владение. Мы перепрыгивали и переходили вброд быстрые потоки воды, радовались каждому красивому камешку, как дети, восхищались длинными водорослями, плававшими в воде, и вдруг, на одном пригорке, мы увидели даже несколько маленьких желтых цветков, названия которых я не знаю.
В одном месте у нас из-под самых ног неожиданно вспорхнула и полетела гага, сидевшая на гнезде, и мы увидели четыре яйца, величиной с гусиное. Яйца оказались свежими. Ура! Сыты будем! Гнезд, по-видимому, тут очень много, судя по количеству гаг или, по крайней мере, по шуму, поднимаемому птицами. Мы были так счастливы, что забыли все наши бедствия и лишения во время странствования по льду. Этот маленький кусочек земли, лежащий далеко-далеко за Полярным кругом, на 81° широты, показался нам земным раем. Солнце светило радостно, и, казалось, даже птицы своим шумом-гамом приветствовали нас с благополучным прибытием на эту первую цветущую землю.