Шрифт:
Блуждающий луч нашлемного фонаря Хартвика отважно пробился сквозь тьму туннеля, внезапно разделившегося на пять коридоров. Уклон резко увеличился. Хартвик застыл, растерянно теребя затянутой в металлическую перчатку рукой прозрачный лицевой визор.
Боул, фотограф экспедиции, не успел остановиться и выругался, врезавшись в проводника, а затем выругался вновь, когда ему на спину навалились трое ученых и эхо причудливо разнесло вокруг скрежет скафандра о скафандр.
— Осторожней, Хартвик, осторожней! — откуда-то сзади в наушниках прозвучал предостерегающий бас Луцмана. — Еще один такой клубок, и мы порвем линию связи с Бхишани.
Проводник
— Еще пять ответвлений, — заявил наконец Хартвик, указывая вперед.
— Настоящий лабиринт Минотавра, — пробормотал Пунелло, старший археолог, выпутываясь из клубка, в котором он оказался вместе с Боулом и Луцманом, и заглядывая через плечо Хартвика. — Мы отличаемся от Тезея только тем, что используем изолированную проволоку вместо клубка ниток.
— И тем, что мы не найдем марсианскую версию человекобыка в центре этого невротического храма, — поспешно добавил биоареолог. — Не то чтобы я этого очень желал — он, должно быть, изрядно голоден после... сколько примерно прошло времени?
В ответ Пунелло пожал плечами.
— Минимум четверть миллиона лет, с тех пор как у Приипири имелись почитатели. Судя по изображениям на той стене, мимо которой мы проходили, он был таким же ракообразным, как и раса, которая его придумала.
— Которые по земным стандартам вовсе не являются ракообразными, — заметил Луцман. — Почему он неоднократно меняет свой пол? Когда мы разрыли песок и прошли сквозь первый люк в крыше, там, перед перекрестком, то увидели большую статую божества в облике мужчины. После первого уровня встречались только женские изображения, затем — изображения гермафродитов, а позже — и вовсе бесполых существ. Здесь, внизу, на каждой фреске мы встречаем его во всех четырех видах. И тем не менее везде нарисован, без сомнения, именно он.
— Ну, если уж на то пошло, не является ли это, в сущности, намеком на повседневную жизнь среднего смертного — подобно тому, что мы обнаружили в других храмах? Свидетельство того, что их богам поклонялись, но, случалось, и игнорировали. Таким образом, это устойчивое повторение одного лишь Приипири — Приипири, каким он являлся будь то за работой или в игре. Подобное увлечение игрой кажется странным, если принять во внимание, сколь зловещим божеством считали его прочие марсиане.
— А вы — нет? — внезапно спросил Боул. — Я делал отличные снимки этого очаровательного персонажа во всех его проявлениях, и он мне нравится все меньше и меньше. Я не знаю, почему древний Марс наложил на него табу, но он, безусловно, производит впечатление счастливого палача. Честно говоря, я вообще жалею о том, что встретился с ним. Я не испытываю удовольствия, шатаясь вокруг места, где поклонялись марсианскому дьяволу, и я так и не понял, откуда взялся люк в крыше. Такое впечатление, что обитатели этого храма знали, что он будет однажды погребен в пустыне.
Хартвик сделал было нетерпеливый жест в сторону пяти лежащих перед ними коридоров, но вдруг замер и принялся водить вокруг лучом нашлемного фонаря, пока тот не уперся в прикрытое прозрачной пластиной визора лицо Боула. Ранее, в Бабблбурге, поручая ему вести экспедицию в легендарный храм Приипири, члены Марсианской археологической ассоциации утверждали, что в эту партию
Но они ничего не сказали по поводу гарантий стабильности психики фотографа, с неудовольствием припомнил проводник по пустыне. Боул был одним из немногих охотников с объективом, имевшихся в том археологическом раю, которым стала мертвая планета: он снимал самые ранние раскопки в Гулфиуме и Еярнее, когда были найдены первые, еще весьма смутные намеки на культ Приипири, и потому его кандидатура не вызывала сомнений.
— Вполне возможно, они предполагали, что конец их цивилизации — а следовательно, прекращение строительства каналов — заставит пустыню вновь перейти в наступление, — предположил Пунелло. — Я признаю, что редко встречаются расы, способные возводить постройки, исходя из предвидения собственного угасания, но вспомните, какой высокоинтеллектуальной, не говоря уж о технологиях, была марсианская культура. Марсиане определенно обладали даром телепатии и, вполне вероятно, даже даром предвидения. И причина, по которой Приипири вас так пугает, кажется таким живым...
— А если вы в отличие от нас не считаете его живым, то почему употребляете настоящее время?
— А? — Археолог застыл с открытым ртом.
— Отлично! — резко ворвался в разговор голос Хартвика. — Неужели сейчас самый главный вопрос, это были ли у этого пурпурного рака рога или раздвоенный хвост? Профессор, в какую из этих пяти дыр вы хотите пойти? Уклон становится все круче, так что нам следует быть вдвое осторожнее, чем во время путешествия по Меркурию. И если мы встретим чье-либо воплощение, Боул, не забывайте, что у вас, Луцмана и Пунелло имеются смертоносные трубки, казу, а я несу базуку.
«Мне остается только надеяться, что у вас, Боул, нет чего-нибудь вроде ракетного оружия, — мысленно добавил он. — Вести подобные разговоры в таком месте!»
Археолог повернулся к Луцману:
— Учитывая одностороннюю направленность архитектуры, я полагаю, мы можем с прежним успехом поворачивать влево. До сих пор такой выбор вполне себя оправдывал.
— Влево? — Луцман повернулся и, нахмурившись, окинул взглядом изображенного на фреске Приипири, который, извиваясь, плыл по каналу, наполовину скрытый водой. — Нет необходимости, если...
В наушниках раздался страшный треск, и все четверо резко обернулись. Биоареолог, прищурившись, быстро оглядел видневшийся за многочисленными проходами склон, ведущий на поверхность, в пустыню.
— Это Бхишани! — закричал он. — Должно быть, провалился в люк и не смог вовремя встать на ноги!
Хартвик поспешно всмотрелся — да, действительно, по направлению к ним, подобно небольшой лавине, летела размахивающая конечностями фигура.
— К стене! — крикнул проводник. — Если он в нас врежется...
Он бросился вправо, прихватив по дороге Боула, в то время как Луцман и Пунелло метнулись к противоположной стене. Прежде чем обе пары успели исправить свою ошибку, индийский археолог долетел до туго натянутого кабеля, соединяющего их в туннеле, и вся экспедиция превратилась в перепутанный клубок тел.
Они прокатились по центральному коридору, оттолкнулись от наклонной стены, и на полной скорости врезались в четырех красных идолов, стоявших в небольшом круглом зале.
Хартвик первым встал на ноги, исследовал свой скафандр на предмет разгерметизации и пошевелил конечностями, проверяя, не сломана ли какая-нибудь из костей. Ничего не обнаружив, он опустился вниз и раздраженно повернул Бхишани на спину.