Загадка штурмана Альбанова
Шрифт:
Добившись одиннадцатимесячного отпуска на службе — в надежде осуществить за это время свой план, — Георгий Львович покупает в Англии за 20 тысяч рублей старую, построенную еще в 1867 году, но еще прочную и надежную шхуну «Пандора II» водоизмещением около 1000 тонн (231 регистровая тонна) и называет ее «Св. Анной» — по имени А. Н. Брусиловой, жены Б. А. Брусилова, отпустившей на снаряжение экспедиции 90 тысяч рублей. Судно было вполне приспособлено к арктическим плаваниям, так как специально строилось для поисков пропавшей в 1845 году в Канадской Арктике английской экспедиции Франклина, потому имело тройную дубовую обшивку толщиной до 0,7 метра. Шхуна не впервые оказывалась в русских водах, в 1893 и 1896 годах под названием «Бланкатра» она плавала к устью Енисея в составе торговых экспедиций английского капитана Д. Виггинса. По пути на восток Г. Л. Брусилов планирует изучать арктические и дальневосточные
Длина корпуса «Св. Анны» была 44,5 метра, ширина — 7,5, осадка 3,7 метра. В литературе обычно указывалась мощность паровой машины «Св. Анны» всего в 40 лошадиных сил, которые позволяли ей развивать скорость в 5,5 узлов. Но эти данные относятся к судну, когда оно еще называлось «Бланкатра». Позже оно подвергалось ремонту, во время которого, очевидно, была заменена и машина, потому как старший помощник капитана Н. Андреев, который впоследствии отказался от плавания, в своем интервью газете «Новое время» назвал такие параметры: «Машина имеет мощность в 400 индикаторных сил, ход 7–7,5 узлов». По парусной оснастке это было трехмачтовое судно с прямыми парусами на фок-мачте и относилось к баркентинам. Брусилову нравилось называть его шхуной, вслед за ним так стали называть «Св. Анну» и другие. На судне было достаточно комфортабельных кают с паровым отоплением, в носовой части по бортам были установлены две гарпунные пушки. Во время перегона из Англии в Петербург, в котором в качестве старшего штурмана участвовал В. И. Альбанов, шхуна показала прекрасные мореходные качества.
До последних дней июля 1912 года на белоснежную красавицу «Св. Анну», стоявшую на якоре на Неве, грузили снаряжение и продовольствие. Продовольствие брали с большим запасом — с расчетом на полтора года на 30 человек. Рацион был хорошо продуман: пять сортов мяса, пять сортов масла, десять сортов муки и крупы, много консервированных фруктов и овощей…
Но перед самым выходом в плавание неожиданно возникли трудности с экипажем, прежде всего с командным составом. По первоначальному замыслу Г. Л. Брусилов намеревался иметь две группы вахтенных офицеров, как на военно-морском флоте, каждую из офицера флота и штурмана: офицер командует маневрами судна, штурман ведет счисление пути. Штурманами в экспедицию были приглашены В. Альбанов и В. Бауман, первую вахту Г. Л. Брусилов собирался стоять сам, на вторую был приглашен лейтенант Н. Андреев, который согласился на участие в экспедиции с условием, что он тоже станет пайщиком акционерного зверобойного товарищества. Но незадолго до отплытия А. Н. Брусилова, фактически являвшаяся полноправной владелицей судна, а значит, и самой экспедиции, и имевшая на экспедицию далеко идущие коммерческие планы, потребовала от Г. Л. Брусилова, чтобы мелкие акционеры вышли из дела, оставаясь на судне лишь наемными служащими. Надо заметить, что сам же Г. Л. Брусилов планировал коммерческую сторону экспедиции только потому, что без этого была невозможна сама организация экспедиции, сам он в такого рода делах был совершенно неопытен. Н. Андреев, в отличие от него, тоже видящий в организации экспедиции прежде всего коммерческий смысл, сразу не высказал своего окончательного решения по поводу этого заявления, но к отходу судна из Петербурга не явился, уклончиво пообещав присоединиться к команде на Мурмане.
Экспедиция Г. Л. Брусилова, еще не начавшись, была обречена на трагический исход. Трагедия крылась в самой организации экспедиции, и может, первым виновником будущей беды была ее основная «благотворительница». Казалось, все было направлено против экспедиции, и главное была необычайно суровая ледовая обстановка в Арктике в том году. Потому был дорог не только каждый месяц: каждый день и час промедления уменьшали шансы на сколько-нибудь успешный исход. Но наконец вроде бы все неурядицы со сборами позади. Но тут возникла еще одна непредвиденная загвоздка, из-за которой было потеряно столько драгоценного времени. Она была вызвана вдруг всплывшей необходимостью разрешить с Министерством финансов вопрос пошлинного обложения. Оказалось, о чем Г. Л. Брусилов до этого слышать не слышал, что по существовавшему тогда законодательству любое приобретенное за границей судно облагалось налогом в целях поощрения отечественного судостроения. Пошлина была очень высока — из расчета 12 рублей на каждую тонну водоизмещения. А это более 12 тысяч рублей, то есть более половины суммы, за которую была приобретена «Св. Анна» Только при помощи благожелательно настроенной к экспедиции прессы и влиятельных сослуживцев отца наконец удалось утрясти и этот вопрос. Но драгоценное время было потеряно.
Только 28 июля (10 августа) 1912 года «Св. Анна» — наконец-то! — вышла из Петербурга. Огибая Скандинавию, она заходила в датские и норвежские порты для приобретения недостающего китобойного снаряжения и для экскурсий пассажиров, взятых на вполне комфортабельное судно в качестве туристов до первого русского порта, — таким образом планировалось тоже утяжелить казну зверобойного товарищества, — из Архангельска они должны были вернуться в Петербург железной дорогой. В Дании на борт судна поднялась вдовствующая императрица Александра Федоровна, мать императора Николая II. Г. Л. Брусилов 27 августа из Трандгейма писал по этому поводу своей матери: «… здесь я запасся всем необходимым для китобойного дела и зверобойного. Следующий порт Тромсе, потом Варде и Александровск. В Архангельск совершенно нет времени зайти. Очень жаль, что в подробностях не могу описать посещение императрицы. Сначала я был у нее, потом она приехала ко мне на судно и осматривала все, говорила с командой…»
«Св. Анна» зашла, чтобы окончательно загрузиться углем, водой, продовольствием, снаряжением и забрать последних членов экипажа, и здесь на Г. Л. Брусилова свалилась, правда, уже не столь неожиданная, но убийственная весть: лейтенант Н. Андреев и еще двое пайщиков, в том числе доктор, отказались от участия в экспедиции. По болезни или под предлогом болезни отказались от экспедиции механик, штурман В. Бауман (впрочем, штурманом его можно было назвать с некоторой натяжкой, он не был профессиональным моряком, а всего лишь членом «Петербургского кружка любителей спорта», знавшим штурманское дело) и несколько матросов. Экспедиция была на грани краха, она могла закончиться, так и не начавшись. Г. Л. Брусилов посоветовался с В. И. Альбановым. который оставался кроме него, Брусилова, единственным офицером на судне, и решили, что они будут стоять на вахте поодиночке поочередно, а вместо списавшихся на берег матросов Г. Л. Брусилов принял на судно несколько оказавшихся в Александровске-на-Мурмане без работы архангельских поморов.
Но была еще одна, казалось, неразрешимая проблема: уходить в тяжелое полярное плавание, где на всяком шагу грозили опасности, без врача? Неожиданно исполнять обязанности врача вызвалась одна из пассажирок — двадцатидвухлетняя Ерминия Александровна Жданко, отправившаяся в плавание на «Св. Анне» из Петербурга до Александровска-на-Мурмане лишь потому, что врачи ей, страдающей малокровием, рекомендовали лечение морским воздухом. Почему она отправилась в морское путешествие именно на «Св. Анне»? Потому что она была дальней родственницей Г. Л. Брусилова, к тому же приходилась племянницей начальнику Гидрографической экспедиции Тихого океана, известному гидрографу М. Е. Жданко. Она закончила самаритянские курсы сестер милосердия и, глубоко переживая положение безвыходности, в котором оказалась экспедиция, предложила себя в экспедицию в качестве доктора.
Г. Л. Брусилов пытался ее отговорить: она сама нуждается в лечении, к тому же это не женское дело, одна среди двух десятков далеко не интеллигентных, даже грубых, мужчин и не представляет все трудности экспедиции, не говоря уж о матросском поверье, что женщина на экспедиционном судне не к добру… Но она была упорна, и он, внутренне радуясь такому выходу из создавшегося положения, вынужден был с ней согласиться. В письме матери, в последнем письме, отправленном им 14 сентября уже из Югорского Шара, Г. Л. Брусилов так описывает события последних дней:
«Здесь, в Александровске, было столько неприятностей. Коля (Н. Андреев. — М.Ч.) не приехал, из-за него не приехали Севастьянов и доктор. Нас осталось только четверо: я, Альбанов (штурман) и два гарпунера из командного состава. Младший штурман заболел, и его нужно оставить по совету врача. Когда было мрачное настроение: один болен, другие не приехали, то Ерминия Александровна решила внезапно, что она пойдет, я не очень противился, так как нужно было хотя бы одного интеллигентного человека для наблюдений и медицинской помощи. К тому же она была на курсах сестер милосердия, хотя бы что-нибудь.
Теперь она уже получила ответ от отца. И окончательно решено, что она идет с нами. Вообще она очень милый человек. И если бы не она, то я совершенно не представляю, что бы я делал здесь без копейки денег. Она получила 200 рублей и отдала их мне, чем я и смог продержаться, не оскандалив себя и всю экспедицию… Деньги дядя задержал, и стою третий день даром, когда время так дорого. Ужасно.
Ну ничего, сегодня все как-то налаживается. Уголь морское министерство дало, но за плату, деньги, надеюсь, сегодня дядя вышлет. Крепко любящий тебя Юра».