Загадка Таля. Второе я Петросяна
Шрифт:
Таль играл как-то особенно неровно, рывками. Сделав три ничьи, он занемог и вынужден был слечь. Потом еще одна ничья, проигрыш Зурахову и еще три ничьих. В девятом туре он наконец одержал победу — над Каспаряном, но в десятом потерпел фиаско в партии с Буслаевым.
Итак, на финале можно было, казалось, поставить крест, хотя в следующих пяти турах Таль набрал три с половиной очка. За четыре тура до конца у него было всего восемь очков из пятнадцати. Дела Кобленца, который тоже играл в турнире, были куда завиднее, и Таль шутил:
— Ну, маэстро (так он обычно называл своего наставника), теперь мы поменяемся ролями — вы поедете на финал, а я буду вашим тренером…
Но бурный финиш позволил ему разделить пятое-шестое места и попасть в финал.
— Ничего не выйдет, маэстро, придется нам остаться на прежних ролях, — сказал он после окончания турнира Кобленцу.
— Ладно, ладно, — ответил тот. — Роль у тебя прежняя, но вот партнеры теперь будут не те. Так что не очень-то прыгай!
Партнеры ждали Таля действительно несколько другие. Финал XXIV чемпионата отличался исключительно сильным составом: Бронштейн, Керес, Петросян, Спасский, Тайманов, Болеславский, Корчной, Толуш, Холмов, Фурман, Аронин, Антошин, Нежметдинов. Когорта могучих гроссмейстеров и мастеров могла навести панику на кого угодно. Вдобавок, финал проходил в Москве. Столичные любители шахмат были наслышаны о Тале, но у них еще не было случая воочию увидеть его «в деле».
Словом, были кое-какие основания для волнений. Но Таль находился под впечатлением тбилисского финиша, от его неуверенности осталось только воспоминание, и он твердо решил показать в Москве все, на что способен.
Каждый вечер зал Центрального дома культуры железнодорожников был полон. Одной из главных приманок был двадцатилетний рижский мастер. Таль, который всегда плохо стартовал, на этот раз сделал бурный рывок — четыре победы в четырех турах! Он приехал в Москву охваченный желанием играть и теперь дал себе волю.
Таль всегда беззаветно любил играть, а теперь, когда он вышел на большую дорогу, страсть к шахматной игре в нем клокотала. Незадолго до турнира он вечером прогуливался с Кобленцем по рижским улицам. Когда они нагулялись, Кобленц сказал, внушительно глядя Мише в глаза:
— Ну, а теперь спать.
Таль кивнул головой:
— Конечно! Не на танцы же идти.
Успокоенный тренер вернулся домой. Но спустя час раздался звонок — встревоженная мать спрашивала, где же Миша: он до сих пор не вернулся домой.
Кобленц отправился на поиски. По дороге зашел в шахматный клуб, но там происходил молниеносный турнир шашистов, и, значит, Таля быть не могло. Уже собираясь уходить, Кобленц вдруг обратил внимание на странное поведение нескольких парней, которые, столпившись возле одного столика, явно старались почему-то загородить играющих. В душу Кобленца закралось подозрение. Он решительно пробрался через заслон и… да, да, Миша виновато глядел на него, смущенно улыбаясь. Пусть не в шахматы — хоть в шашки, он все равно готов был поиграть…
Первой его жертвой в чемпионате оказался мастер Аронсон. В голландской защите Аронсон белыми спокойно разыграл дебют. При «правильной» игре Таль получал равную позицию. Но он предпринял антипозиционный маневр и полностью уступил противнику инициативу на ферзевом фланге. Зато партия вступила в полосу комбинационных штормов, где пиратская фелюга Таля оказалась более ловкой и маневренной, чем солидный и медлительный корабль Аронсона. Напутав, Аронсон в безнадежном положении просрочил время.
Второй противник был куда серьезнее — гроссмейстер Тайманов. Таль знал, что его противник иногда чрезмерно увлекается своими замыслами и не обращает особого внимания на замыслы партнера. Значит, лучшее средство против него — тактические удары. При первом удобном случае он поставил ловушку и сам удивился, как легко позволил Тайманов заманить себя в расставленные сети.
К Бронштейну Таль всегда питал самые почтительные чувства. Он считал этого выдающегося шахматиста одним из своих учителей, восхищался многими его партиями. Но ведь за доской авторитетов для Таля не существовало!
И все же до начала партии он склонен был держать курс на ничью.
— Чего тебе лезть? — говорил ему осторожный Кобленц. — Имеешь два очка из двух, так какой же смысл рисковать, тем более с Бронштейном?
До начала партии Таль готов был внимать благоразумным советам. Но когда пускались часы и им овладевал азарт боя, голос рассудка замолкал и предварительные решения летели к черту. Так случилось и в этот раз. Словом, Таль подчинился своему темпераменту, и ему не пришлось пожалеть об этом.
Три очка из трех! Он — единоличный лидер турнира! Будет о чем поговорить по телефону с домашними! Но отец с матерью не знали, радоваться им или огорчаться: слишком большие успехи Миши слегка их пугали.
— Главное, не теряй голову, не зазнавайся, — говорил ему озабоченно доктор.
Но триумф старта продолжался. В четвертом туре Таль красиво выиграл у Банника. В острой позиции Банник провоцировал Таля двинуть центральную пешку, на что следовала эффектная комбинация. Ловушка? Великолепно! Но давайте посмотрим, что будет дальше. Внимательно анализируя возникавшую позицию, — Таль наткнулся на ход, начисто опровергавший комбинацию. Произошло обычное: он увидел дальше, чем его соперник.
И пешка отважно двинулась вперед. Остальные ходы были сделаны обоими противниками без раздумья — оба верили в непогрешимость своих расчетов. Сначала, когда зрители еще не разгадали коварства, по рядам пронесся возбужденный шепот:
— Таль попался!
Но вот улегся пороховой дым, и позиция Банника предстала в обломках.
В первый день турнира столик, за которым играл Таль, стоял в третьем, последнем от зрителей, ряду. При всем своем самолюбии юноша понимал, что право на первый ряд еще не заслужил. Теперь, как лидер, он играл в первом ряду. Это было приятно, но вскоре он почувствовал, что с ним играют как с лидером, то есть особенно старательно и решительно. Банник был последней радостью старта. Дальше начались невзгоды.