Загадки истории. Чингисхан
Шрифт:
И тут стоит напомнить, что не существует ни одного прижизненного портрета Чингисхана. В отличие от всех других завоевателей, он никогда не позволял делать свои изображения на холсте, камне или монетах. Он не был настолько амбициозным. Словесные описания, оставшиеся от его современников, темны и малоинформативны. В современной монгольской песне о Чингисхане есть такие слова: «Мы представляем себе твое лицо, но наши очи не видят его». Оставшись без портретов Чингисхана и каких-либо монгольских записей о нем, мир получил возможность воображать его таким, каким ему было угодно. Ведь до того, как прошло полвека со времени его смерти, никто не решался изобразить его. Лишь потом каждая культура представила свету свой собственный образ Чингисхана. Китайцы показали его добродушным пожилым человеком с тонкой бородкой и пустыми глазами. Он больше похож на рассеянного китайского мудреца, чем на яростного монгольского
И художникам, и ученым приходится фантазировать, представляя Властелина Вселенной. В отсутствии достоверной информации этому собирательному образу приписывались черты и фобии, свойственные самим ученым. Великий, противоречивый, жестокий, справедливый – вот список эпитетов, которые прилагались к его имени, и он очень внушителен. И как-то хочется верить в то, что относится он все-таки к реальному лицу. Как бы там ни было, Чингисхана объявили великим предком рода монгольских каганов (великих ханов), было построено в его честь святилище, известное под названием «Восемь белых шатров». Причем культ Чингисхана в большей степени связан с его способностями полководца, стратега, его уникального военного духа (гения), воплощенного в его знаменах. Особо почитались Цаган сульде (Белое знамя) и Хара сульде (Черное знамя). Для знамен Чингисхана были построены специальные святилища, разработан ритуал жертвоприношений. А вот некоторые исследователи предположили, что Хара сульде и Цаган сульде – имена реальных приближенных Чингисхана. С культом Чингисхана также связан культ членов его семьи: матери, жен, сыновей, приближенных.
Еще раз подчеркнем, изучить историю монголов крайне затруднительно, если учесть, что вплоть до середины XIII века монголы не знали письменности. Первые тридцать лет великого хана, то есть половина его жизни, тонут во мраке, о них не сохранилось данных. Таким образом, историку приходится обращаться к иностранным источникам или монгольским хроникам, написанным уже после смерти завоевателя.
Информацию об этом герое можно узнать главным образом из трудов восточных хронистов. В первую очередь стоит вспомнить персидского историка Рашид-ад-Дина. В течение двадцати лет он занимал важнейшие посты при монгольских ханах. Его обширный труд, написанный в начале XIV века, основывается на многочисленных монгольских преданиях и составлен из рассказов хранителей и знатоков монгольской старины. Рашид-ад-Дин писал свое сочинение, если так можно выразиться, по горячим следам исторических событий. Ведь он имел доступ в ханские книгохранилища, где пользовался источниками, не дошедшими до нас. Говоря современным языком, он был допущен к закрытой информации – к так называемому «золотому сундуку», семейной реликвии Чингизидов, например, к «Алтан Дебтером» («Книге Золотой династии»).
По сведениям Рашид-ад-Дина, каждый монгол с юных лет тщательно изучал свою родословную, и не было ни одного человека, который не знал бы своего племени и происхождения. Вот только племен и родов было чрезвычайно много, к тому же они непрерывно разделялись, перекочевывали с места на место и снова разделялись. Будучи ханским министром, этот ученый плодотворно использовал имеющийся в его распоряжении материал и сделал его в какой-то мере общедоступным. На страницах его труда постепенно проявляется уже не мифический, а реальный образ Чингисхана. Если углубиться в изложенную Рашид-ад-Дином информацию, часть которой повторяют и большие китайские государственные хроники, уже не получится отмахнуться от образа смелого полководца, стратега, обогнавшего свое время; именно таким – «известным и неизвестным», жестоким и терпимым, дальновидным и преданным своей идее – предстает на страницах сочинения персидского автора могучий Чингисхан.
Вторая хроника, Mongol-un Ni’uca Tobci’an («Сокровенное сказание о монголах»), представляет собой мифологическую генеалогию Чингисхана, эпическое повествование о его царствовании и частично о царствовании Угедэя, его сына и преемника. Она была утеряна, и нам даже неизвестно, на каком языке она была написана (уйгурско-монгольском, китайско-монгольском или каком-нибудь другом). Неизвестно также время ее создания: известный французский востоковед Рене Груссе, изучавший все, что связано с Чингисханом, склоняется к 1252 году, но один из отрывков хроники свидетельствует о том, что она была закончена в год крысы, что соответствует 1240 году. Стоит подчеркнуть, что, как и к «Книге Золотой династии», к тексту «Сокровенного сказания» имели доступ только Чингизиды, чем и объясняется ее название.
Существует предположение, что «Сокровенное сказание» написано одним из ближайших сподвижников Чингисхана (возможно, его приемным сыном Шиги-Хутуху) вскоре после смерти великого завоевателя. Переоценить значение этого труда невозможно, потому что он дает совершенно исключительный взгляд изнутри, взгляд практически непосредственного очевидца событий или, по крайней мере, собеседника очевидцев. Особенно важно это произведение в том, что касается периода, предшествующего великому курултаю 1206 года – событию планетарного масштаба, провозгласившему создание Монгольской империи. Именно Чингисхан, который объединил действительно всех потомков древнего рода «монгол», извлек это почти забытое слово из глубин исторической памяти и назвал им объединенные под его началом народы. Только с этого времени громкое имя монголов и получает распространение, так что даже те племена и народы, которые не имели никакого отношения к изначальным монголам – татары, уйгуры, кипчаки (половцы) и другие – стали называть себя монголами.
Есть у «Сокровенного сказания» и минусы, как это ни странно, напрямую связанные с главным плюсом – монгольским происхождением. Это и почти полное отсутствие датировок, особенно событий XII века – периода становления государства Чингисхана, а также сам характер сочинения – в первую очередь, это все-таки «сказание», а не «история».
Только в XIX веке русский синолог П. И. Кафаров (в монашестве архимандрит Палладий, создатель русско-китайского словаря) перевел текст на русский язык. Ученым была проделана большая работа, требующая исключительной эрудиции. Она открыла путь западным специалистам для новых переводов: для Поля Пеллио (на французский), начатого около 1920 года и, к сожалению, не законченного в связи с его смертью, затем Гаерниша – на немецкий, Козина – на русский и Кливса – на английский, в то время как многие китайские и японские монголоведы отставали – они в то время лишь приступали к изучению текста «Сокровенного сказания».
Итак, источников не слишком много, и главный вопрос, возникающий в этой связи, – доверие к ним. Все-таки речь идет о делах давно минувших дней. Научный подход обязательно предполагает по-хорошему консервативный, недоверчивый взгляд и наличие у изучающего внутреннего редактора. Этот невидимый индикатор подвергает сомнению каждый, пусть даже самый гармоничный факт. Но это и не должно подавлять человека творческого. Иначе в результате появятся бездарные, серые тексты, которые количественно постараются убедить в своей несокрушимости. Исследователь с аналитическим складом ума, перерабатывая огромный пласт информации, должен сам прийти к вполне искреннему убеждению, что эта теория верна, и постараться убедить в этом читателя.
Что же все-таки делать историкам? Основываясь на переводах «Книги Золотой династии» и «Сокровенного сказания», хотя и составленных независимо друг от друга, искать в них почти идентичные события. Главная работа при этом – отделять собственно исторические факты от эпизодов, восходящих к легенде. Но это не всегда легко определить. Дело в том, что эти хроники, в частности «Сокровенное сказание», полны эпических отступлений. Информация, которая отзеркаливает ораторское искусство тех лет, дошла и до нас в первозданном виде, сохранилась до наших дней в Монголии. В подтверждение вышесказанному – эпосы, исполняемые певцами и записанные на ее территории современными филологами и музыковедами.
Итак, «Сокровенное сказание» – не миф, но нечто субъективное, написанное в большей степени под воздействием эмоций. В ожидании возможных новых открытий оно остается основным объектом исследования ученых, потому что это, повторимся, первый и чуть ли не единственный письменный источник, относящийся к периоду, который нас интересует.
Замечателен тот факт, что в самой Монголии на протяжении ХХ века заниматься расшифровкой «Сокровенного сказания» было весьма опасным занятием. Известны многочисленные случаи репрессий в отношении ученых, которым коммунистический режим вменял в вину ненаучный, антисоциалистический подход к описанию личности Чингисхана, истории его восхождения. На короткий промежуток времени, начавшийся после смерти Сталина, пришелся период нового подхода к изучению в стране собственной истории. К восьмисотлетию Чингисхана была даже выпущена марка и принят проект памятника на предполагаемом месте рождения героя – реке Онон. Однако уже очень скоро изучение всего, связанного с Чингисханом, стало опять считаться преступным отклонением от линии партии. Власти снимали с должностей, изгоняли из своих домов, даже тайно казнили тех, кто игнорировал предупреждение прекратить изучение всего, что связано с именем Чингисхана. Но даже в самые непростые времена всегда действуют бесстрашные энтузиасты. И в этом случае нашлись те, кто начал независимые исследования и, рискуя жизнью, поднял завесу над прошлым своей страны.