Загадки любви (сборник)
Шрифт:
О том, как любовь трижды победила хорошую дружбу
Жили-были два Коли Иванова. Служили эти Коли Ивановы в одной части. Коля Иванов Первый был похуже, а Коля Иванов Второй получше: и ростом выше, и в плечах шире, и волос у него вился. Зато Коля Иванов Первый был побойчее. И оттого переписывался он с хорошей девушкой Машей Петровой из города Москвы, с «Трехгорки». И вот после многих писем Маша Петрова присылает ему свою фоту. На фоте она оказалась писаной красавицей, совсем похожей на артистку Любовь Орлову.
И
Подходит время увольнения – и так втянулись боевые ребята в эту самую переписку, так им понравился в письмах душевный климат Марий Петровых, что начали они раздумывать: а не жениться ли? Тем более что у девушек была московская прописка.
Ну, высказали они это свое предложение письменно и тоже фоту свою приложили, где у боевого орудия снялись вдвоем.
Ответа долго ждать не пришлось, обе девушки были согласные, и фото им очень понравилась, только пожаловались: дескать, непонятно на фоте, где какой Иванов…
Тут как раз демобилизовались наши два друга и отправились за счастьем.
Поезд пришел по расписанию. Сошли с поезда два Коли Иванова, а к ним навстречу идут по перрону две незнакомые девушки. Одна фигуристая, красивая, другая худющая, серенькая – ну, мышь! Наши Коли зенки вытаращили, а девушки со смехом подходят к удалым героям: дескать, не признали, что ль? (Потом выяснилось, что обе они вместо своих фот киноартистку Любовь Орлову всем высылали.)
Ну, наши Коли все поняли и только засмеялись.
И тут бойкий Коля Иванов Первый берет фигуристую под руку и ведет ее по платформе. Ну, а красавцу Иванову Второму – худющая да невидная и досталась.
Справили они приезд, выпили-закусили, ночку провели с Петровыми Мариями, а утром – все по-честному: заявление в загс и зарегистрировали отношения.
Стали они жить-поживать, добра наживать, на заводе работать, разряд повышать.
Только Коле Иванову Второму, красивому, неймется. И вскоре в случайной беседе выясняет Иванов Второй, что женился он совсем не на той Петровой, с которой вступил во взаимно-дружескую переписку. Его-то Петрова была как раз фигуристая да красивая. Ну, узнал, ну, и что – дело, как говорится, прошлое. Но все ж стал он сохнуть. Взглянет на свою – жить
И вот как-то подходит Первомай, любимый праздник. Флаги на улицах вешают, полосы чертят для демонстраций, и Коле Иванову Первому и Коле Иванову Второму выпадает честь – пройтить с транспарантами мимо трибун. А кому ж, как не им, друзьям-передовикам, поручить транспарант с надписью «Слава великому Сталину!». И поручили.
Ну, Первого мая, оба при галстуках, взяли Коли Ивановы транспарант и понесли.
Несут. А ветер в тот день разгулялся сильнейший. Сто лет, говорят, такого ветра в Москве не было. Пока по улицам шли – все терпимо было. А как на Красную площадь вышли, ветер в транспарант ударил. Ну, мочи нет!
А на Мавзолее Сам стоит. И на Коль с транспарантом смотрит.
А ветер дует. А на дворе пятидесятый год. Попробуй брось транспарант со «Славой великому Сталину!» – тебя самого в такое место бросят!
А ветер крепчает. И тут шепчет Иванов Первый – Второму Иванову:
– Ты что ж (народное слово) совсем не держишь? Я ж сейчас в штаны наделаю.
– Сам ты (слово народное) не держишь, и я по твоей милости в штаны уже давно наделал. Мало того что ты на моей Машке женился, мне одни кости оставил… ты еще транспарант не держишь, – продолжал собачиться Иванов Второй.
– Заткнись, – скрежетал зубами Иванов Первый. – То-то, я гляжу, на мою Машку глаз все время кладешь. Я тебе положу глаз! Держи транспарант.
А ветер крепчает. И вот идут наши Коли Ивановы, плачут от напряжения, ненавидят друг друга, но транспарант не отпускают, только зубами скрыпят.
– Держи… держи… держи… (слово народное).
– Сам держи… держи… (и тоже народное слово).
Скрыпят зубами, слезами обливаются, но держат! И выдержали. Но уж как за Ваську Блаженного зашли – транспарант прислонили к зданию – и бросились друг на дружку, и давай дубасить!
Потом они, конечно, помирились, но прежней дружбы у Ивановых Коль уже не было.
А время шло.
Иванову Первому везло все больше и больше: жена его каждый год то мальца, то девку приносит. Не оставлял он ее пустой – еще бы, такая фигуристая.
Скандал первомайский вроде забылся, но в домах друг у дружки они теперь не бывали, а все больше на улице встречались.
– Ну, как житуха?
– В порядке.
– А как твой «комендант»? – спрашивал, пряча глаза, Иванов Второй.
– Не жалуюсь. Команду «Ложись» исполняет справно – в шестой раз рожать поехала.
Потом родила его фигуристая Машка седьмого… Потом восьмого… Потом девятого… И вдруг – стоп! Девятый – и все!
И вот как-то на совещании ударников встречает Иванов Первый Иванова Второго. Разговорились они, но чувствует Второй, что чегой-то мнется Первый Иванов. Мялся-мялся, а все ж таки разговор завел:
– Детни у меня много. Девять.
– Много, – сказал выжидающе Иванов Второй.
– А баба моя все цветет. Девять нарожала – а глаз не оторвешь.