Загадочная история Рэйчел
Шрифт:
И вот что-то случилось. В момент слабости она не позаботилась о защите, и только жгучее чувство опасности внезапно отрезвило ее, заставив взглянуть в лицо реальности.
— Рэйчел, с тобой все в порядке?
Она долго молчала. Потом села очень прямо и надела на лицо улыбку.
— Все в порядке.
Голос прозвучал напряженно и неестественно.
Она не рискнула вновь посмотреть ему в глаза и сделала вид, что ищет носовой платок. Слава Богу, сумочка лежала в противоположном углу комнаты. Рэйчел вскочила и почти бегом
Потом она долго вытирала глаза и сморкалась, собирая свои основательно ослабленные силы для новой схватки.
— Ты, наверное, захочешь освежиться или, возможно, вздремнуть перед ужином…
Габриэль не шелохнулся. Он продолжал сидеть, неподвижный и молчаливый, словно вырубленная из мрамора древнегреческая статуя.
Очень удачное сравнение — он прекрасно подошел бы для образа какого-нибудь языческого бога. Этот чистый, высокий лоб, прямой нос, мощные скулы — прямо Зевс, или Аполлон, или какой-нибудь легендарный герой, Тезей или Ясон, например.
— Думаю, пора показать тебе твою комнату.
Габриэль устало пожал плечами и провел руками по темным блестящим волосам. От той опасности, которая исходила от него мгновение назад, не осталось и следа; он вдруг показался беззащитным и, вопреки ее фантазиям о греческих богах, вполне земным.
— Вздремнуть — вряд ли. — Он поднялся и неторопливо потянулся. — Извини, мне просто пришлось долго ждать отложенного рейса. Но горячий душ не помешает. Я оставил сумку в холле…
— Тогда Рейнольдс отнесет ее наверх.
Рэйчел с трудом проталкивала слова через внезапно пересохшее горло. Свадьба — это лишь часть неприятных новостей, которые ему придется услышать. Другая часть откроется с минуты на минуту, и Рэйчел сильно сомневалась, что эта новость ему понравится больше.
— Мистер Рейнольдс или миссис Рейнольдс, с которой я уже познакомился?
Полный сарказма вопрос резанул ее.
— Именно так. Они оба работают здесь уже больше года.
— Заменили миссис Кент и Джо?
Рэйчел сразу прореагировала на так и не высказанное обвинение, стоявшее за его вполне невинными словами.
— Они немного состарились, Габриэль. Я знаю, как ты любил их, но тебя слишком долго здесь не было. Все меняется, что делать.
— Я уж вижу, — усмехнулся он. — Что дальше, интересно знать?
Рэйчел почувствовала, как дрогнули колени.
Ей кажется или он действительно следует за ней по пятам и едва не дышит в затылок? Она оглянулась — Габриэль шел на почтительном расстоянии, в паре шагов от нее. Похоже, она ощущает его присутствие независимо от расстояния.
— К чему все это? — Габриэль остановился, едва они поднялись на один пролет. — В конце концов, я знаю этот дом, наверное, лучше тебя — я вырос здесь. Поверь, я ничего не забыл за последние четыре с половиной года и более чем способен сам найти мою…
— Она больше не твоя!
Рэйчел тут же прокляла собственную бестактность. Опять нервы не выдержали,
Габриэль застыл, оглушенный услышанным. Его глаза подозрительно прищурились.
— Объяснись! — коротко приказал он.
Рэйчел судорожно сглотнула, отчаянно подыскивая нужные слова и не находя их.
— Если моя комната больше не моя, то чья же?
— Моя! — испуганно объявила она.
Он почти не удивился, как будто именно этого ответа и ждал.
— О, как мило!
В его иронии была горечь.
— Твой отец настоял!
Она знала, как много его бывшая комната значила для него. Это были скорее личные апартаменты, чем просто спальня. Занимавшая всю мансарду, комната была одновременно и гостиной, и даже имела при себе крошечную ванную; а дверь с замком у подножия лестницы обеспечивала полное уединение и невмешательство в личную жизнь.
Габриэль всегда ценил именно это право на одиночество, проводя на своей мансарде большую часть времени, являясь лишь к обеду или ужину и никого не допуская в свое святилище. Он не делал секрета из своей враждебности к Лидии и открыто заявлял, что именно эта связь отца переполнила чашу терпения его матери.
— Поверь, это не моя идея! — Рэйчел пыталась протестовать. — Он приказал ее заново отделать и преподнес мне в подарок на двадцать один год.
Никто не знал, чего ей стоило принять столь щедрый дар: эта мансарда у нее навсегда была связана с Габриэлем и с той ночью, которую она хотела бы, но не могла забыть.
— Я в этом не сомневаюсь, — цинично процедил Габриэль. — Он всегда так поступает… поступал, — поправил он себя с безжалостной точностью. — Просто делал то, что ему удобно, даже если при этом оказывались растоптаны чувства других людей.
— Он не думал, что ты вернешься. Ты же ясно дал понять, что связываешь свое будущее с Америкой. — Рэйчел старалась, чтобы голос звучал ровно.
— В принципе он был прав, — равнодушно проговорил Габриэль, — я не собирался возвращаться, пока не женюсь. Так скажи мне, Рэйчел, дорогая, если я выброшен из мансарды, какую же спальню ты назначила мне?
— Голубую.
Она перевела дыхание — «пока не женюсь»? Хотелось бы надеяться, что это лишь замечание мимоходом, хотя тон, с каким была произнесена фраза, этой надежды почти не оставлял.
— Полагаю, идея Лидии?
— Нет, моя. — Она проигнорировала сарказм вопроса. — Я… я подумала, там тебе будет удобнее.
Это была самая большая спальня в доме. Даже больше той, которую занимали отец с матерью. Она надеялась несколько компенсировать его потерю.
— Действительно, все удобства, и к тому же — в конце коридора, чтобы у тебя не было никаких неприятностей.
— Неприятностей?
Она нахмурилась, не понимая его намека.
— Напротив — как раз дверь Лидии, которая только и занята тем, что прислушивается к скрипу половиц.