Загадочные женщины XIX века
Шрифт:
Затем она в нескольких словах объяснила мне, что вынуждена была бежать из Тюильри, не тратя время даже на самые краткие сборы.
— Я приехала к вам, — добавила она, — в надежде на помощь, потому что знаю о вашей преданности мне и моей семье. Я доверяю вам. Я понимаю, что услуга, о которой прошу вас, тяжелое испытание вашему дружескому расположению.
Я заверил императрицу, что буду счастлив помочь ей.
— Как вы видите, — сказала она, — для меня настали страшные дни. Я всеми оставлена.
Она замолчала. Слезы навернулись ей на глаза.
Я спросил императрицу, есть ли у нее какой-нибудь конкретный план.
Она ответила, что хотела бы, если это возможно, перебраться в Англию. Во всяком случае она стремилась как можно быстрее покинуть Париж. Она полагала что, когда откроется ее бегство из Тюильри, ее станут повсюду искать и что главари мятежа могут отдать приказ о ее аресте. Она говорила, что боится народного возмущения, потому что враги империи распускали о ней ложные слухи и взвалили лично на нее ответственность за войну, и озлобленная часть населения готова совершить какой-нибудь акт насилия. Поэтому, по ее мнению, не стоило тратить времени на обдумывание маршрута и конечной цели бегства, а следовало немедленно отправиться в путь».
— Нужно ехать, — сказала она, — покинуть Париж и Францию! Они убьют меня, если найдут, как Марию-Антуанетту!
Евгения де Монтихо, внучка торговца вином, боялась участи австрийской эрцгерцогини, и все потому, что ее когда-то полюбил император…
В одиннадцать часов вечера доктор Эванс отправился разузнать, что делается в районе Порт Майо, откуда он намеревался выехать из Парижа с Евгенией. Ворота не были заперты, и экипажи беспрепятственно сновали и в ту и в другую сторону. Обрадованный, он поспешил домой. В пять часов утра он разбудил императрицу.
— Через полчаса мы трогаемся, Ваше Высочество. Мое ландо ждет.
После легкого завтрака Евгения, мадам Лебретон, доктор Эванс и его коллега, доктор Кран, которого он попросил о помощи, сели в экипаж.
Небо было безоблачным. День обещал быть ясным.
— В путь, — сказал дантист.
Евгения улыбнулась ему. Кто знал, не оборвется ли путешествие на площади Этуаль по милости какого-нибудь не в меру подозрительного чиновника?
Ландо покатилось по улице Малахоф.
Послушаем доктора Эванса:
«На всем протяжении от моего дома до конца улицы Де ля Гранд-Арме мы видели дворников за своей обычной работой, лавочников, открывавших ставни, тележки торговцев овощами, молочниц, направлявшихся к центру города, царило оживление, обычное в эти ранние часы, и оно свидетельствовало о том, что события, происшедшие накануне, не повредили механизмов, лежащих в основе жизнедеятельности столицы.
Около ворот нам приказали остановиться. Когда к нашему экипажу подошел начальник караула, я опустил окно справа от меня и, подавшись вперед, по плечи высунулся из фиакра. Он спросил, куда мы едем, и я ответил, что направляюсь в собственном экипаже за город, где намерен провести день со своими друзьями, что я американец, но давно живу в Париже, и меня хорошо знают».
Ответ, по всей видимости, удовлетворил главу этого поста. Он отошел, сказав кучеру:
— Проезжайте!
Ландо покатило по навесному мосту через ров, миновало переднюю линию охраны и вскоре выехало из города.
Беглецы перевели дух. Первые препятствия были преодолены, они покинули Париж. То, что экипаж не обыскивали на выезде из столицы, служило доказательством тому, что исчезновение императрицы не было еще замечено бунтовщиками, которые уже более двенадцати часов подряд произносили пламенные речи в Отель де Виль…
В шесть часов ландо проехало неподалеку от Малмезона, откуда в 1815 году начал свой путь Наполеон I, также гонимый надеждой пересечь границу.
Евгения грустно улыбнулась:
— Как повторяется история Франции! На протяжении уже ста лет правительству приходится спасаться от революции. Еще совсем недавно, когда кое-кто предрекал падение империи в результате поражения в войне, я заявляла, что не покину Тюильри в фиакре, как Карл Х или Людовик-Филипп! И именно это я и сделала.
После Мелана они ненадолго остановились. Доктор Эванс и Кран пообедали в трактире и принесли дамам хлеба и колбасы. Те с удовольствием поели.
В Манте была куплена газета, и императрица узнала, что еще накануне была провозглашена Республика и что во главе нового правительства стоит Трошю.
Она побледнела.
— Как он мог пойти на такое предательство? Еще вчера утром он клялся честью солдата, истинного бретонца и католика, что никогда не оставит меня!
И она заплакала.
В Эвре экипажу пришлось проехать сквозь толпу, скандировавшую «Да здравствует Республика!» и распевавшую «Марсельезу». К счастью, бравые республиканцы так усердно отмечали падение империи, что никому не пришло в голову проверять проезжавшие через город экипажи.
В десять часов вечера доктор Эванс решил остановиться на ночлег в Ривьер-Тибувиль.
Императрица, имитируя хромоту, прошла, держась за доктора Крана, по залу, заполненному посетителями трактира.
— Я сопровождаю больную, — объяснил доктор Эванс хозяину заведения.
В комнате произошла забавная сцена. Евгения, взглянув на более чем скромную обстановку, расхохоталась.
Ее друзья тревожно переглянулись.
— Ради Бога, мадам, — вполголоса сказала мадам Лебретон, — сейчас не до смеха! Умоляю вас, перестаньте! За нами наблюдают, нас могут услышать из соседней комнаты.
Но Евгения продолжала хохотать.
— Посмотрите на эту мебель… эти обои… выщербленный таз… Разве это не смешно?
Она извлекла из кармана носовые платки и, заходясь от смеха, бросила их на пол.