Шрифт:
Франсис Мазьер
Загадочный остров Пасхи
Рапануйцам, погибшим во время бегства с острова Безмолвия
Там, где волны Тихого океана в упоении бьются о волнорезы из лавы; Там, где ветры Антарктики мечутся среди неподвижных великанов; Там, где в безмолвии забытого всеми мира гибнут восемьсот оставшихся в живых; Там, куда не залетают уже на отдых птицы, возник когда-то самый одинокий на земле остров. Жители назвали его Матакитаранги - "Глаза, смотрящие в небо" а первые гордые мореплаватели под ружейные залпы, заглушаемые морским прибоем, нарекли островом Пасхи. Само возникновение этого клочка земли настолько загадочно, что с трудом веришь в его появление на карте. Остров Великанов родился в молчании и погиб в забвении. Сможем ли мы когданибудь узнать, не скрыл ли туманный саван волн какой-то особый мир, от которого уцелело только вот это хрупкое свидетельство? Волны наступают и разъедают остров, но на страже стоят каменные гиганты. Они еще властвуют над вечным дыханием просторов океана, управляемых Луной, и на их языке еще говорят обитатели острова. Нам остается только пригласить читателей последовать в призрачный, но тщательно обследованный нами мир, чтобы сквозь прах, развеянный ветрами, попытаться уловить его последнее дыхание. Когда космические корабли, пролетая по магнитному экватору, пересекают ночное небо острова, люди спокойно смотрят на них из-под навеса своих хижин, и мы не можем обойти молчанием совсем особый, но светлый ум тех, кого все еще называют здесь "другие люди".
Глава 1. КУРС НА ПУП ЗЕМЛИ
[Одно из названий острова Пасхи, порапануйски те-Пито-но-те-Хенуа.
– Прим. перев.] 22 ноября 1962 года наше судно покинуло берега Франции и отправилось в длительное морское путешествие, во время которого мы должны были научиться читать изменчивую карту звездного неба. Сто шестьдесят дней в море, сто шестьдесят дней борьбы с ветрами, с необъятными просторами океана, а иногда и с самим собой. Нате судно представляло собой крепкий кеч: 16 метров длины по ватерлинии, 20 метров по борту, 4,5 метра ширины, с осадкой 2,4 метра. Оно было оснащено телеграфом Маркони, 105 квадратными метрами парусности, бизанью, гротом, двумя стакселями, двигателем Берлие - Дизель и имело на борту четырех мужчин и одну женщину, которым и предстояло делить поровну все радости и невзгоды. Мы были бедны, но сильны поддержкой тех, чьи имена с благодарностью упоминаются в этой книге. Четыре года мы боролись за эту экспедицию, и потребовалось еще два года, чтобы добиться успеха. Нашей целью был остров Пасхи, где мы собирались провести археологические исследования, а затем через архипелаг Гамбье добраться до Таити. Большую часть длительного путешествия нам предстояло идти под парусами, чтобы изучить связанные с течениями и пассатными ветрами возможности миграций, прежде всего в Атлантику, вдоль африканского побережья, оттуда к устью Амазонки и затем в южную часть Тихого океана. Лишь раз в год на остров Пасхи, принадлежащий Чили, заходит судно, которое доставляет товары местным жителям. Оно стоит на рейде у Ханга-Роа около десяти дней. Только собственное судно давало возможность добраться до острова и спокойно проводить там работу. Нам и предстояло повторить путь мореплавателей далекого прошлого. Итак, наше путешествие сводилось к следующему, выход из порта Антиб через Гибралтар к Канарским островам, где мы хотели ознакомиться с документами, связанными с первобытными жителями островов - гуанчами, острова Зеленого Мыса, особенно интересовавшие нас в связи с первыми морскими путешествиями финикийцев. Затем Бразилия, Гвиана, Малые Антильские острова, Кюрасао, Панама, Тихоокеанское побережье КостаРики, где нам предстояло продолжить работы в основном на склонах вулкана Эль Бару, так как мы рассчитывали найти в культурном слое материал, из которого делали статуэтки, свидетельствующие о цивилизации чисто монголоидного характера. Дальше мы должны были пройти под парусами мимо загадочного острова Кокос к Галапагосским островам. 3 января 1963 года мы подошли к Галапагосскому архипелагу и с наступлением ночи бросили якорь в бухте Дарвина. Бескрайняя ночь опустилась над нами, и рев нерпухов, [ушастые тюлени.
– Прим. перев.] отраженный скалами, казалось, перенес нас в потусторонний мир. Со всех сторон слышался тысячеголосый хор встревоженных нашими прожекторами морских птиц, гнездящихся на скалах. Галапагосские острова с их гигантскими игуанами, плавающими в море, с птицами-монстрами и нерпухами, пингвинами и китами остаются до сих пор самым удивительным примером заповедника, как будто созданного самими животными. К великому нашему сожалению, мы пробыли на острове лишь десять дней и, хотя нам очень хотелось сделать пробные выемки, никакой серьезной работы так и не удалось провести. Но мы все-таки убеждены, что дальнейшие археологические исследования помогут обнаружить на этих островах следы пребывания тех, кто отправлялся из Америки вслед за заходящим солнцем. Эти раскопки были тем более привлекательными, что в Панаме нам сообщили о существовании на Галапагосских островах доколумбового гончарного производства. Увы! 13 января в 8 час. 30 мин. мы вынуждены были сняться с якоря и отправиться в одинокий и долгий путь к Пупу Земли. С грустью мы расставались с нашими маленькими друзьями пингвинами, жившими на судне. Щемило сердце, когда мы смотрели на исчезающий огненный архипелаг, где животные счастливо живут на свободе. Мощное течение Гумбольдта, властвующее над необыкновенной жизнью архипелага, лежит теперь на нашем пути. Море очень холодное. Много китов. Мы еще долго будем плыть по этой гигантской подводной реке в окружении тысяч тунцов, мигрирующих к лагунам далеких островов Туамоту. Ночью на вахте холод иногда пронизывает до костей, но море прекрасно, и наше судно, подгоняемое шестибальным ветром, неуклонно движется к цели. Девятнадцать ночей мы любовались Южным Крестом, сверкающим над островом Изваяний. Море, волны, повседневные заботы, паруса, за которыми надо следить, как за первыми шагами ребенка, ослепительный свет восходящего солнца, тревога, охватывающая по ночам, когда усиливается волнение и очень часто вялое и тупое оцепенение вызывает в памяти прошедшее и заставляет думать о несовершенстве мира. Как замечательно можно было бы описать эти сто шестьдесят дней в море! Суровые испытания и мертвый штиль, восходы солнца на островах... Вот что можно прочесть, перелистывая вахтенный журнал. "21 января, 9 час. 45 мин., порыв шквального ветра, взяли рифы, убираем кливер". Вечером 2 февраля наш капитан сообщает, что, вероятно, на восходе мы увидим
– Прим. перев.] в надежде продать их нам - они очень бедны. И вдруг - взрыв восторга, когда они узнают, что моя жена - таитянка, а мы все французы и что мы собираемся прожить на острове несколько месяцев. По их совету мы меняем место стоянки, так как бухта эта опасна, хотя море и кажется спокойным. Лодки медленно проплывают мимо рифов и скал Ханга-Пико. Перед нами великолепный строгий пейзаж. Проходы из черной лавы образуют маленькую бухточку, где островитяне прячут от ветра свои жалкие лодки. А там, на берегу, лошади с развевающимися на ветру гривами щиплют редкую траву. Куда ни кинешь взгляд, всюду видны глыбы обезображенных изваяний, и они очень похожи на лица людей, которые с любопытством разглядывают нас. Весть о прибытии судна распространяется с молниеносной быстротой от хижины к хижине, от пещеры к пещере, где живут те) кого называют рапануйцами. Со всех сторон на неоседланных лошадях скачут женщины и дети. Все вокруг оживает. Как прекрасен остров Пасхи! Он похож на Ирландию ранней весной. Но как печален взгляд у этих людей, чувствующих себя узниками океана. Иа орана ое! Это торжественное приветствие полинезийцев. Почти все население острова здесь, но я обеспокоен тем, что не вижу никого из чилийских властей. Островитяне объясняют, что Jefe Militar и святой отец только что закончили службу и завтракают. Что поделаешь! Я принимаю первое же приглашение, так как хочу поскорее найти пристанище для жены. Все хотят принять нас у себя, предоставить нам свой убогий и все же прекрасный дом. Как приятно, что целых девять месяцев мы будем жить здесь, среди этих людей. Как только мы очутились в доме Эстевана, сюда хлынула толпа обаятельных людей со скромными подарками, с бесконечными расспросами о Таити и о других островах Полинезии, о которых они мечтают, как о свободе. Благодаря их любезности мы быстро получаем лошадей, организуем быт, снабжение базовых лагерей и судна, на котором постоянно будут находиться два члена экспедиции, так как по странному упущению за восемьдесят лет владения островом правительство не удосужилось построить здесь хотя бы маленькую гавань. Вскоре мы отправляемся с визитом к губернатору - военному коменданту острова - и к его преподобию, именующему себя королем острова. Необычайно теплый прием. Губернатор, корветкапитан чилийского морского флота, сообщает, что нас ждут уже почти год. Военному человеку трудно объяснить, что когда из Европы отправляешься в дальнее плавание на паруснике, то можно и опоздать на несколько месяцев. Губернатор заверяет нас в своем искреннем расположении и в том, что он готов помочь, чем только сможет; тем не менее он очень скоро переходит к объяснению особого положения острова Пасхи. "Вам известно, - говорит он, - что la Jsia de Pascua обладает особым статутом. Хотя наш остров и является чилийской территорией, он подчиняется только чилийскому морскому ведомству, которое я и имею честь представлять здесь". Нас сразу же предупреждают, что мы не должны будем платить местному населению больше установленной таксы, что на каждого рабочего, передвигающегося по острову, мне следует испрашивать особое разрешение, что во время моего пребывания на острове я отвечаю за кражу овец людьми, работающими у нас, что я должен буду сообщать губернатору о предполагаемой работе, что я не должен давать вина и спирта островитянам, что я не должен позволять женщинам подниматься на наше судно, что я должен сообщать ему о каждом выходе судна в море, что я должен остерегаться "этих воров и лжецов" и что, конечно, было бы желательно, чтобы я связался с его преподобием святым отцом, знающим всех, всех крестившим и плюс ко всему еще и страстным археологом. - Да, и еще последнее, надо бы составить заново ходатайство на получение разрешения производить раскопки. - Обо всем этом я должен был вас предупредить как губернатор, а в общем все уладится, ведь мы с вами - латиняне. Нам остается нанести еще один визит - святому отцу, которому здесь так хорошо: так близко к богу и так далеко от мирской суеты. Бетонное сооружение с бетонным же крестом отмечает место, где покоится самый великий человек острова, а может быть, и всей Полинезии: тот, кого звали Эженом Эйро. Он приехал сюда из Франции, чтобы отдать свою душу богу, а жизнь людям острова Безмолвия. Мы смотрим на это простое, обращенное на запад надгробие с прекрасной и благородной эпитафией:
Остров Пасхи Брату Эжену Эйро, Который был простым механиком, А стал слугой божьим И преуспел в этом Во имя Христа.
В наш неблагодарный век, через сто лет после смерти, эпитафия эта звучит очень значительно. Теперь остается только приветствовать миссионера Себастьяна Энглерта. Мы входим. Маленькая мирная обитель, беспорядок старого холостяка, типичное жилище ученого. Протянув к нам руки и глядя на нас своими маленькими острыми голубыми глазками, святой отец встречает нас, мою жену и меня. Он идет нам навстречу и на безукоризненном французском языке, в котором, однако, есть что-то пугающе кислое, приветствует нас: - Как я счастлив принять вас у себя! В 1914 году я провел во Франции два года и так полюбил ее. Я жил в Рубе и в Лёвене - вы, французы, произносите Лувен.
– И его такт, и его память равно удивительны. Меня поразило, что он помнил о пожаре в библиотеке Лувена. - Главное, месье Мазьер, ничего не предпринимайте, не посоветовавшись со мной. Я могу вам помочь, я знаю всю археологию острова. И еще - не доверяйте туземцам. Они все такие лжецы и воры. - Простите, святой отец, но разве за тридцать четыре года вы не смогли изменить их психологию? На этом затерянном и забытом клочке земли то, что показалось бы в другом месте смехотворным, становится трагическим. Здесь над полинезийцами, мечтающими о жизни и заслуживающими всяческого внимания противников расизма, царствует закон молчания. Дух конкистадоров оставил здесь свои глубокие следы, и гнилостный запах их бывает порой просто невыносим. Однако никто, даже сами жители острова, не говорит об этом. И все-таки на самом деле остров ветров совсем другой. Так начинается история острова великанов, о которой мы ничего не знаем и следы которой безуспешно разыскиваем.
Глава II. ТРАГИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ ОСТРОВА БЕЗМОЛВИЯ
Чтобы проникнуть в невероятное прошлое трагического острова, необходимо хотя бы коротко остановиться на основных моментах его истории. Еще в 1687 году флибустьер Девис заметил землю на этой широте, но лишь в 1722 году Роггевен, командующий флотилией из трех кораблей, открыл остров и назвал его островом Пасхи в честь святого дня, предшествовавшего этому событию. В первый день только один островитянин осмелился подняться на корабль. А потом полученные им подарки привлекли сюда и других людей. По свидетельству голландцев, были совершены мелкие кражи. В полдень отряд голландцев высадился на берег, и тут вдруг раздалась команда, открывшая первую трагическую страницу в истории острова Пасхи: - Огонь! Многие погибли от пуль, и среди них тот, кто первым осмелился ступить на палубу корабля. Как и везде, первые шаги спесивой цивилизации здесь были отмечены кровью. Однако, прежде чем покинуть остров, голландцы успели заметить каменных великанов, которых они приняли за глиняные изваяния, что свидетельствует не об очень большой их любознательности. Записи Роггевена настолько бедны, что из них нельзя даже узнать, были ли статуи к этому времени уже повалены, а ведь эти сведения могли бы иметь громадное значение. Вероятнее всего, что в 1769 году француз де Сюрвиль, командовавший "Сен Жан-Батистом" судном, принадлежавшим компании Пондишери, подошел именно к этому острову и определил его координаты - 27 30' южной широты. К сожалению, мы не смогли ознакомиться с документами об этом путешествии. В 1770 году вице-король Перу, дон Мануель де Амат и де Жумиент, испугавшись, что остров может попасть под господство французов, отправили туда военные корабли под командованием Фелипе Гонсалес де Хаедо, чтобы захватить остров. В торжественной обстановке на плато Пойке были установлены три креста. Составленный надлежащим образом акт владения островом был подписан островитянами, не умеющими писать поиспански; интересная деталь - один из них начертил под этим документом знак ронгоронго, изображающий птицу! [Знак идеографического письма острова Пасхи.
– Прим. пер.] Этот факт имеет большое значение, он, вероятно, свидетельствует о том, что письменность на дощечках в это время была распространена. Один из офицеров написал отчет об этом событии. К сожалению, мне не удалось познакомиться с этим отчетом. В 1771 и 1772 годах двум другим экспедициям, посланным королем Перу, удалось сделать подробную карту острова, названного Сан-Карлос. Повидимому, эти экспедиции были организованы очень тщательно, и результаты их, если бы мы могли ими воспользоваться, представили бы большой интерес. Два года спустя островитяне с восторгом встречали капитана Кука. Но снова из-за пустяковых краж заговорили ружья. Кук отмечает интересный факт: он видел множество стоящих и поверженных статуй. Эти сведения точно указывают время заката искусства и религии на острове. В 1786 году граф де Лаперуз, руководивший французской экспедицией, простоял на рейде у острова двадцать четыре часа. Тонкий ум помог ему завязать более сердечные отношения с островитянами, и, несмотря на многочисленные кражи, огонь на этот раз не был открыт. Этот просвещенный человек и истинный француз считал, что кража морской фуражки не повод для убийства, напротив, его садовник раздавал жителям семена, растения, а также коз и домашнюю птицу. И сейчас еще, спустя почти двести лет после его посещения, островитяне вспоминают о нем, а бухту, где стоял корабль, назвали его именем. В 1804 году остров посетил русский корабль "Нева". А в 1805 году возобновились преступления. Капитан американской шхуны "Нэнси" из Нью-Лондона подошел к острову Пасхи, чтобы захватить рабочих для охоты на тюленей. В результате гнусного вероломства ему удалось увезти с собой двенадцать мужчин и десять несчастных женщин. Через три дня с пленников сняли цепи и выпустили их на палубу. На следующий же день все они бросились в воду и поплыли по направлению к острову. Шхуна легла в дрейф, и капитан приказал спустить шлюпки в погоню за беглецами. Но как только они приблизились, пленники нырнули и ускользнули от преследователей. Утомленный погоней, убийца бросил преследование; он видел, что один из беглецов поплыл на север, а остальные - по направлению к острову Пасхи. Можно легко представить себе, какая трагическая судьба ждала этих несчастных. Этот случай имел тяжелые последствия для Пупа Земли. И в 1806 году команде гавайского барка "Каакоу-Маноу" не дали даже высадиться на берег. Затем в 1808 и 1809 годах на остров заходят другие корабли. В 1811 году налет на остров совершило американское судно "Пиндос". Шлюпки, посланные на берег, должны были привезти воду и свежие овощи. Они привезли также по женщине для каждого моряка. После ночи, проведенной на судне, где матросы показали себя настоящими мерзавцами, несчастных женщин посадили в шлюпки, но, не доходя до берега, их заставили броситься в море. Матросы в шлюпках надрывались от хохота, глядя, как они плыли, зажав в одной руке жалкий подарок за ночь, а другой гребя к берегу. Они навсегда сохранят потом этот подарок - это зерно варварства. Именно тогда второй лейтенант, Ваден, вскинул винтовку и выстрелил по группе плывущих женщин. Экипаж аплодировал прекрасному стрелку. Нельзя без содрогания думать об этом убийце. 1816 год. Мимо острова проходит русский корабль "Рюрик", на борту - великий немецкий поэт-романтик, француз по происхождению, Шамиссо. Увидев крайнее возбуждение островитян, адмирал Коцебу приказал шлюпкам вернуться на судно. Очень жаль, что художнику Хорису, находившемуся на борту, не удалось выйти на берег и оставить нам свои ценные свидетельства. Шли годы. Один за другим шли к острову корабли. В 1862 году зашел сюда французский парусник "Ле Касини" под командованием капитана Лежена. Вернувшись в Вальпараисо, он склонил святых отцов Пикпуса обратить в христианство население острова Пасхи. По странному совпадению несколько месяцев спустя произошла на острове самая страшная драма. 12 декабря того же года в бухту Ханга-Роа зашла флотилия из шести перуанских кораблей. Им надо было захватить людей и отправить их в рабство на берега Перу для добычи гуано. Сперва работорговцы пытались напасть на архипелаг Туамоту, но их преследовал французский сторожевик, которому удалось захватить один из кораблей. Собрав население острова вокруг кучи тряпья, капитан Эгир устроил настоящую бойню. Восемьдесят его бандитов, угрожая оружием, окружили несчастных островитян, вооруженных лишь копьями с обсидиановыми наконечниками, и захватили в плен около тысячи человек. Среди них были последние ученые острова и вождь Маурата с семьей. Еще сейчас жители острова помнят об этой бойне и рассказывают о воплях связанных пленников, с предсмертном хрипе женщин и детей, о безумном бегстве оставшихся в живых к Рано-Као, где преследователи добивали их. Ненависть к перуанцам так сильна, что, когда совсем недавно какой-то перуанец прибыл на остров с чилийским кораблем, который приходит каждый год к берегам острова, ему пришлось немедленно уехать отсюда. Так погибли все устные предания Матакитеранги, и последующим поколениях осталась лишь забота искать их следы. Несколько дней спустя перуанская флотилия со своим грузом скорби направилась к маленькому острову Рапа, чтобы повторить тот же "подвиг". Остров отчаянно сопротивлялся. Местным жителям удалось захватить корабль и привести его на Таити, где перуанцы предстали перед судом прокурора Лавижери. Обеспокоенное всем этим, французское правительство под влиянием Тепано Жоссана, епископа Таити, обратилось к французскому консулу в Лиме Лессепсу с просьбой выступить посредником перед перуанским правительством. Англия со своей стороны заявила протест, а в Вальпараисо Эжен Эйро, ставший впоследствии апостолом рапануйцев, возбудив общественное мнение, предложил принять у себя спасшихся каторжан. Все старания были напрасны! Приказ об освобождении опоздал, и более восьмидесяти процентов несчастных рабов, сосланных на острова Чинча, умерли от тяжелой работы, лишений и болезней. Сотня оставшихся в живых погибла от оспы по пути домой. Из тысячи рабов только пятнадцать вернулись на остров, чтобы посеять там семена смерти. За несколько месяцев больше половины оставшегося населения острова умерло от оспы, превратив эту землю в гигантское кладбище. Посетив остров десять лет спустя, Пьер Лоти писал: "Тропинки усеяны костями, в траве попадаются целые скелеты". Из пяти тысяч жителей в живых осталось лишь около шестисот человек. В мае 1863 года на шхуне "Фаворит" домой вернулись шестеро рапануйцев, с ними приехал миссионер - брат Эжен Эйро. После смерти Эйро, последовавшей 14 августа 1868 года, здесь побывали и другие миссионеры. В ноябре 1868 года на судне "Топаз" была вывезена для Британского музея замечательная скульптура, названная "Рассекающая волны". В том же месяце на остров прибыл миссионер отец Зумбом, он привез с собой домашних животных и растения, чтобы акклиматизировать их здесь. И в том же году капитан Дютру-Борнье обосновался на острове и занялся скотоводством. 1870 год. Чилийская экспедиция на корвете "О. Хиггинс" составляет подробную карту острова и изучает обычаи островитян. Этот год снова становится свидетелем беспорядков, охвативших остров Пасхи. Между Дютру-Борнье и братом Русселем вспыхивает непримиримая вражда. Снова загремели выстрелы, начался грабеж, появились убитые и раненые. В этой обстановке католическая миссия приняла решение переселить жителей острова на Мангареву. Часть населения последовала за святым отцом, а другая часть, поддавшись уговорам Брандера, бывшего соратника Дютру-Борнье, отправилась за ним на Таити. Дютру-Борнье силой удалось оставить на острове сто одиннадцать человек. Вскоре он был убит. В 1871 году русский корабль "Витязь" посетил остров с научной целью, но, найдя там полное запустение, отправился к беглецам- рапануйцам на Таити, где и получил в подарок от епископа Жоссана одну знаменитую дощечку с письменами. В 1872 году французский корвет "Ля Флор" с известным писателем Пьером Лоти на борту заходит на остров. Пьер Лоти очень заинтересовался обычаями оставшихся в живых аборигенов. Тонкая наблюдательность Лоти позволила ему нарисовать такую яркую картину, что для меня этот документ - самое замечательное описание Пупа Земли из всех имеющихся. Воспользовавшись своим пребыванием на острове, Пьер Лоти вывез оттуда колоссальную каменную голову, находящуюся сейчас в Музее Человека в Париже. 1875 год. Второе посещение острова чилийским кораблем "О. Хиггинс". 1877 год. Исследованием острова Пасхи занимается удивительный француз - Адольф Пинар. Как и Лоти, он собирает множество предметов, ставших гордостью музеев, и пишет очень яркий и подробный рассказ о своем путешествии. Через два года, в 1879 году, некий полутаитянин, выходец из королевской семьи, обосновывается на острове, чтобы распорядиться собственностью Дютру-Борнье. Вместе с группой таитян, прибывших с ним, он прожил на острове 20 лет и сумел благодаря своей обходительности и чуткости добиться любви островитян, открывших в нем душу полинезийца. Он принес с собой таитянский язык и пылкую таитянскую любовь. 1882 год. Сюда зашло немецкое судно "Гиена" с двумя исследователями на борту. Они оставили очень интересное описание домов Оронго и вывезли множество предметов для немецких музеев. 1886 год. На корабле "Могикан" прибывает американец Томсон, посланный на остров Вашингтонским музеем. Он публикует хорошо документированную книгу и вывозит для музея неповрежденную статую и каменные плиты с наскальными изображениями. В сентябре 1888 года чилийский майор, дон Поликарпо Торо, захватывает остров для своей страны, а потом очень легко и быстро сдает землю в аренду английской компании "Вильямсон и Балфур".И с тех пор остров принадлежит не людям, а овцам, интенсивное разведение которых истощило землю и уничтожило скудную растительность. Островитян согнали в деревню Ханга-Роа, обнесли ее колючей проволокой, оставив двое ворот, через которые можно проходить только с разрешения чилийского военного коменданта. В шесть часов вечера ворота закрываются, и никто не имеет права передвигаться по острову ночью без специального разрешения. 47 тысяч овец, около 1000 лошадей, 1000 быков, около 50 чилийских солдат и в 1964 году 1000 рапануйцев, живущих в самой невероятной нищете и при полном отсутствии свободы! В 1914 году островные власти издали закон, по которому кража овцы карается пятьюдесятью днями каторжных работ. Под руководством жрицы Анаты вспыхивает восстание. В этом же году после беспричинного обстрела острова Таити на остров Пасхи беспрепятственно заходят шесть немецких крейсеров. 1915 год. Необыкновенная женщина - мисс Раутледж - проводит замечательные этнографические исследования, ее работы до сих пор имеют громадное значение. После их опубликования на остров прибывают многочисленные группы исследователей. Франкобельгийская экспедиция 1934 года была самой значительной. Ею руководил замечательный ученый, ныне покойный, Альфред Метро, который не смог обойти молчанием ужасные факты, подтвердившиеся, к великому сожалению, и во время нашего пребывания на острове. "На острове царит такая нищета, - писал он, что говорить о переходе от первобытного состояния к современному уровню развития просто невозможно". В течение напряженных месяцев работы это неподавленное, а потому и особенно жестокое нравственное страдание жителей острова помогло нам лучше понять их тонкий ум, а иногда и их детский страх. Оно заставило всех нас горячо полюбить этих людей, предоставивших нам свой убогий кров. Оно открыло нам их сердца. * * * Наша жизнь на острове постепенно налаживалась. Пользуясь гостеприимством островитян, мы должны были делить с ними все: видя их лишения, невозможно же было думать только о себе. Мы не можем согласиться с ходячим мнением туристов, что эти несчастные люди только и мечтают что-нибудь стащить. А что бы вы делали на их месте? Нам никогда не приходилось жаловаться на отношение населения, страдающего, на наш взгляд, только одним недостатком - полным отсутствием воспитания, но ответственность за это ведь лежит только на тех, кто взял на себя труд отвечать за судьбу острова. Пусть власти острова, позволяющие себе требовать от рапануйцев один день трудовой повинности в неделю, лишившие их удостоверения личности и паспорта, запрещающие им покидать остров и всячески их притесняющие, не думают, что и мы приняли на себя обет молчания. Вы мешаете островитянам жить, вы и нам мешали проводить наши работы, однако вам, дорого заплатившим за свою собственную независимость, не следовало бы забывать, что кровь конкистадоров это недостаток, а не достоинство. По утрам солнце, окрашивающее тени гигантских статуй, ветер, звенящий в глубине пещер, открывали перед нами двери острова, где мы узнали столько необыкновенного от людей, на языке которых умели говорить. Своими успехами мы обязаны в основном моей жене. Неутомимо и чутко прислушиваясь к едва теплящейся жизни и чуть слышному голосу стариков, она собрала рассказы, которые взволнуют и тронут исследователей легенд, добывающих материалы с помощью рекомендованного властями переводчика, впитавшего чужие взгляды и передающего в дополнение свою мораль, свое понятие патриотизма и свою религию. Наша группа разделилась на две части. Моя жена оставалась в деревне Ханга-Роа, где живет все население острова, и весьма успешно собирала материалы для лингвистических и этнологических исследований. На ней же лежала обязанность обеспечивать нас продуктами и один раз в неделю доставлять их в базовый лагерь. Мой английский друг Боб Терри, три островитянина и я должны были вести работы по всему острову и устроить для этого два базовых лагеря: один - в Анакене на месяц, другой - возле наших раскопок на Рано-Рараку на четыре месяца.
Глава III. ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО С МЕРТВОЙ ЗЕМЛЕЙ
Взгляните на карту острова. Его форма проста и прекрасна. Это треугольник из лавы, со сторонами 24, 18 и 16 километров, 19 тысяч гектаров ланд, опустошаемых ветрами и овцами. Три потухших вулкана по углам отмечают возвышенности. В центре - огромная, насквозь продуваемая ветрами пустыня, где редко селились люди. Все вокруг: пещеры, поверженные статуи, каменные платформы, выложенные плитами дороги, спускающиеся к морю сады, спрятавшиеся под землю петроглифы, каменные дома - пропитано ароматом ушедшей жизни. Как и везде, здесь, у моря, жили полинезийцы. Первое, в чем мы уверены, - это то, что остров Матакитеранги около шестисот лет тому назад был заселен полинезийцами. Хотя их происхождение нам еще предстоит определить, все археологические и этнологические данные согласуются в этом с замечательными работами мисс Раутледж и Альфреда Метров. Когда сегодня ночью в лагере, разбитом у подножия моаи [статуи], поднятого в 1956 году норвежской экспедицией, мы будем прислушиваться к "гласу истории", на другом конце острова моя жена будет записывать предание со слов старика прокаженного Габриеля Веривери, и это будет единственное имя островитянина, названное в этой книге. Без рук, без ног, покинутый всеми, он уже ничем не рискует, кроме своей медленной смерти. Его потухший взор всегда обращен к Хиве - мечте всей его жизни. Моя жена никогда не забудет, что, когда вы, Габриель, рассказывали о земле так называемых язычников, на ваших глазах были слезы. Не вы ли рассказали мне в один прекрасный вечер, когда мы вместе любовались звездами, легенду о людях из-за моря, тело которых разрисовано вздувшимися венами. Так вот, Веривери, вы умрете от проказы на острове Пасхи так же, как на моих глазах умирали забытые всеми пигмеи. И никто вам не поверит, потому что цвет кожи у вас такой, за который в цивилизованном мире платят большие деньги, но только один раз в год. Вас не услышат, потому что и говорите вы по-другому, медленно и мягко. Веривери, мне очень трудно писать: ведь когда вы рассказывали все это, то смотрели мне в глаза, и я чувствовал, что все правда. Раньше, когда посвященные Матакитеранги говорили, люди должны были вслушиваться и в молчание. Ваш остров носит два странных имени: Матакитеранги и те-Пито-но-те-Хенуа. Откуда они появились? Ведь имя - это отражение, и правильно произносить его могут только любящие, а вы, я знаю, беззаветно любите эту землю, волны, звезды. "...На двух ладьях вождь Хоту Матуа прибыл на остров Пасхи. Он подошел к Ханга-Роа, высадился в бухте, дав ей название Анакена, потому что был июль". Интересное совпадение, и сейчас на остров Пасхи можно дойти под парусами только в июле и августе. Эта маленькая подробность является первым и очень важным фактом в легенде. Почему полинезийский вождь переселился на эту пустынную землю? Может быть, из-за междоусобных войн, которыми полна история? Дальше в легенде говорится: "Земля, которой владел Хоту Матуа, называлась Маори и находилась на Хиве. Место, где он жил, называлось Марае-Ренга... Вождь заметил, что его земля медленно погружается в море. Он собрал своих слуг, мужчин, женщин, детей и стариков и посадил их на две большие лодки. Когда они достигли горизонта, вождь увидел, что вся земля, за исключением маленькой ее части, называемой Маори, ушла под воду". Содержание этой легенды не вызывает никаких сомнений. Стихийное бедствие действительно имело место, и совершенно логично предположить, что вышеуказанная часть суши находилась на огромном острове, который к северо-западу от Пасхи соединялся с островами архипелага Туамоту. В другом предании, рассказанном последним ученым острова, а Уре Аувири Пороту, говорится: "Остров Пасхи был значительно больше, но изза проступков, совершенных его жителями, Уоке раскачал его и сломал с помощью рычага..." Здесь также речь идет о стихийном бедствии. Но гораздо важнее, что в предании упоминается островок Сала-и-Гомес. Расположенный примерно в 100 милях от острова Пасхи, он был когда-то частью его и назывался Моту-МотираХива - остров вблизи Хивы. Итак, имеются три свидетельства, подтверждающие наше предположение, хотя общепринятая точка зрения геологов исключает возможность серьезного катаклизма в этой части земного шара, по крайней мере в эпоху существования человека. Две новые информации опять-таки допускают возможность погружения континента. Во время кругосветного перехода подводной лодки "Наутилус" военно-морских сил США было отмечено, что вблизи острова Пасхи находится еще неизвестная подводная вершина. Кроме того, во время недавних работ, проведенных профессором X. В. Менардом для Института морских ресурсов и Калифорнийского университета, была обнаружена не только одна из самых значительных зон разлома по соседству с островом Пасхи, параллельная разлому островов Маркизского архипелага, но и громадная перемычка, или гребень, из осадочных пород. В легенде рапануйцев говорится также, что Хоту Матуа прибыл со стороны заходящего солнца, а ведь на острове Пасхи, на Аху-а-Тиу, установлены единственные здесь семь статуй, обращенных лицом к морю, то есть на запад. По их расположению можно определить и район бедствия: он находился между островами Маркизского архипелага и Гамбье. Нам кажется вполне вероятным, что в результате одного из таких катаклизмов, довольно частых в зоне Кордильер - Анд - Новых Гебридов, архипелаг - я не смею сказать материк - ушел под воду или изменил свои очертания. Согласно выводам профессора А. Метро, подкрепленным полученными нами генеалогиями, некоторыми соображениями лингвистического характера, использованием слова "Хива" и многочисленными этнологическими соответствиями, вполне можно сделать вывод, что люди Хоту Матуа покинули этот район Маркизских островов к концу XII века. Заселение острова людьми, пришедшими с Хоту Матуа, совсем не исключает возможности существования других контактов в более ранние периоды, о которых мы будем говорить ниже. В предании говорится, что, хотя Хоту Матуа принял решение покинуть землю своих предков при первых же признаках землетрясения, еще прежде он отправил своих семерых сыновей на поиски Пупа Земли, местонахождение которого было подсказано ему Хаумакой, увидевшим этот остров во сне. Это наводит на мысль, что если погружение суши и имело место, то оно произошло значительно раньше, так как во времена Хоту Матуа остров Пасхи был уже настолько далеко от Хивы, что вождю пришлось плыть до него довольно долго. Странно, конечно, что в легендах Маркизских островов мы не находим точных сведений об этой катастрофе, если не считать одной легенды Мангаревы. И все-таки кажется невероятным, чтобы люди Хоту Матуа могли настолько исказить события. Возможно также, что катаклизм захватил лишь некоторые архипелаги. Однако это совсем не исключает того, что в памяти жителей островов он запечатлелся как исключительное событие. Как и во всей истории островов Тихого океана, начало заселения и здесь остается неясным и трактуется по-разному. Очевидно лишь одно: какието люди достигли острова Пасхи до Хоту Матуа и об этом имеются точные сведения. Семеро разведчиков вождя Хоту Матуа сообщают, что до этого путешествия они ничего не знали о Нгата Ваке и Те Охиро - первых жителях острова Пасхи. По сведениям, полученным старым Веривери от Ханга а Таукава а Овири, "задолго до прибытия на остров Хоту Матуа там жили очень высокие люди, но не великаны". Это единственное свидетельство, которым мы располагаем в настоящее время, но совершенно ясно, что такая возможность только усиливает таинственность Матакитеранги. Нам известна легенда о семи разведчиках и Хаумаке, и мы пересказываем ее очень тщательно, придерживаясь содержащихся в ней сведений.
Глава IV. ЛЕГЕНДА О СЕМИ РАЗВЕДЧИКАХ "Человек, по имени Хаумака, заснул, а его Дух отправился на Матакитеранги. Он пришел сначала к трем островкам, расположенным у подножия вулкана Рано-Као, и дал им имя Сыновья Те Таанги, в честь племянников Хаумаки с Хивы. Он увидел кратер вулкана Рано-Као и назвал его Черная яма Хаумаки. Затем он пошел искать бухту, где смог бы высадиться Хоту Матуа. На пути к плато Пойке, на краю острова, он увидел ростки кохе [Папоротник.
– Прим. перев.] и отломал один побег. Обойдя все бухты острова, он остановился в Анакене и, увидев прекрасный песчаный пляж, сказал: "Здесь и поселится Хоту Матуа!" После этого Дух Хаумаки вернулся на Хиву и сказал: "Там, где восходит солнце, есть остров, вы будете жить там вместе с Хоту Матуа". Семеро посвященных сыновей вождя отправились первыми, чтобы обследовать остров и встретить Хоту Матуа. Этих семерых звали Ира, Рапаренга, Куукуу а Хуатава, Рингиринги а Хуатава, Нонома а Хуатава, Ууре а Хуатава, Макои Рингиринги а Хуатава. Вышли они из Хивы на одной лодке и, следуя указаниям Хаумаки, прошли мимо трех островков и высадились в Винапу. Затем они взобрались на вулкан и воскликнули: "Вот та самая Черная яма Хаумака!" Потом они посадили яме, который привезли с собой. Сажал его Куукуу. После этого разведчики отправились к восточному берегу острова и встретили по пути ростки кохе, сломанные Духом Хаумаки. Обойдя скалу Пойке, они прошли вдоль северного берега в поисках песчаной бухты, куда могли бы зайти лодки вождя. Но все бухты оказались непригодными для высадки. Тогда они отправились ловить рыбу в Анакену. Придя туда, они сказали: "Здесь и высадится Хоту Матуа". Не найдя поблизости огня, двое из них отправились за ним в лодку. Они принесли дерево макои [Кокосовая пальма.
– Прим. перев.], развели костер, нагрели камни и зажарили рыбу.
Во время трапезы братья увидели выходящую на пляж черепаху. Это была черепаха-дух. Почувствовав, что люди хотят поймать ее, она попыталась уйти в море и поспешила к скале ХироМоко. Ира первым бросился ловить ее. За ним последовали остальные, но никто не мог с ней справиться. Тогда братья обратились к Куукуу. Он схватил черепаху, но она так сильно ударила его, что он остался неподвижно лежать на земле. Остальные шестеро рассмеялись. Затем они отнесли Куукуу в пещеру, а черепаха отправилась обратно на Хиву. Куукуу сказал своим спутникам: "Не оставляйте меня здесь одного!" Они ответили: "Мы будем рядом" - и принялись сооружать шесть каменных пирамид. Братья сказали этим пирамидам: "Когда Куукуу позовет нас, вы отвечайте - мы здесь!" И они отправились к Ханга-Роа, оставив несчастного Куукуу одного. Куукуу спросил: "Вы здесь?" Каменные пирамиды ответили: "Мы здесь". Несколько раз повторил он свой вопрос и умер. Ира и Рапаренга стояли на утесе Ханга-Роа и смотрели, как волны разбиваются о скалы. Ира сказал Рапаренге: "Направо - Рухи, налево - Пу, вокруг шеи моаи Хина Риру лежит жемчужное ожерелье. Другое ожерелье находится в Те-Пеи, на нашей земле Хива". Из бухты Ханга-Роа они поднялись на вулкан Рано-Као и пошли в Оронго посмотреть, как растет яме. Там выросли сорняки. Они вырвали их и сказали: "Это плохая земля!" Братья построили хижину, чтобы провести в ней ночь. Макои сказал Рингиринги: "Ты не спи и слушай, а я попрошу Иру и Рапаренгу повторить то, о чем они говорили на скалах Ханга-Роа, так как тебе придется остаться здесь одному, а мы вернемся на Хиву". Когда наступила ночь, Макои спросил Иру и Рапаренгу: "О чем вы говорили на Ханга-Роа?" Рапаренга ответил: "Зачем тебе это знать?" Макои сказал: "Мне надо знать это". Ира согласился ответить и спросил, спит ли Рингиринги. Макои толкнул Рингиринги ногой, тот притворился спящим и молчал. Тогда Ира сказал: "Направо - Рухи, налево Пу, вокруг шеи моаи Хина Риру жемчужное ожерелье". Рингиринги услышал это и очень обрадовался, что сможет похитить жемчужину и показать ее тем, кто приедет жить на остров". Многое в этой легенде знаменательно. Кроме того, что семеро разведчиков привезли с собой огонь и дерево макои, еще четыре факта кажутся мне особенно важными: 1. Эти люди с Хивы знали о каменных статуях. "Жемчужное ожерелье на шее" дает нам еще одно важное свидетельство, поскольку жемчуг имелся только в лагунах Туамоту и архипелага Гамбье. 2. Пятеро из разведчиков вернулись на Хиву. 3. Они привезли с собой на остров яме. 4. Остров Пасхи имел такую же топографию, что и сейчас. Кроме того, легенда утверждает, что растительный мир на острове был в то время очень беден.
Глава V. ПРИБЫТИЕ ВОЖДЯ ХОТУ МАТУА
Нам также очень хорошо известно, как прибыл и обосновался на острове вождь Хоту Матуа. В легенде рассказывается следующее: "Однажды две лодки Хоту Матуа появились у трех островков, названных Моту-Ити, Моту-Нуи, Моту-Каокао. Рингиринги, остававшийся на острове, заметил их со скалы Оронго. Вождь спросил его, хорошая ли здесь земля. Он ответил: "Это плохая земля, сорняки заглушают яме". Тогда Хоту Матуа сказал: "Наша земля тоже плохая, над ней нависла беда, прилив уничтожит на ней все". Затем лодки разошлись. Лодка Хоту Матуа обошла остров с востока, а лодка Авы Реи пуа - с запада. Они встретились у входа в бухту Анакена и направились к двум скалам, ограничивающим ее. Вождь причалил к краю Хиро-Моко, а Ава Реи пуа - к Ханга-Охиро. Как только Ава Реи пуа высадилась на берег, она родила дочь, а в другой лодке у Хоту Матуа и его жены Вакаи родился сын". По соседству с бухтой есть и сухие пещеры, и источник пресной воды. Поэтому небольшая группа людей, а судя по размерам лодок, которые были метров 30 длиной каждая, их было не более двухсот человек, вполне могла поселиться именно здесь. Сразу же были выгружены животные и растения. Нам известно, какие это были растения: таро, яме, банан, ти (драконник), сахарный тростник, кокос, саженцы санталового дерева и, вероятно, хлебное дерево. Из животных за время путешествия выжили лишь крысы и куры, но переселенцы везли с собой также и свиней. Все эти предположения вполне логичны, как логично и то, что семеро первых разведчиков, вероятно, подготовили землю и произвели посадки, обеспечившие переселенцам возможность существования на острове. Представьте себе этих людей, изнуренных отчаянным и невероятным путешествием, "покинувших, - как говорит легенда, - страну тепла и зелени" и попавших на пустынный, побитый холодными ветрами остров. Здесь для полинезийцев не было двух главных источников питания: кокосовой пальмы и хлебного дерева. На широте острова эти два растения не могут произрастать, и прижились лишь две переставшие плодоносить кокосовые пальмы. Только банановые деревья смогли уцелеть в укрытых от ветров глубинных садах, о которых нам еще предстоит рассказать. Большая часть острова представляет собой огромную глыбу вздувшейся лавы; тонкий слой земли, образующий ее корку, очень плодороден, и такое растение, как кумара [батат] - основное питание островитян, - прекрасно растет здесь. Посадки производились с помощью заостренных палок-копалок, называемых в зависимости от размера акауе или ока. Ими выкапывали неглубокие ямки. На острове очень трудно вырастить дерево: ведь толщина земляного покрова не превышает 40 60 сантиметров и корни деревьев расположены почти горизонтально. Из-за сильных ветров деревья надо было укрывать за каменными оградами, и еще теперь на острове можно встретить каменные манаваи от 3 до 5 метров диаметром, выложенные неподалеку от домов. В этих укрытиях, напоминающих защитные стены Ирландии, выращивались растения, почти совсем исчезнувшие сейчас: торомиро - замечательное дерево, его древесина шла на изготовление скульптур; хаухау [хибискус], волокно которого использовалось для плетения веревок и рыболовной снасти; махуте [тутовое дерево] - из его луба делали ткань, называемую в Полинезии тапа; марикуру [акация], из плодов которого делали ожерелья; наунау [сантал] - плоды этого дерева были основным продуктом питания во время неурожаев, а дети из них делали волчки. И наконец, макои [кокосовая пальма], чья изумительно красивая древесина использовалась при изготовлении скульптур. Сейчас на острове осталось всего несколько экземпляров этого дерева и дерева махуте. Все первые мореплаватели отмечали умелый уход за растениями, а Маклембург [Писатель, находившийся на корабле Роггевена] писал: "Вся земля была там засажена деревьями и обработана, арпаны [Старая французская мера поверхности.
– Прим. перев.] земли были отделены друг от друга, и очень точные границы участков были обнесены веревками". Сельское хозяйство на этой пустынной земле должно было занимать главное место в жизни людей, и естественно, что первой заботой Хоту Матуа было распределение земли и очень точное разграничение участков с помощью каменных столбов, до сих пор повсюду встречающихся на острове. Людям Хоту Матуа пришлось состязаться в труде и мужестве, чтобы благоустроить и обжить эту суровую землю. Вероятно, первыми жилищами еще до прекрасно приспособленных к сильным ветрам домовлодок, полуразрушенные фундаменты которых можно встретить и сейчас, были пещеры, буквально пронизывающие весь остров.
Глава VI. ПАЛОМНИЧЕСТВО В ВЕКА
Сегодня вечером с розового пляжа Анакены мы начинаем наше длительное паломничество в величественное прошлое Пупа Земли. Каждый день после утреннего купания лошадей мы верхом покидаем пляж и отправляемся во владения молчания. Повсюду следы ушедшего прошлого, и призраки хижин как будто поднимаются над землей, из которой торчат изумительно обработанные камни, служившие для них основанием. Перед узким входом в эти перевернутые домалодки выступает совершенный по форме, мощенный в виде полумесяца пол из камня, служивший местом отдыха. Откуда появились здесь эти хижины? Может быть, это память о первых лодках, перевернутых на негостеприимной земле острова и послуживших первым убежищем человека? Не являются ли они свидетельством древней техники строительства, встречающегося на Маркизских островах? Откуда пришло это первобытное, но такое изысканное общество, сумевшее под сенью хижин, крытых плетеной тоторой [ Разновидность камыша, который растет на острове в кратерах вулканов] и скошенной травой, создать великую скульптуру безмолвия? Мы ищем это прошлое повсюду: в длинных коридорах пещер, на полу, усыпанном осколками обсидиана и остатками пищи, на склонах вулканов, покрытых следами древних культур. Мы ищем его в поглощающих солнце пещерах, где некогда укрывались люди, на почти недоступных, изъеденных временем и ветрами утесах. Этот Пуп Земли иногда кажется колдовским убежищем дьявола - его зловещие следы можно видеть повсюду. Каждый день мы обследуем десятки пещер, а на острове их сотни. В галереях наши лампы выхватывают из темноты изображения Макемаке и акуаку. В некоторых из них еще сохранились следы огненно-красной краски, которой женщины раскрашивали лицо. Здесь еще очень сильны родовые традиции. Матакитеранги жив, хотя он был ослеплен светом тысяч солнц, глубочайшими знаниями, значение которых нам даже трудно себе представить. Здесь есть свое "зерно познания", но нам довелось увидеть не рождение, а гибель его. Мы очень остро чувствуем те границы понимания, которые не можем и, вероятно, не сможем перейти за эти месяцы. Очевидно, здесь происходили сильнейшие потрясения, когда сталкивались и переплетались совершенно различные формы познания. Часто, рассматривая со своими друзьями островитянами ночное небо, мы слышим слово "уре тиотио моана", что значит "метеорит". Их здесь три, глубоко сидящих в земле, и люди помнят, как они упали. Последний упал на краю острова около десяти лет тому назад. Море вздулось, опустошив пляж Анакены. Жители рассказывают, что в небе оставался длинный след, и вспоминают странную легенду о Ранги-Топа - упавшем небе. "Во времена Рокороко хе Тау упало небо. Оно упало сверху на землю. Люди воскликнули: "Небо упало на землю во времена Рокороко хе Тау!" Он принял его, подождал немного, небо вернулось, оно ушло, оно осталось наверху. И тогда Тойга Рики взял себе имя: РангиТопа". Подобные предания имели для них слишком большое значение, и поэтому о них боялись упоминать. "Он принял его - он подождал - оно ушло - оно осталось наверху", Возможно, что статуи Матакитеранги - эти "глаза, смотрящие в небо", отражали стремление проникнуть в бездну звездных ночей, когда с небосвода срываются сверкающие частички. А расширенные до предела глаза Макемаке? Не глаза ли это людей, прятавшихся в пещерах? Почему бы и не задать себе такой вопрос после безуспешных двухвековых поисков на этом клочке земли? Вместе со статуями, в тени которых пройдут четыре месяца нашей жизни, мы совершим путешествие, значительно отличающееся от того, которое можно было бы совершить, занимаясь лишь их обмерами. Каждый день мы находим статуи другого стиля других людей. Обращенные спиной к морю, поставленные на гигантские каменные погребальные платформы - аху, они как бы следят оттуда за жизнью деревень. У них, и только у них, открыты глаза, поскольку эти статуи устанавливались на местах погребения. После перевозки из карьера, уже на аху, скульпторы открывали им глаза и водружали на голову огромные цилиндры из красного туфа, так как эти моаи были воплощением реальной действительности. Альфред Метро считает, что цилиндры, называемые пукао, представляют собой головной убор древних жителей. Над пышными красными тюрбанами умерших иногда возвышались маленькие белые шиньоны, имитирующие прическу. Они, вероятно, изображали небольшой нарост, принимаемый у посвященных Азии и Африки за "шишку мудрости". Все эти статуи упали лицом в землю, и "шишки мудрости" откатились далеко, открыв плоские и лысые черепа. Под упавшими статуями открылись каменные склепы, где покоятся побелевшие от времени кости арики - вождей маленького народа, создавшего гигантов. Вокруг всего острова почти всегда в прибрежной полосе возвышаются каменные платформы - аху, со статуями и без стартуй, разной величины и на разных стадиях изготовления. На острове их насчитывают около 240. Самыми скромными можно назвать аху без моаи, аху периода упадка, когда междоусобные войны, возникшие из-за перенаселенности, и болезни уничтожили труды посвященных. Уже давно карьер великанов не слышал песен каменотесов. Встречаются аху самых различных форм. У одних наклонная площадка дворика напоминает грань пирамиды. Они обычно меньше по площади, но зато немного выше других, и усыпальницы их засыпаны щебнем. А семь аху-поепое напоминают по форме узенькие площадки для метания, возвышающиеся над морем. Они отличаются от остальных, и возможно, что эти аху были построены последними, уже перед резней, учиненной перуанцами. Но есть еще и другие, под стать огромным статуям, стоявшим на них. Таких аху-моаи около ста, примерно пятнадцать из них великолепны, а три просто незабываемы - они стоят как бы на страже по углам треугольного острова. Странные их названия звучат как голоса прошлого: Аху-Винапу, Аху-Хекии - в бухте Лаперуза - и, наконец, Аху-Тонгарики, у самого подножия вулкана-карьера Рано-Рараку. Чтобы вы могли хоть приблизительно представить себе этот ансамбль, вот его размеры и описание: приподнятый фасад из плотно подогнанных каменных плит, около 80 метров длины и около 3 метров высоты, всегда обращен в сторону моря. Линия фасада и линия, параллельная ей, образуют помост из лавы или щебня около трех метров ширины, под ним находятся склепы, называемые аванга. Сверху на них уложены очень красивые плиты диаметром два-три метра, на которых стояли моаи. За этой стеной в сторону острова расположен слегка наклонный дворик, вымощенный полированным или обработанным камнем. Обе параллельные стороны дворика и расположенная рядом прямоугольная площадка из гравия и гальки укреплены с боков каменными плитами. Именно на этой площадке лежали трупы до полного высыхания, затем кости собирали и укладывали вместе с черепами в гробницы аху. Это типичный полинезийский обряд, хотя если говорить об Аху-Винапу и Тонгарики, то их архитектура настолько изящна, настолько отлична от других, что вызывает и другие предположения. Совершенно очевидно, что Аху-Винапу - это свидетельство травматизма полинезийской культуры. Нам хорошо известны площадки, выложенные камнями и плитами из обработанного коралла, которые придают такую прелесть марае Маркизских островов и островов Риатеа. Пока что мы в состоянии лишь констатировать необычность архитектуры АхуВинапу, напоминающей чем-то архитектуру доинкового периода. При таком сходстве просто невозможно отказаться от некоторых предположений, тем более что статуя из красного туфа, поднятая норвежской экспедицией в 1956 году, тоже заставляет задуматься. Считая, что для научной дискуссии годится любой повод, я должен заметить, что не воспринимаю эту статую как чисто полинезийскую. А в этом ведь и состоит проблема. То же самое можно сказать и о базальтовой статуэтке, найденной нами в пещере-тайнике Хоту-Ити. Доказать это довольно трудно, однако этими доводами не следует пренебрегать. И хотя определенные круги отрицают позицию Хейердала, мы не можем априорно отрицать все, в особенности в части, касающейся полинезийско- южноамериканских контактов (тема диссертации Поля Риве). Сейчас это остается, очевидно, главной загадкой острова Пасхи. Как знать, может быть, какие-то еще более невероятные связи этого острова дали ему имя теПито-но-те-Хенуа? [Около Тиахуанако находится местность, называемая Пуп Земли] Почему бы и нет? Мы так много говорили об истории Хоту Матуа, потому что в ней можно найти доказательства для самых, казалось бы, невероятных предположений; во всяком случае, мы считаем, что до Хоту Матуа на острове жили другие люди. Вся традиция острова Пасхи пронизана сосуществованием на нем двух рас - ханау момоко и ханау еепе, называемых длинноухими. Мы не согласны с таким пониманием слова ханау еепе, хотя оно и принято многими учеными. Здесь налицо явная фонетическая ошибка. В действительности островитяне произносят не епе, а еепе, что значит "сильные", "дородные" люди. Поскольку термин ханау момоко точно переводится как "слабые, тощие люди", перевод ханау еепе - "сильные, дородные люди" - кажется более правильным. Ясно одно, речь здесь идет о двух различных народах. Все авторы ссылаются при этом на свидетельства первых мореплавателей. Так, спутник Роггевена пишет: "У некоторых мочки ушей свисали до плеч, а кое-кто носил в них в виде особого украшения белые диски". Все это абсолютно правильно и естественно, если эти люди прибыли с Маркизских островов, где был распространен такой обычай. Это было в 1722 году, и рассказчик добавляет: "Некоторые жители поклонялись идолам с большим рвением, - вероятно, это были жрецы. Они отличались от других не только тем, что носили большие диски в ушах, но и тем, что голова у них была выбрита". Итак, на острове Пасхи жили ханау момоко и ханау еепе, пришедшие, согласно легенде, во времена вождя Тууко Ихо. По некоторым данным, он правил после смерти Хоту Матуа и принял титул верховного вождя, не принадлежавший ему по происхождению. Эти две группы сосуществовали, смешивались, воздвигали аху и в конце концов привели остров к войне двух союзов, к междоусобной войне, которая в свою очередь и привела к гибели острова. В одной легенде говорится о том, что Туу Махеке, преемник Хоту Матуа, вернулся на Хиву. Между восточной Полинезией и островом Пасхи были установлены связи. Вполне возможно, что вторая волна миграции длинноухих состояла из потомков людей Хоту Матуа, причем не следует забывать о смешении меланезийской и полинезийской крови, имевшей место еще до этого на островах Маркизского архипелага. Вероятно, ханау еепе покинули территорию Хивы в результате войны, так как в легенде говорится, что они прибыли на остров без женщин. Это привело к такому смешению рас на острове Пасхи, при котором исключается возможность проведения серьезных антропологических исследований. Мы можем задать себе вопрос: не является ли Аху-Винапу свидетельством и основным образцом искусства, занесенного на остров Пасхи предыдущими контактами? Кроме чистоты архитектурного стиля еще один момент привлекает к себе внимание: слегка выпуклые плиты фасада, в Полинезии ничего подобного я не встречал. Один человек дал мне очень любопытные сведения о ханау еепе, и, хотя я не уверен в правдивости его информации, отбросить ее невозможно - настолько она важна. Он сообщил: "Первые жители острова - это первые люди в мире. Они были желтокожие, очень большие, с длинными руками, широкой грудью, с огромными ушами, но не с растянутыми мочками. Это были блондины с блестящим и безволосым телом. Они не знали огня. Когда-то они жили на двух других островах Полинезии. Они прибыли на лодках с земель, расположенных за Америкой". Подобные сведения нарушали спокойный ритм работы и заставляли нас порой преодолевать привычный схоластический подход к явлениям. За исключением миссионера Себастьяна Энглерта, написавшего добросовестную книгу о легендах острова, я не знаю ни одной экспедиции, члены которой владели бы в совершенстве местным языком. Только моя жена бегло говорила на языке древних рапануйцев. Но разве можно было ожидать, чтобы островитяне решились преподнести на чужом языке некоторые легенды, которые можно рассказать лишь другу и уважаемому человеку, понимающему их язык. Разумеется, мы не правы с точки зрения кабинетной науки, но мы, безусловно, чисты перед своей совестью, так как никогда не отказывались ни от какой информации, основанной на дружбе с островитянами и предлагаемой от души. Когда Поль Риве, директор французского Музея Человека, опубликовал свою диссертацию, естественно, возникли споры; серьезность и убедительность его аргументов требовали, чтобы мы сами изучили их до того, как начнем свои исследования на острове. Поль Риве исходит из ярко выраженного сходства полинезийских языков, с одной стороны, и языков Огненной Земли, экваториальных аймара и древнего перуанского языка - с другой; многочисленные выражения их действительно сходны. Кроме того, у них имеется много общих элементов культуры и большое сходство во многих обычаях: разделение общества на касты, объединение светской и духовной власти, использование обрядового языка, отличного от общераспространенного, сходство украшений из перьев, разделение собственности, человеческие жертвоприношения и людоедство... Вот что пишет Пьер Онор: "Эти урусы, первые жители, долихоцефалы Южной Америки, говорили на языке араваков и строили свои хижины в бухтах и на островах большого озера. Зона их распространения простиралась от склонов Анд почти до Тихого океана. Их камышовые лодки, пришедшие, по словам специалистов, из района Амазонки, похожи на лодки-скульптуры острова Пасхи... Сопоставление загадочной письменности острова Пасхи с тихоокеанской и индейской письменностью не настолько парадоксально, как это может показаться с первого взгляда". Альфред Метро отмечает, что "пиктографическая система письма индейцев куна из Панамы содержит целый ряд знаков, сходных со знаками острова Пасхи", однако мы еще никогда не проводили серьезных исследований в этой области. На острове Пасхи свидетельства этого сходства можно встретить повсюду, и среди черепов брахицефалов мы обнаружили черепа долихоцефалов. Еще одну удивительную легенду записал в 1912 году Эжен Кайо. Ее источники я стал искать после того, как обнаружил в словаре Мангаревы, составленном в 1860 году первыми миссионерами, следующую запись: "Ануа Мотуа - отец Теангианги, прибыл с Гавайских островов. Он отправился на остров Пасхи [Матакитеранги] лишь после того, как оставил на Мангареве много детей, родившихся от его жены Каутиа. Он умер на острове Пасхи. Его сыновья Пунинга и Марокура, а потом и Теангианги поселились на острове, оставленном им отцом..."
Глава VII. НЕОБЫКНОВЕННОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ АНУА МОТУА
"В царствование правителя Таратахи вождь Авахики по имени Ануа Мотуа прибыл на Мангареву и обосновался там с семьей и воинами. Он приплыл сюда на плоту и пристал сначала к Тараваи, в месте, называемом Ангаконо. Хижина, в которой он поселился с семьей, была названа Поли. Довольно долго он оставался на Тараваи, а затем переселился на Гаватаке [Мангарева], в местность Теауранги, в центр района, где в то время находилось большинство хижин. Его семья была многочисленной. Это стало беспокоить правителя Мангаревы Таратахи. Видя, как разрастается и приобретает вес благодаря связям с другими вождями архипелага семья Ануа, он сначала хотел объявить Ануа войну, чтобы уничтожить его или заставить покинуть Мангареву. Но после долгих размышлений решил: "Ануа Мотуа сильнее меня; если я начну с ним войну, то потерплю поражение и потеряю многих из своих подчиненных, лучше мне самому уйти вместе со своими людьми". Он тут же погрузился со своими людьми на плоты и покинул острова архипелага Мангарева без всякой надежды вернуться обратно. Перед его отплытием Ануа Мотуа распустил слух, что если Таратахи не покинет Мангареву навсегда, то он уничтожит и его, и его людей. Тогда-то неудачливый правитель и принял самое мудрое решение, не имея возможности выбрать наиболее смелое. Как только Таратахи покинул Мангареву, Ануа Мотуа провозгласил себя верховным вождем. Полное повиновение населения еще больше укрепило его власть. Аретоа [Звание, которое давали на Мангареве воинам, особо отличившимся в сражениях. Оно означало "отважный", "сильный", "могучий" и почти соответствовало слову "герой".] Кипо, стоявший в это время во главе воинов Таку, увидев, как Ануа Мотуа поступил с Таратахи, и не желая иметь такую же судьбу, признал вместе со своими воинами Ануа Мотуа своим вождем. Другие вожди на всех островах архипелага сделали то же самое. Они объявили себя приверженцами Ануа Мотуа, и всеми островами стал править один хозяин. С этого момента Ануа Мотуа и стал верховным вождем островов архипелага Мангарева. Освободившись от всех своих соперников, он спокойно царствовал там около пятнадцати лет. В конце концов он почувствовал тоску по путешествиям и решил отправиться на юг. К этому его побудили еще и трудности, возникшие в этот момент в связи с перенаселенностью: к моменту его прибытия на Мангареву плотность населения здесь уже была большая и продолжала непрерывно расти. В тот год начался страшный голод и жителям почти нечего было есть. Однажды сын Ануа Мотуа, Теангианги, которого отец назначил великим жрецом, сказал ему: "Отец, ты сделал ошибку, изгнав Таратахи с этой земли, посмотри, в какой нищете мы оказались, отправимся на поиски Таратахи". Эти слова любимого сына и жажда новых приключений привели Ануа Мотуа к окончательному решению уехать, хотя он был уже не молод. Он приказал построить два больших плота, на которые погрузился с частью своей семьи и слугами, всего тысяча пятьсот человек, затем, провозгласив своего внука Рикитеа вождем Мангаревы, а одного из своих сыновей - Хои - вождем Таку, он покинул остров и взял курс на юго-восток. Говорят, что, когда плот скрылся из виду, произошло сильное землетрясение и люди, оставшиеся на острове, подумали, что Ануа Мотуа отправился на небо. Первый остров, который встретил Ануа Мотуа, был остров Оено. [Старики называют его также Теауотанеои] Он был необитаем. Переселенцы снова отправились в путь и высадились на острове Эираги, [Питкэрн] который в то время тоже был пустынен. Ануа Мотуа решил заселить его. Он вручил своей дочери Туатутеа, вышедшей замуж за Тинирауерики, власть над островом и оставил с ними несколько женщин и воинов. Затем он снова отправился в путь и приплыл к высокому острову, похожему на Макатеа, - острову Пуапуамоуку, [в наши дни - остров Элизабет; в прежние времена мангаревцы, кажется, называли его Каираги] тоже незаселенному. Там, по одному мангаревскому преданию, Ануа Мотуа передал власть своей дочери Пингахере и оставил с ней многих участников экспедиции. Однако, по другому преданию Мангаревы, Ануа Мотуа хотел сначала оставить свою дочь и немного людей на Пуапуамоуку, но, так как на острове не было ни растительности, ни пресной воды, он, испугавшись, что люди погибнут с голоду, вновь погрузился на плоты и продолжал путешествие. Как бы то ни было на самом деле, Ануа Мотуа и большая часть его людей не остались там и продолжали плавание. Они подошли к Кооа, [остров Дюси, называемый старыми мангаревцами Текава] где также оставались недолго, так как не нашли на острове никакой пищи. Затем они отправились к острову Матакитеранги, или Каираги, [Остров Пасхи, который другие маори называли также Рапа-Нуи и те-Пито-но-те-Хенуа] - главной цели своего путешествия. Переход этот был очень длинным; дни сменялись днями, но земли не было видно. Люди на обоих плотах были в ужасе, спокойными оставались лишь Ануа Мотуа и его сыновья. Они верили в отца и помнили, что он объехал весь свет и должен знать путь к острову. Ануа Мотуа и его трое сыновей были на плоту вместе со всеми. Плавание затягивалось, и великий жрец Теангианги стал беспокоиться. Но он не осмеливался ничего сказать своему отцу, возле которого обычно находился. И вот однажды, к величайшей своей радости, он увидел на горизонте большое темное пятно далекой земли. Теангианги тотчас сообщил об этом отцу, который в сопровождении всех своих детей сразу же отправился посмотреть на то, что увидел вдали его сын. Голова вождя была покрыта тупатой, [Мешок из листьев хара [пандануса]. Это очень правдоподобно] так как Ануа Мотуа было холодно; все остальные тоже дрожали от холода. Посмотрев на звезды, Ануа Мотуа сказал своим детям: "Поворачивайте назад, мы подошли к Таикоко". [Таи - прибрежная полоса моря, коко - выход. Вероятно, это море у мыса Горн. Мангаревцы рассказывают, что их предки хорошо знали его] Море здесь очень бурное, а воздух, более чем свежий - было очень холодно. Когда дети спросили Ануа Мотуа, почему нельзя плыть вперед, он ответил, что дальше будет еще холоднее, что впереди находятся две земли, а между ними очень опасное море; море это называется Таикоко, а часть моря, где постоянно плещут маленькие, но очень сильные и опасные волны, называется Рангирири; [Ранги - небо, рири - в гневе] на земле, окружающей это море, нет никакой растительности; солнце там никогда не поднимается высоко; там высокие пустынные горы, очень мало земли, есть водоем, где много китов и другой необыкновенной рыбы, которой не встретишь на Мангареве [Это, возможно, район ле Мэр, или Магелланов пролив, Огненной Земли]. Ануа Мотуа добавил, что проходил там, когда плыл на Мангареву из Аваики, и был момент, когда он уже думал, что пришел конец: именно потому, что там их ждут серьезные опасности, не следует двигаться вперед. [Если Ануа Мотуа проходил там, идя с Аваики, то он пришел с юго-востока, из Восточной Полинезии, что противоречит утверждению маори, которые заявляют, что они прибыли с запада. Вместе с тем я не могу назвать ни одного более серьезного предания во всей полинезийской мифологии, чем рассказ Ануа Мотуа своим детям: он полон точных и интересных подробностей и расшатывает все выдвинутые и поддерживаемые до сих пор учеными доктрины о западном происхождении полинезийцев. Во всяком случае, может быть, то, что правильно в отношении одних маори, не характерно для других: то есть большая часть маори пришла с Авахики, или Хаваики, с запада, а другие, меньшее количество, - с востока. По крайней мере, неплохо было бы узнать, была ли у них такая возможность, а для этого нужно точно определить местоположение Авахики: пока ведь еще точно неизвестно, где находилась эта знаменитая страна, земля или остров.] Затем он замолчал, и дети, повинуясь ему, бросились разворачивать плот. На другом плоту, увидев этот маневр, сделали то же самое, и переселенцы, изменив направление, отправились в обратный путь. К счастью, он был короче, чем первый: восточные ветры быстро гнали плот к острову их мечты. Наконец они подошли к острову Матакитеранги, или Каираги. Все обессилели от усталости, и продукты были уже на исходе. Тогда Ануа Мотуа сказал своему сыну Теангианги: "Высадись на берег и посмотри, есть ли кто-нибудь на острове". Теангианги послушно сошел на землю и отправился в глубь острова, но не встретил никого. Наконец после долгих блужданий он подошел к маленькому высохшему ручейку. И здесь увидел множество трупов и костей.