Шрифт:
Часть первая
Глава 1
Женева… Город солнца и ослепительных бликов. Город бесчисленных белых парусов на озере и прочных, солидных зданий на берегу, отражающихся в колеблющейся воде внизу. Мириады цветов вокруг сине-зеленых бассейнов с фонтанами, пестрящих яркой палитрой красок. Город маленьких мостиков, соединяющих сверкающие поверхности рукотворных водоемов и таких же искусно сотворенных укромных уголков, столь удобных как для встреч друзей и любовников, так и
Женева… Город старый и новый, город высоких средневековых стен и зеркальных витрин, священных соборов и весьма далеких от святости заведений. Город уличных кафе и концертов на набережных, крохотных причалов и кокетливо окрашенных моторных лодок, с тарахтеньем кружащих по огромному озеру, с бесчисленными гидами, которые расписывают архитектурные и прочие достоинства прибрежных зданий, не забывая при этом сообщить предполагаемую цену древностей, приковывающих зачарованные взгляды современных туристов.
Женева… Город, где целеустремленность является осознанной необходимостью, где фривольность терпят, только если она заранее предусмотрена или помогает заключению сделки. Смех здесь сдержан и тщательно отмерен, а взглядом либо одобряют умеренность, либо порицают чрезмерность. Кантон у озера отлично познал душу города. Красота его мирно уживается с индустриальностью, и равновесие это весьма ревниво оберегается.
Женева. Это и город неожиданностей – легко предугадываемых конфликтов с непредсказуемыми разоблачениями, достижений человеческого разума и потрясающих прозрений.
Вдруг раздаются раскаты грома, небеса темнеют, и проливается дождь. Ливень, хлещущий по спокойной поверхности захваченного врасплох озера, закрывает перспективу, бьет по гигантскому фонтану на озере, символу Женевы, – гейзеру, созданному человеком, чтобы изумлять людей. Неожиданно разоблаченный небесами искусственный водоем смиряется. За ним замирают остальные фонтаны города, без солнечного света тускнеют яркие краски цветов. Ослепительные отражения исчезают, а разум цепенеет.
Женева… Город непостоянства…
Адвокат Джоэл Конверс вышел из отеля “Ричмонд” на залитую солнцем Жарден-Брунсвик. Прищурившись, он свернул налево, переложил атташе-кейс в правую руку, отлично отдавая себе отчет в ценности его содержимого, думая, однако, в основном о человеке, с которым он должен встретиться в “Ша ботэ” – уличном кафе прямо на набережной. Собственно, им предстоит возобновить знакомство, если только человек этот не спутал его с кем-то, думал Конверс.
Э. Престон Холлидей был оппонентом Джоэла с американской стороны в ведущихся переговорах о слиянии швейцарской и американской фирм, которые и привели их обоих в Женеву. Хотя объем предстоящей работы был минимальным – всего лишь формальное подтверждение того, что заключаемые договоры соответствуют законодательству обеих стран и признаются Международным судом в Гааге, – Холлидей казался все же странным выбором. Он не сотрудничал ни с одной из тех американских юридических фирм, с которыми Швейцария вела дела через фирму Джоэла. Само по себе это не исключало его участия – свежий взгляд зачастую оказывается весьма полезным, но отведение ему роли главного представителя было по меньшей мере неординарным решением и вселяло тревогу.
Холлидей, насколько помнил Конверс, пользовался репутацией специалиста по улаживанию конфликтов. В области права он был чем-то вроде механика-наладчика из Сан-Франциско, который умел обнаружить поврежденный кусок провода, вырезать его и запустить машину. Длившиеся месяцами переговоры, на которые уходили сотни тысяч долларов, с его появлением внезапно завершались – вот, пожалуй, и все, что мог припомнить Конверс о Э. Престоне Холлидее. И ничего больше, хотя Холлидей утверждал, будто они знакомы.
“Это Пресс Холлидей, – объявил голос по гостиничному телефону. – Я подменяю Розена в деле о слиянии “Комм-Тека” с “Берном”.
“А что с Розеном?” – спросил Джоэл, перекладывая глухо жужжащую электробритву в левую руку и одновременно пытаясь вспомнить, кто такой Пресс Холлидей.
“Беднягу хватил удар, вот его партнеры и пригласили меня. – Американский юрист помолчал и добавил: – Это, должно быть, вы довели его, коллега”.
“Нет, коллега, нам редко приходилось спорить. Господи, какая жалость, Аарон был мне всегда симпатичен. Как он?”
“Выкарабкается. Его уложили в постель и пичкают дюжиной разновидностей куриного бульона. Он мне велел передать, что проверит, не вписали ли вы напоследок что-нибудь симпатическими чернилами”.
“Проверять придется вас, потому что ни я, ни Аарон такими чернилами не пользуемся. И вообще этот “брак” построен на голом расчете, если вы изучили документы, то знаете это не хуже меня”.
“Вы сорвали хороший куш за счет списания вложенных капиталов, – согласился Холлидей, – да к тому же получили большую часть технологического рынка, так что симпатические чернила вам ни к чему. Однако, поскольку я новичок в данном деле, мне хотелось бы задать вам пару вопросов. Давайте позавтракаем вместе”.
“Я как раз собирался заказать завтрак в номер”.
“Утро прекрасное, почему бы нам не подышать свежим воздухом? Я остановился в отеле “Президент”, давайте встретимся где-нибудь на полпути? Вы знаете “Ша ботэ”?
“Американский кофе и французские булочки. Набережная Монблан”.
“Значит, знаете. Через двадцать минут, вас устроит?”
“Лучше через полчаса. Идет?”
“Отлично. – Холлидей помолчал. – Славно будет снова увидеться с тобой, Джоэл”.
“Что? Увидеться снова?…”
“Возможно, ты и не вспомнишь. Много воды утекло… Боюсь, тебе досталось больше, чем мне”.
“Не понимаю”.
“Ну, я имею в виду Вьетнам и доводы и долгое пребывание в плену”.
“Да я уж забыл об этом, с тех пор прошли годы. Но откуда мы знаем друг друга? Встречались по поводу какого-то дела?”
“Вовсе нет. Мы учились вместе”. “В Дьюке? Там большой правовой факультет”. “Раньше, значительно раньше. Может, ты вспомнишь при встрече. А если нет, я тебе напомню”.
“Ты, видно, любишь говорить загадками… Ладно, через полчаса в “Ша ботэ”.