Заговор гордыx

Малеин Никифор

– И все же ты должен спасти моего отца. Иначе и его, и моя смерть будут на твоей совести.

Никифор сменил тон и заговорил мягко, задушевно:

– Послушай, Юлия, Гонорий знал, что его ждет смерть. Его предупредили об опасности. Он мог спастись, бежать, но не сделал этого. Он остался и пожертвовал собой ради вас. Ты – величайшее его сокровище, отрада сердца. Он умирает, чтобы ты жила. Прошу, не делай эту жертву напрасной.

Глаза Юлии наполнились слезами, но она поджала губы и не позволила себе расплакаться.

– Из-за меня он там висит,

и благодаря мне будет освобожден. Я не уйду отсюда, пока не спасу его.

В воздухе повисла долгая пауза. Руки Никифора бессильно опустились. «Вся в бабку, в Елену» – подумал он. «Спорить бесполезно. Не уступит. Только время потеряем. Придется оказать ее отцу последнюю милость».

– Хорошо, госпожа. Я сделаю для Гонория все возможное, и, с Божьей помощью, даже невозможное.

Юлия смахнула с лица наворачивавшиеся слезинки и поцеловала старика в щеку.

– Спасибо, я знала, ты согласишься. Мария, Орлик, поторопитесь! Нам идти на другой конец имения – застрекотала девушка, словно причина задержки была вовсе не в ней. Беглецы накинули верхнюю одежду и спрятали дорожные сумки под широкими плащами.

– Светильники не берем – скомандовал Никифор. – Проку от них мало, а видно нас будет издалека. Впереди пойду я с Юлией. Ты, Мария, следуй с Орликом за нами.

Процессия вышла на улицу и запетляла между небольших жилых домов, увитых плющом и виноградной лозой. В некоторых окнах горел свет, мелькали очертания жильцов. Четыре легкие тени скользили между портиков, беседок и каменных стен, никем не замеченные.

Юлия держала старика под руку и постоянно куталась в шерстяной плащ – от волнения ее била мелкая дрожь.

– Ты очень похожа на свою бабку, Елену – тихо заговорил старик, желая отвлечь девушку. – Я помню ее такой же юной, как ты сейчас. И такой же твердой. Если она чего-то хотела, непременно добивалась своего. За годы нашего знакомства был только один случай, когда твой дед переупрямил Елену.

Юлия внимательно посмотрела на Никифора и вдруг спросила:

– Ты любил ее?

От неожиданного вопроса старик закашлялся.

– Да… – с тихой нежностью ответил он. – Всю жизнь любил только ее. Даже когда был женат на другой. Ничего, недолго осталось. Скоро я встречу ее в лучшем мире.

– Расскажи о ней – попросила девушка.

Никифор замолчал, раздумывая, стоит ли открывать тайну, которую носил в себе более полувека. Замерзшая рука Юлии коснулась его иссушенной ладони. Геронда вздохнул и начал рассказ.

– Когда я увидел ее впервые, она была очаровательным ребенком – огромные темные глаза, непослушные волосы и непоседливый характер. Елена носилась по имению, как ураган: ее смех можно было услышать на конюшне, в саду, на виноградниках, в подвалах, на стенах, снова на конюшне. По вечерам она приходила на винодельню, садилась на скамейку, наблюдала, как заходит солнце, и слушала о моих приключениях.

– У тебя в жизни были приключения? – Юлия бросила на кузнеца взгляд, как будто увидела его впервые в жизни.

– Ты думала, что я старый сухарь,

и кроме своих железок ничего не видел? Когда мы выберемся из этой передряги, я расскажу о своем путешествии к сарацинам. – Никифор улыбнулся краешками губ. – Вскоре к Елене стали свататься богачи из Ниссы и даже Кесарии Каппадокийской. Но у Авла были другие планы: он подыскал сестре пожилого сенатора из столицы – знатного и влиятельного вдовца. Тот обещал Авлу место при дворе, и наш честолюбец не устоял… Вечером того дня Елена вдруг сказала, что если я не увезу ее из Каппадокии, она сбросится с крыши от горя. И произнесла это с таким отчаянием, что я понял – она действительно это сделает.

– И ты согласился? – Юлия сжала сухую ладонь Никифора.

– Да. Моментально. Каждый раз, когда к Авлу приезжали сваты, мое сердце сжималось от горя, что Елена будет принадлежать кому-то другому. Но ее слова подарили мне новую жизнь. Я принялся лихорадочно готовиться к побегу. Три недели прошли в каком-то бреду – но любовь и есть настоящее безумие…

– И ты увез ее? – с дрожью в голосе спросила девушка.

– В ночь побега я прождал до рассвета, однако Елена не появилась. Проклиная свою доверчивость, я побрел к дому. У дверей на меня набросились бандиты, как я тогда решил, избили, связали и бросили в погреб. Четыре дня я пролежал без еды и питья, а на пятый ко мне наведался Авл.

– Мой дед? – воскликнула Юлия.

– Да. «Сегодня утром Елена обвенчалась и уехала в Константинополь» – сказал он мне. «Если бы не она, то я отправил бы тебя в цепях на галеры. Однако я дал сестре слово, что ты останешься в «Львином камне». Слушай же внимательно мои условия, повторять не буду. Если ты сделаешь хоть шаг за пределы поместья, или расскажешь кому-то о случившемся, то я своими руками вырву тебе сердце и заставлю съесть его».

– Это сказал мой дед?!

– Он был суровым человеком…

– Слишком суровым. И ты никогда не выходил за эти стены?

– Только после его смерти.

– И не видел больше Елену?

– Один раз много лет спустя. Она приехала в «Львиный камень» со своими внуками – седовласая, улыбчивая, слегка раздобревшая, но такая же прекрасная…

Между домов показалась широкая, ярко освещенная дорога. Она вела от господского дома к церкви. По ней в обе стороны спешили гвардейцы с факелами. Отступать было поздно – их заметил воин с кривым перебитым носом и двухнедельной щетиной.

– Остановитесь и назовите себя! – нахраписто прокричал он. – Что вы здесь делаете? Откуда и куда идете?

– Спокойно, дитя, я все улажу. Стой и молчи – прошептал старик и снял с головы капюшон. – Я Никифор, управляющий поместьем. Меня назначил Аспар. Вот перстень, врученный им, как знак моего достоинства. А это рабы-славяне: Мария, ее сын Орлик и дочь Бояна.

Гвардеец вгляделся в лицо старика и немного успокоился.

– Хорошо, что мы встретились, старик. Случилось чудовищное преступление – кто-то убил двух экскувитов. Аспар требует, чтобы ты немедленно нашел виновных.