Заговор против Сталина

Тамоников Александр

– Кольская губа… – протянул Молчанов. – Как и московская тюрьма – скоро не выйдешь… Вижу суда, командир! Неужели правда уплываем в эту чертову Англию, а наши тут будут без нас с фашистами разбираться? Неловко как-то, зачем нам это?

– Ничего, одна нога здесь, другая там. – Павел откинул голову, закрыл глаза. Самолет уходил от бухты, продолжал стремительно терять высоту.

На аэродромном поле дул пробирающий ветер, гнал по бетонке оторванные ветки и обрывки мусора. Оперативники спустились по трапу, волоча громоздкие чемоданы. В стороне протяженного аэродромного поля сиротливо жались кукурузники, виднелись стволы зенитных орудий, нацеленные в небо. Сквозь порывы

ветра доносились звуки канонады.

Город Мурманск за два с половиной года немцам так и не отдали, а теперь и подавно не отдадут. Дважды вражеские армии переходили в наступление, и всякий раз их отгоняли, нанося внушительный ущерб. Город, застроенный преимущественно деревянными зданиями, был разрушен до основания, но продолжал жить и работать. Исправно функционировал порт, куда приходили иностранные суда. Здесь осуществлялась разгрузка, отсюда товары развозились по всей стране, в том числе и на фронт. Мощная система ПВО не позволяла немецким самолетам прорваться в порт – все попытки пресекались на корню. Зенитчики бдели круглосуточно, по нескольку раз в сутки в небо поднимались перехватчики.

Город прятался в сизой дымке. Тянуло гарью. Моросил холодный дождь. В дымке едва различались люди и предметы.

Послышался звук мотора – приближался автомобиль. Из хмари возник грузовик с кузовом, затянутым брезентом. Машина тряслась на стыках бетонных плит, гуляли борта. Полуторка подкатила к трапу. С подножки спрыгнул невысокий мужчина в непромокаемой накидке и засеменил к группе людей.

– Вы из Ленинграда, товарищи? Майор Романов? Отлично, я капитан Якушев, мурманское управление особых отделов, – мужчина небрежно отдал честь, сунул пятерню. – Документы покажите, и поедем. Увы, такой порядок. Вас приказано доставить в порт, там уже ждут. Дико извиняюсь за задержку, с нашей автомобильной техникой вечно какие-нибудь нелады…

Больше суток поскрипывала палуба под ногами. Тошнота стала нормой. Организм отвергал любую позу, мысли о еде вызывали злость. Над головой мигала лампочка, маленькая каюта рябила перед глазами. Делать на этом судне было нечего, от безделья пассажиры сходили с ума.

Павел вертелся на жесткой койке, подбивал под себя подушку. Книжка Островского «Как закалялась сталь» была изучена на восемь рядов, и образ Павки Корчагина тоже уже вызывал тошноту. Он закрывал глаза, перестраивался на другую волну, и перед взором вставало лицо Андрея Борисовича Резника – активного участника заговора против товарища Сталина.

На фотографии «персональный куратор» полковник Маховецкий не поскупился. Резник был представлен в разных ракурсах, в форме и без, в окружении семьи, друзей, сослуживцев и в гордом одиночестве. Участи друзей и сослуживцев можно было посочувствовать. Андрей Борисович смотрелся импозантно – он был подтянут, представителен, имел скуластое лицо, умные глаза и короткие жесткие волосы, выстриженные на макушке «аэродромом». Спутать его с кем-то другим было невозможно. Смущало только, что последний снимок был сделан пять лет назад, и как сейчас выглядит Резник, неизвестно. А если человек хочет скрыться от всепроникающей руки советской власти, он в первую очередь должен озаботиться сменой внешности… Павел бросил стопку фотографий на столик и закрыл глаза.

Английский конвой состоял из трех основных судов и пары мелких противолодочных посудин. Крейсер «Вестминстер» выглядел внушительно, ощетинился зенитками и орудийными батареями. В случае нападения он мог дать достойный отпор. Остальные два судна, «Глазго» и «Хэмилтон», были скромнее, хотя обладали неплохим водоизмещением. Собственного вооружения они не несли, команда на каждом судне состояла из двадцати моряков.

Под разгрузкой в Мурманске конвой стоял недолго – команда работала быстро, прислушиваясь к канонаде на западе. Из разговоров явствовало, что по пути в Мурманск конвой подвергся атаке, но ему удалось отбиться. Моряки сбросили глубинные бомбы, отогнали немецкую подлодку. Похоже, подлодка повредила субмарину (были засечены масляные пятна). Потом подлодка всплыла в паре миль от курса конвоя – ее видели в бинокли. Матросы радовались – получили по соплям чертовы нацисты!

В порту царила нормальная деловая неразбериха. Грузы извлекались из трюма, отправлялись на склады. Работала на износ портовая техника, надрывались грузчики. «На этот раз ничего секретного или сверхтаинственного», – просветил капитан Якушев. «Консервы, тушенка, армейские ботинки, радиолокаторы, взрывчатые вещества, двигатели для катеров, металлорежущие станки… До позднего вечера простоят под разгрузкой, обратно пойдут порожняком. Отчалят в час ночи – не хотят задерживаться в Советском Союзе. Вам зарезервировано место на «Глазго», уже договорились, капитан Макмиллан не возражает. Пойдемте, товарищ майор, знакомиться с союзниками…»

Мрачноватый капитан Макмиллан большого восторга не проявил, но, просмотрев бумаги «дипломатов», подал руку и прохрипел, что искренне рад знакомству. Моряки таращились на Нину, обменивались скабрезными шуточками. Очевидно, во всем мире мужчины одинаковы. Нина сухо улыбалась, лишнего не говорила. В гражданской одежде она смотрелась мило и меньше всего тянула на оперативника самой зловещей спецслужбы мира. Кто-то проворчал, что женщина на борту – так себе примета, но широкого отклика заявление не вызвало. Вопреки ожиданиям, английские моряки оказались радушными парнями, тянули руки, лезли знакомиться, очень удивлялись, что старший в группе понимает по-английски. Их имена и фамилии запомнились с трудом: старпом Джерри Флеминг – просоленный коренастый тип с задубевшей кожей, матросы Уоткинс, Галлахер, Чарли Хатчинсон – у них были простые добродушные лица, они что-то спрашивали, смеялись…

Насчет «порожняка» Якушев слукавил. Павел лично наблюдал, как солдаты в форме войск НКВД очистили от посторонних причал и встали в оцепление. Подошла колонна из двух грузовиков под охраной взвода автоматчиков. Рабочие стали перегружать на борт крейсера опломбированные металлические контейнеры и сразу отправляли их в трюм. При загрузке присутствовали советские и британские офицеры, они шуршали бумагами и переговаривались при помощи переводчика. Возможно, это было золото с колымских приисков, которым советское правительство рассчитывалось за проценты по ленд-лизу. По крайней мере, это первым пришло в голову.

Суда покинули мурманский порт после полуночи. Они долго шли на север по Кольскому заливу, затем вышли в штормовое Баренцево море. День от ночи ничем не отличался. Небо заволокли черные тучи, неистовствовал ветер. Иногда порывы прекращались, можно было выйти на палубу, покурить. Перемещения пассажиров не ограничивали, но на всякий случай за ними присматривали, не забывая дружелюбно улыбаться. Временами начинался дождь, переходил в ливень, потом прекращался. Потоки воды стекали по иллюминатору. Стрелки на часах словно встали. Но снова начиналась ночь. Сквозь тонкие переборки доносились командные крики боцмана Хартмана, моряки послушно бегали. С субординацией в английском флоте было не очень, по струнке не тянулись, командиров звали по именам, в одежде проявлялась небрежность, но дисциплина поддерживалась.