Заговор в начале эры
Шрифт:
Неловкую паузу нарушил сам консул:
– А что ты думаешь о Крассе?
– Этот действительно готов задушить весь город, лишь бы получить при этом больше денег. Но надо отдать ему должное. В тяжелой войне с гладиаторами Спартака он проявил себя с самой блестящей стороны. Но меня не беспокоят устремления Красса или армия Помпея. Только один человек волнует мое воображение, и это – Гай Юлий Цезарь, сумевший в столь короткое время обрести в Риме такую большую популярность.
– Цезарь, – удивился Цицерон, – я думал, ты скажешь Катилина или хотя бы Клодий. Этот Гай Юлий делает столько долгов, что об этом говорит весь город. И умудряется не платить почти никому. В один прекрасный день мне придется его защищать, хотя он сам может сделать это не хуже меня. Во всяком случае, для собственной защиты я не желал бы лучшего адвоката. Ты ведь знаешь, мы с Цезарем
– Цезарь уже стал верховным понтификом Рима, – напомнил Катон, – а теперь он уже выдвинул свою кандидатуру в преторы. И наверняка будет избран. Ему осталась последняя ступенька к власти – быть избранным консулом. И тогда он получит право набрать легионы. Что произойдет в этом случае? Я не верю этому марианцу. Уж слишком быстро он находит общий язык со всеми. Даже с Помпеем и Крассом. А ведь и они тоже видели в нем поначалу преемника Мария.
– Но Цезарь не призывает к отмене долгов, к незаконным действиям. А Катилина смущает сегодня умы и души наших молодых людей, вызывает своими речами насилие на наших улицах, за ним стоят разорившиеся патриции, погрязшие в долгах плебеи, – горячо возразил Цицерон.
– А кто стоит за спиной Катилины? Кому выгодны бесчинства Клодия и его друзей? Кто пытается всех примирить и успокоить, оставаясь в стороне от политической борьбы, играя роль верховного судьи? – мрачно спросил Катон. – Это все он – Цезарь. Я не могу верить этому человеку, – снова подчеркнул сенатор. – Да, Катилина погряз в долгах, а у Цезаря их еще больше. Но за Катилиной идет всего лишь кучка безумцев, а за Цезарем почти половина всех римлян. С одной стороны, Юлий как будто защищает интересы бедняков, плебеев, сельских жителей, а сам живет на широкую ногу, делает огромные долги. А его разврат? Ты, Цицерон, и твои люди кричите на каждом углу о развратнике Катилине, вступившем в связь со жрицей Весты, [45] давшей обет целомудрия. С одной жрицей, которая, кстати, была сестрой твоей жены. С одной, – громко повторил Катон, – а Цезарь совращает всю коллегию весталок, которые танцуют у него дома нагишом. Особенно сейчас, когда он верховный жрец. И такой человек избран нашим верховным понтификом.
45
Веста – богиня домашнего очага и огня.
После Тиберия Корункания, нашего первого верховного понтифика, известного на весь город своей особой набожностью, избран человек, открыто насмехающийся над богами. А Публий Сцевола, наш консул и верховный жрец, – какие имена в прошлом. И вот теперь верховным понтификом стал Цезарь. Воистину великие боги спят, если не видят подобного кощунства. Катилина встречается с Аврелией Орестиллой, у которой, кстати, нет мужа, и ты снова кричишь о неслыханном разврате. А число совращенных Цезарем знатных женщин просто не поддается исчислению. И ты молчишь. Меня поражает, как Марк Красс и Гней Помпей могут разговаривать с этим человеком, могут вообще переносить его присутствие здесь. Весь город говорит о связях Цезаря с женой Красса – Тертуллой, с женой Авла Габиния – Лоллией, с женой Сервия – Постумией. Помпей из-за него собирается разводиться со своей женой – Муцией. Может быть, хватит перечислять, иначе я займу твое внимание слишком долго. И такой человек – верховный жрец Рима, – почти закричал Катон, – призванный оберегать нашу нравственность! А Марк Лициний Красс, цензор, призванный оберегать наши нравы и отстаивать наши идеалы, предлагает выдвинуть кандидатуру Цезаря в преторы и поддерживает на выборах совратителя своей жены. Стоит только удивляться человеческой породе. Ты не знаешь Цезаря, Цицерон. Прав был Катул, сказавший, что Цезарь покушается на устои государства не путем подкупа, как Катилина, а осадными машинами, расчищая себе дорогу к власти. Примеры Мария и Суллы стали заразительными для многих.
– Да не допустят этого великие боги, – тихо сказал консул, – я все это знаю. Цезарь, действительно, ничуть не лучше, но он хоть внешне сохраняет лояльность нашим демократическим принципам. И с ним можно всегда договориться. А с Катилиной нельзя найти общего языка, он готов на все. Ты ведь помнишь, как он планировал в прошлом году мое убийство, и только благодаря длинному языку Квинта Курия и его любовницы Фульвии, которая очень помогла нам тогда, мне удалось избежать этой опасности. Теперь Катилина снова рвется в консулы. Представляешь, что может произойти в Риме: консул – Катилина и претор – Цезарь, какая прекрасная компания в городе! Катилина не остановится перед насилием, он откроет ворота Рима толпам рабов, гладиаторов, предастся своим низменным порокам, установит личную диктатуру, и республика падет. Пока я жив, я буду бороться против Катилины и его сторонников. И для этого нам очень нужен Цезарь. Если катилинарии получат власть… – Цицерон вздрогнул, словно эта мысль только пришла ему в голову, – нельзя остановить удар волны голыми руками, нельзя остановить бешено мчащуюся колесницу на полном скаку. Только уже будет поздно. Уже сейчас почти поздно. Мы должны обязательно договориться с Цезарем.
– Почему почти поздно? Что-нибудь случилось? – спросил Катон.
– Сегодня ночью на вилле Лентула была убита Фульвия, – мрачным голосом сказал консул.
– У тебя есть доказательства?
– Нет, к сожалению. Аврелия Орестилла, которая привела ее туда, клятвенно утверждает, что Фульвия утонула, но один из гостей Лентула рассказал мне все. Я не могу пока назвать публично его имени, дабы не бросать на него подозрений. Ведь если Катилина узнает про него, несчастного постигнет участь Фульвии. Но заговорщики уже начали действовать. Сегодня ночью на вилле Лентула они наметили план предстоящих действий. Вот почему с самого утра я отменил всякие визиты ко мне, окружил дом стражей и объявил о завтрашнем заседании сената. Я выступлю против этих безумцев еще до выборов, заставив их признаться в своих преступных действиях. Самое страшное, что теперь у Катилины есть армия, – торжественно закончил Цицерон. – Я получил известие из Этрурии. Гай Манлий, давний друг и почитатель Катилины, собирает тайно войска. Это гражданская война, Катон.
Известие поразило сенатора. Он побледнел, не произнося ни слова, ухватился за скамью кончиками пальцев.
– Что ты намерен предпринять? – спросил он очень тихо у консула.
– Прежде всего договориться с Цезарем. Завтра я расскажу обо всем в сенате. Всем четырем городским когортам приказано удвоить обычные посты. Мои люди внимательно следят за Катилиной и его сообщниками.
– А кто поведет консульское войско в случае войны? – спросил Катон. – Ведь Гай Антоний Гибрида, наш второй консул, друг Катилины. Он не выступит против него.
Цицерон довольно улыбнулся.
– Я предусмотрел и это. Когда несколько дней тому назад я выступил в народном собрании, друзья были недовольны моим решением, отметив лишь, что я произнес великолепную речь. Я специально отказался от Македонии в пользу Антония. Серебряные рудники Македонии слишком большая добыча, чтобы ею так просто рисковать. Антоний согласился возглавить войско против Катилины. Конечно, я не доверяю ему до конца, и у него в лагере будут мои люди, которые проследят за всеми действиями консула, докладывая мне о каждом его шаге.
– Нужно послать к нему легатом [46] Марка Петрея. Я его давно знаю. Это старый сулланский ветеран, человек мужественный и отважный, – предложил Катон.
– Согласен, – наклонил голову консул, – кроме того, во всех четырнадцати округах Рима, по всем двумстам шестидесяти пяти кварталам города я разослал своих людей, агентов, вольноотпущенников, рабов, торговцев. Я уже послал известие Помпею, чтобы часть его сил спешно выступила из Сирии. И теперь мы будем ждать. Один неверный шаг Катилины, и я сразу приму меры.
46
Легат – командир легиона.
Цицерон поднял руку, сжатую в кулак.
– Нужно будет так наказать виновных, чтобы это надолго отбило у всех желающих саму мысль о возможности диктата. Времена Мария и Суллы давно прошли.
Катон молчал, он понимал, что Цицерон как опытный политик готовит неопровержимые доказательства, изобличающие Катилину и его людей, для последующего процесса над ними.
– А Цезарь нам нужен в противовес Катилине. Пусть он не поддерживает нас, но пусть и не оказывает содействия катилинариям.