Заговор в начале эры
Шрифт:
Глава XXX
…не соглашайся с ним
и не слушай его;
и да не пощадит его глаз твой,
не жалей его и не прикрывай его.
Государственному мужу, политическому деятелю чрезвычайно опасна подчеркнутая любовь к нему простого народа. Ибо если любят и боготворят искренне, то и требуют от него зачастую дел божественных. В случае если признанный кумир не справляется с этим, его развенчание бывает ужасным, а зачастую и трагическим.
Но еще более губительна для него зависть недругов и других
Выражение всенародной любви к Цезарю серьезно встревожило многих сенаторов, понимавших, что после претуры Цезарь выдвинет свою кандидатуру в консулы. Больше всех негодовал другой городской претор, Марк Кальпурний Бибул.
Биография этого человека столь удивительно сочеталась с биографией Цезаря, что о ней стоит рассказать подробнее. Родившись в один год с Цезарем, он вместе с ним был избран последовательно эдилом, претором и консулом. Словно двуликий Янус были соединены эти люди в жизни и политической карьере. На каждых выборах Бибул выступал политическим соперником Цезаря. И каждый раз проходили оба кандидата.
В мировой историографии к фигуре Бибула зачастую бытует отношение либо комическое, либо унизительно-пренебрежительное. Однако в действительности Бибул был виднейшим представителем сенатской аристократии. Его трехкратные победы на выборах вместе с Цезарем слишком явно говорят в его пользу, чтобы мы могли так просто отрицать значение Бибула на этом этапе римской истории. Но, будучи тенью своего великого соперника, он так и остался в мировой истории лишь тенью Цезаря: и это наложило на его личность какой-то трагикомический оттенок.
Во время их совместного эдилитета [130] Цезарь, проявляя чрезвычайную активность, роскошно отделывает комиции [131] и Форум базиликами. [132] О его неслыханной щедрости узнает весь Рим. Цезарь первым в городе выводит на гладиаторский бой целых 320 пар бойцов, одетых в серебряные доспехи. Благоразумный Бибул никогда не смог бы решиться на такие огромные расходы, но Цезарь делал долги, не очень беспокоясь за предоставленные ему кредиты, а тем более не волнуясь об их оплате.
130
Эдилы – магистраты, ведавшие благоустройством города, организацией общественных празднеств, снабжением города продовольствием.
131
Комиций – возвышенная часть Форума, место традиционных народных собраний.
132
Базилики – места торговых сделок и судебных процессов.
На этом блестящем фоне терялась фигура Бибула. Во времена претуры Цезарь прославился своей дерзкой выходкой так, что о другом преторе словно забыли. И Бибул жаждал мщения. Его поддерживали Катон, Катул, Агенобарб, Лукулл – вся сенатская олигархия, ясно понимающая, какой враг перед ними. Долго искать удобного повода не пришлось. Во время судебных разбирательств выяснилось, что Луций Веттий, доносчик и осведомитель Цицерона, рассказал следователю Новию Нигеру о предполагаемом участии в заговоре Гая Юлия Цезаря. Подобная новость сразу стала политической сенсацией в городе. Совершенно спившийся и беспринципный курий заявил, что также слышал о подобных планах от покойной Фульвии. Назревал новый, еще более грандиозный скандал. Сенатская партия могла торжествовать. Специальным решением сената было назначено судебное разбирательство по вопросу виновности Цезаря. Это было уже прямой угрозой политической карьере верховного жреца, и Цезарь понял, что обязан нанести упреждающий удар.
За день до судебного разбирательства он зашел к Цицерону. Бывший консул принял его с большим радушием, чем можно было ожидать. Умный Цицерон понимал, что нуждается в Цезаре не меньше, чем тот в его услугах.
Разговор шел о заговоре Катилины. Цезарь в своей обычной, несколько ироничной манере отзывался о заговорщиках. Цицерон по обыкновению, когда речь шла о катилинариях, горячился, нервничал, доказывал, сколь велики его заслуги в предотвращении кровопролития в городе.
– Клянусь Марсом, они бы начали бесчинства в городе, не считаясь ни с чем, – горячился консуляр, – ты плохо знал этих людей, Цезарь.
– Ты наверняка изучил их лучше.
– Конечно, ибо они были прямой угрозой нашей республике, собираясь нанести удар в спину римскому народу.
– Возможно, но вот твои друзья-сенаторы считают, что я, наоборот, знал их очень хорошо, – неожиданно ввернул Цезарь.
– Что ты хочешь сказать? – быстро спросил Цицерон.
– Ты разве не знаешь о готовящемся разбирательстве? Я не думал, что тебя уже не интересуют подобные вопросы, – мягко улыбнулся Цезарь.
– Я понимаю, но, ради великих богов, при чем тут я?
– А кто же тогда может подтвердить мою невиновность? Кажется, тогда в термах Минуция мы обо всем договорились.
– Правильно. Но мы все выполнили честно.
– Разве? Напомни Катулу, что мое осуждение вызовет взрыв возмущения в городе. И напомни о его обещании принять все наши условия. Там явно не было пункта о моем осуждении. Или об этом нужно напоминать?
Цицерон улыбнулся в ответ.
«Кажется, Юлий начинает волноваться», – подумал он, но вслух сказал:
– Не стоит так переживать, Цезарь.
Но даже Цицерон, знаток человеческих душ и опытный политик, не осознавал в полной мере талантов Цезаря. Тот нанес последний, самый сильный удар.
– И, наконец, – сказал Цезарь почти дружески, – я хотел рассказать об этом Веттии. Ведь он был твоим доносчиком, Цицерон. А это не всегда нравится римлянам. Многие могут решить, что именно ты знал обо всем и не принял никаких мер. А мои друзья просто говорят о том, что это ты послал Веттия к Нигеру. Я думаю, что это неправда, но так все говорят.
Цицерон понял угрозу. Она была слишком явной, чтобы проигнорировать ее. Он отбросил всякие сомнения.
– Я все понял, – угрюмо сказал Цицерон. – Веттий не будет выступать на этом заседании.
– Хорошо, – кивнул Цезарь.
– Но и я прошу об услуге, – торопливо добавил Цицерон, – слишком много людей в городе хочет отменить решение римского сената о смертной казни, даже объявить его незаконным. Ты городской претор, и тебе подчиняются все судьи города…
– Согласен, – удовлетворенно сказал Цезарь, – во время моей претуры этот вопрос не будет пересмотрен.