Заговоры сибирской целительницы. Выпуск 18
Шрифт:
Чрево, заклятое на обжорство (исповедь сиделки)
Из письма:
«Мне двадцать два года. Мой вес так велик, что я даже стесняюсь о нем писать. Обращаюсь к Вам за помощью и надеюсь, что мое письмо будет опубликовано в Вашей книге. Если так случится, то это значит, что я прилюдно покаялась в своих грехах и могу рассчитывать на прощение. Может быть, тогда Господь поможет мне избавиться от заклятия, которое на меня наложили в наказание за то, что я решилась обворовать умирающего человека.
Я обо всем расскажу Вам, как на исповеди, ни слова лжи я не произнесу, не буду пытаться оправдываться. Ведь я хочу только одного: чтобы Господь меня простил.
Два года тому назад я окончила медучилище. Пошла работать мед сестрой, но в больнице платили такие копейки, что мне даже не хватало на то, чтобы оплачивать съемную квартиру. Сама я из села, а очень хотелось жить в городе.
Как-то мне предложили поухаживать за лежачим больным. За это пообещали хорошо платить, и я согласилась. Я приехала по указанному адресу, где меня встретила пожилая, приятная и, видимо, очень состоятельная женщина.
Она объяснила, что сама она живет в Израиле, а ее мать не смогла к ней приехать и осталась одна в России.
Агния (так звали хозяйку, которая меня наняла) сказала мне: “Я очень люблю свою мать, но мне необходимо вернуться в Израиль. Я буду вам хорошо платить, более того, я даже отдам вам деньги вперед, чтобы не связываться с переводами. Вы напишете мне расписку. Я очень надеюсь на то, что поскольку вы дипломированная мед сестра, то будете хорошо ухаживать за мамой. Я знаю, что вы живете на съемной квартире, так вот, вы можете жить здесь и таким образом сэкономите деньги. Еще я вам оставлю деньги, на которые вы будете покупать продукты и кормить маму. Покупайте ей все самое хорошее и свежее, денег оставлю много, и вы их, пожалуйста, не экономьте”.
Я заверила Агнию, что буду ухаживать за Раисой Максимовной как за родной матерью.
Вечером Агния улетела в Израиль, а я осталась в трехкомнатной квартире со своей подопечной и кучей денег, о которых еще вчера не посмела бы даже мечтать. Сварив кашу, я покормила Раису Максимовну, которая была так слаба и стара, что сразу же уснула или сделала вид, что спит.
Квартира была обставлена красивой старинной мебелью, и я весь вечер глазела на статуэтки, картины и вазы. Потом я стала перебирать книги – их было очень много…
Неожиданно больная зашевелилась и застонала. Я приподняла одеяло и с досадой обнаружила, что бабка была вся мокрая. Подумав,
Прикрыв дверь и не обращая на нее внимания, я уселась смотреть телевизор.
Не знаю, что на меня тогда нашло. Ощущение власти над беспомощной старухой пьянило меня. “Да пошла ты”, – подумала я про себя и включила телевизор погромче.
Утром я умылась, заварила ароматный кофе и стала с аппетитом жевать вкусную колбасу. Запасов в холодильнике было много. Раньше я не могла себе позволить никаких деликатесов, а теперь все было в моем распоряжении. После сытного завтрака я развела кипятком “Доширак” и покормила им больную. Лицо ее выражало недовольство и обиду, но я делала вид, что ничего не вижу. Я сняла с нее мокрую рубаху, сменила постель, а через полчаса она снова была мокрой. Мне не хотелось с ней возиться, так как я собралась за покупками, ведь теперь у меня была куча денег.
Я закрыла квартиру и молча ушла. Мы вообще с первого дня не разговаривали: я – от нежелания, а она, видимо, от обиды.
Вернулась я с полными сумками обновок. Кофточки, юбки, платья были изумительными, и мне хотелось, чтобы кто-нибудь меня в них увидел.
Снова покормив Раису Максимовну “Дошираком”, я нарядилась, за крыла квартиру и поехала к девчатам в общежитие – похвастаться. Ни у кого из них не было таких шикарных шмоток, как у меня.
Вечером мы отправились на дискотеку, и домой я вернулась только утром, часов в одиннадцать. Меня бесили обгаженные простыни, и я вовсе не желала отстирывать эту грязь. Все я сложила в мешок и выбросила в мусоропровод. В шкафу было навалом постельного белья.
Перед дискотекой я ходила в салон, где мне нарастили гелиевые ногти. “Не могу же я портить свой шикарный маникюр”, – думала я тогда.
И вот я стала выкидывать изгаженное белье в помойку. Готовить для старухи мне тоже не хотелось, и я разводила ей кипятком пюре и лапшу быстрого приготовления, а сама ела деликатесы, пила соки и компоты.
Мне стала нравиться моя жизнь, и я тратила деньги налево и направо. Я с радостью думала, что теперь могу многое себе позволить. Вся моя комната была завалена туфлями, босоножками, одеждой и бижутерией. Одно меня злило – то, что, имея кучу денег и нарядов, я должна была сидеть рядом с Раисой Максимовной.
От всей той гадости, которой я ее кормила у нее приключился запор, и она корчилась в коликах, а я ей зло говорила: “Ничего, меньше гадить будешь, а то уже почти простыней не осталось”.
Вечером я поехала к девчатам, там я познакомилась с одним парнем, и мне было так хорошо, что совершенно не хотелось возвращаться к боль ной старухе. Была пятница, и мы всей компанией поплыли на остров “Кораблик”, там мы пробыли до понедельника.
Мне очень хотелось понравиться своему новому другу, и я изображала из себя богатую девушку. Сорила деньгами, покупая на всю компанию французское шампанское и фрукты.
Когда я наконец пришла домой, Раиса Максимовна тихо стонала. Я подсунула под нее тряпки и попыталась напоить кефиром. Но она обрыгала постель и мою новую кофточку.
Не знаю, как так случилось – видимо, я сильно разозлилась, – но я отхлестала ее по щекам. В квартире стояла вонь, и мне хотелось все бросить и сбежать.
Потом я переоделась и ушла, сказав ей: “Я тебя проучу, коза старая”.
Я не думала не возвращаться, но опять все сложилось так, что я не пришла домой. Себя я утешала мыслью о том, что нет ничего страшного в том, что бабка поголодает немного, ведь некоторые люди даже лечатся голодом.
Через два дня, когда я открыла дверь, Раиса Максимовна лежала тихо, будто в глубоком обмороке. Я испугалась и стала ее трясти. Неожиданно она открыла мутные глаза и совершенно четко сказала: “Как я тебя ненавижу, ты же не человек, а самое настоящее скотское отродье. Я проклинаю твое чрево, жри и давись. Жри и давись, будь свиньей, ведь ты и есть свинья…”
Больше она ничего не сказала. Может быть, я и плохой медик, но отличить мертвого человека от живого могу.
Раиса Максимовна умерла. Я переодела ее во все чистое. Убрала в комнате и стала думать, как мне теперь быть.
Потом я решила. Бабке восемьдесят пять лет, вряд ли ее будут анатомировать, чтобы узнать причину смерти. И если ее даже вскроют, я ведь ее не травила, а что желудок пустой, так пусть еще докажут, что это я ее не кормила, может, она сама не желала есть.
Я позвонила ее дочери в Израиль и сказала, что ее мать умерла во сне, без мучений. А еще сказала, что мы очень друг к другу привязались и что я не могу себе найти места от переживаний.
Утром из Израиля прилетела Агния, чтобы похоронить свою мать.
Она и вправду решила, что я была последней опорой и отдушиной для ее матери. Трехкомнатную квартиру она отдала мне, оформив дарственную.
Поплакав, Агния улетела назад, в Израиль.
С этого дня каждую ночь мне стала являться покойница, она мне мерещилась то в одном, то в другом углу.
Что-то невероятное произошло с моим организмом, я стала есть так много и так жадно, что вес мой рос не по дням, а по часам. Я уверена, что это на меня действует проклятие покойницы. Я погибаю, я заплываю жиром, и вот я решила снять со своей души груз. Если мне суждено умереть, то я не хочу умирать с грехом, который терзает мою душу.
Помолитесь обо мне и не осуждайте меня, ведь я искренне раскаиваюсь в том, что натворила».
Красавица, мне тебя будет не хватать
(исповедь)
Из письма:
«Пишет Вам совершенно отчаявшийся человек. Несколько раз я уже пыталась Вам написать, но потом рвала свое письмо.
Если бы Вы только знали, как трудно рассказать о том, что искалечило мою жизнь, а потом превратило ее в кромешный ад.
Богом прошу прочитать мое письмо и не осуждать меня за то, что произошло.
Мне двадцать три года, зовут меня Аня, так же, как звали Вашу маму (об этом я узнала из Ваших книг).
У меня есть ребенок, инвалид с рождения, и больше, пожалуй, уже нет ничего и никого. Каждый мой день и час наполнен страданием, я выдохлась, и я совершенно не хочу жить. Если Вы не откликнетесь, я просто уйду из этого мира, забрав с собой свою дочь, чтобы и она тоже не мучилась.
Иногда мне кажется, что это просто страшный сон и когда-нибудь я проснусь и весь этот ужас уйдет вместе с ночью.
Когда мне было шестнадцать лет, мы с отцом поехали к бабушке. Она прислала письмо, в котором умоляла папу приехать к ней проститься, так как она тяжело болела и врачи сказали, что жить ей осталось примерно месяц.
Мама с нами поехать не смогла: не на кого было оставить скотину.
До бабушки нам нужно было ехать на поезде три дня. Папа мой служил в нашем городе и здесь познакомился с моей мамой. После армии он к своим родителям не вернулся. И вот че рез много лет мы ехали к его маме, чтобы она могла перед смертью повидать своего сына.
Чтобы осуществить эту поездку, наша семья влезла в долги.
Ехали мы с отцом в купе, так как других билетов не оказалось. Впервые в жизни я поехала так далеко, и мне было радостно от ощущения чего-то нового.
Бабушку свою я не знала и не испытывала сильных переживаний по поводу ее скорой смерти. А может быть, всему виной была безрассудная молодость.
Дорогой я читала журналы, пила чай с конфетами и смотрела в окно, замечая, как быстро мелькают березы.
С нами в купе ехал парень. Он искоса поглядывал на меня, и это меня смущало. Я старалась делать вид, что не замечаю, как он меня разглядывает.
Мой отец – любитель спиртного, и с первого же часа поездки он стал пить вино, а выпив, надолго уходил в купе к проводнику: там они с ним играли в карты.
Если бы я тогда была постарше, поискушеннее, что ли, я бы ни за что не осталась в купe ночью одна с посторонним мужчиной. Я не представляла, что ни с того ни с сего может случиться то, что произошло.
Я спала, когда сосед по купе набросился на меня спящую и буквально всю истерзал, зажав мне при этом рот своей потной рукой. Я билась, но, конечно, ничего не могла сделать. Всю ночь он издевался надо мной, глупой и доверчивой школьницей. Вряд ли ему было меня жаль, а ведь наверняка у него тоже была или дочь, или сестра…
Мой отец заявился только утром, завалился на полку и захрапел, а я плакала и не знала, как мне поступить.
Проводник был мужчина, да и стыдно было рассказать о произошедшем чужим людям. Еще я боялась, что отец, узнав о том, что приключилось, кинется на моего обидчика: я ведь его дочь и он меня любил. Он вряд ли справился бы с этим молодым парнем, и я боялась, что с папой может что-то случиться.
Выспавшись, отец снова ушел. Я сперва думала, что он вышел в туалет, но он так и не вернулся в купе до самого утра.
Я вышла в коридор и там долго стояла – возвращаться обратно было страшно. Потом вышел тот парень, втащил меня в купе и снова изнасиловал. Так продолжалось три дня.
Потом мы наконец-то приехали. Когда мы выходили из купе, мой проклятый обид чик помахал мне рукой и сказал: “Эй, красавица, жалко, что уходить, мне будет тебя не хватать!”
Это было хуже всякой пощечины. Хуже тех его щипков, от которых на моем теле остались черные синяки.
Мы опоздали – бабушка уже умерла. Когда мы вернулись домой в свое село, я вначале думала, что заболела, и лишь позже поняла, что беременна. Я стала пить всякие таблетки, надеясь, что от этого случится выкидыш. В итоге у меня родился ребенок-инвалид.
С самой первой минуты я лютой ненавистью возненавидела свою дочь.
Еще до родов я вынесла бесконечные истерики матери, которая все допытывалась, кто отец ребенка. Но я так ничего и не рассказала, пожалев отца: он бы стал винить себя в случившемся, да и мама бы ему жизни не дала.
Вскоре случилась новая беда – умерла моя мама. Как-то утром она пошла доить Зорьку и долго не возвращалась. Когда я вошла в сарай, то увидела, что она лежит на полу и рядом валяется опрокинутое ведро. Смерть наступила в результате сердечного приступа. Я знаю, что это из-за меня.
Отец после смерти мамы окончательно спился. А я с грудным ребенком ничего не успевала. В результате корова околела.
Девочка была больной и все время, не переставая, плакала. Я не любила ее. Мне казалось, что это я держу на руках того урода, который изнасиловал меня.
Однажды она во сне заулыбалась, и мне вдруг померещилось, что ее улыбка – точная копия улыбки ее проклятого отца, когда он, помахав мне на прощание рукой, сказал гадость и ухмыльнулся.
С этого момента я желала только одного, чтобы девочка умерла. Я перестала ее кормить, и она кричала как резаная. Так было два дня, а потом она затихла. Я подошла и стала смотреть, дышит она или нет. И вдруг я увидела, что глаза у ребенка открыты и она смотрит прямо на меня. Может быть, я все придумала, но в тот момент произошло что-то странное: мне стало так жалко ее, просто сил нет. Я поняла, что уже совсем немного отделяет мою несчастную дочь от могилы.
Сперва я ее трясла, потом поила, растирала, и наконец она заплакала, но так тихо, словно котенок новорожденный замяукал.
Тогда я поняла, что никто в моей беде не виноват, только тот мерзавец, но он-то как раз и не страдает. С этого времени во мне что-то изменилось, я чувствовала себя взрослой, нелюбимой, несчастной, но все же матерью, которая необходима этой беспомощной и больной девочке.
Шло время, я делала все, что могла, для того, чтобы моя дочь выздоровела. Врачи назначали ей лечение, и я спустила на это последние деньги. Но моему несчастному ребенку ничего не помогало.
Потом я поехала по монастырям, чтобы вымолить своей Алене здоровье, которое она утратила по моей вине.
И вот в одном монастыре я разговорилась с отцом Петром. Он выслушал меня с большим сочувствием, и было видно, что моя горькая история его очень тронула. Тут он мне и рассказал о Вас, Наталья Ивановна, и затем даже показал Вас, когда Вы проходили мимо нас на молитву.
“Эта женщина, – сказал он, – творит чудеса, и хоть многие священники выступают против целителей, я уверен, что таких людей, как она, нам посылает Сам Господь”.
Еще отец Петр сказал мне, чтобы я к Вам в монастыре не подходила, так как Вы приезжаете сюда только для молитвы, и посоветовал мне купить Ваши книги. Я нашла в них Ваш адрес и решилась написать и рассказать о своей несчастливой доле.
Наталья Ивановна, Бог видит, как мне тяжело и стыдно просить помощи, но иначе мне с дочерью-инвалидом не выжить.
Простите меня за еще одну просьбу: не пишите моей фамилии – стыдно перед односельчанами.
Не осуждайте меня, люди, может быть, вашим детям Бог в трудный час за это дарует Свою помощь. Аня».
Знаете, дорогие мои, я никогда не забуду урок, который когда-то преподала мне моя бабушка. К ней пришла несчастнейшая из женщин и рассказала о своей беде. По щекам моей бабушки текли слезы, когда она слушала страшный рассказ. В конце женщина упала бабушке в ноги и спросила ее:
– Вы мудры. Я пустилась в дальний путь, чтобы вас увидеть и услышать ваш совет: что же мне делать?
И тогда моя бабушка ей сказала:
– Иди и твори посильное и непосильное добро. Помоги тому, кто страдает, как ты, или больше, чем ты. Вставай и иди. Не теряй ни одной минуты. И чем больше ты поможешь другим, тем быстрее Господь ответит на твои молитвы.
Когда она ушла, я спросила у бабушки, почему она ей так сказала. В ответ я услышала:
– Ничто так быстро не открывает дверь к Господу, как искренняя помощь тому, кто тяжко страдает.
Другими словами, иногда следует забыть о своей невыносимой боли ради боли чужой, ибо сказано в Святом Писании: «Дающий нищему не обеднеет, а кто закрывает глаза свои от него, на том много проклятий». Или, как говорят в народе, да не оскудеет рука дающего.
Порча на варево
(особый случай)
Из письма:
«Дорогая Наталья Ивановна. Я хочу поделиться с Вами своей бедой. Все, что произошло в нашей семье, не поддается здравому смыслу. Если бы мне прежде кто-нибудь рассказал о чем-нибудь подобном, то, возможно, я бы тоже этому не поверила.
Когда я была молодая, то сделала аборт, после которого никак не могла снова забеременеть. Муж у меня был очень хороший и, чтобы меня утешить, уговорил взять ребенка из детского дома.
Нам тогда повезло: мы усыновили замечательного мальчика. Первое время я, конечно, опасалась, вдруг он будет больной или умственно отсталый, ведь мы не знали, кто родители Валеры. Но, к счастью, наш приемный сынишка рос очень смышленым и красивым, прямо как ангелочек.
Маленькие дети обычно болеют, а вот наш Лерочка был совершенно здоров.
В школе он учился на одни пятерки, на собраниях его всегда ставили в пример, а еще у него было доброе сердце и он никогда не огорчал ни меня, ни отца.
Шло время, он поступил в институт, стал встречаться с девушкой. Марина нам нравилась, и мы всегда ее принимали как родную. Честно говоря, я тогда думала, что Валера на ней женится.
Но этого не произошло. Марина перестала к нам приходить, и я спросила сына, что случилось, почему она к нам не приходит. Сын мне ответил так: “Мама, я полюбил другую девушку, ее зовут Снежана. С Мариной я больше не встречаюсь, я не виноват, что мне приглянулась другая”.
Я тогда не стала приставать к сыну с расспросами. Было очевидно, что он и так сильно переживает.
Для себя я сделала вывод, что Снежана не любит Валеру, а вот Марина звонила нам каждый день, хотя сын всякий раз ей говорил: “Я же просил тебя больше не звонить. Пойми, я тебя не люблю, за чем ты мучаешь себя и меня?”
После этого сын клал трубку, а у меня всякий раз появлялось чувство неловкости, мне было очень жаль Марину.
Однажды Валера сказал: “Мама, я через полчаса приду”. И ушел.
Его не было целых семь часов. Меня почему-то охватил дикий страх, и я стала обзванивать всех его друзей, но сына нигде не было. В записной книжке я нашла телефон Снежаны и, собравшись с духом, набрала ее номер. Снежана равнодушным голосом сказала, что у нее Валеры нет и никогда он к ней домой не приходил, так как они с ним не встречались и не встречаются. На мой вопрос, может ли она предположить, где он может быть, девушка сказала: “Послушайте, я же вам сказала: я понятия не имею, где ваш сын, он меня не интересует”. И она положила трубку.
Я знала, где живет бывшая девушка сына, и ноги сами понесли к ней. Дверь мне открыла Марина и очень вежливо уговорила зайти. Мы раз говаривали с ней о Валере, и неожиданно она сильно расплакалась. Я пыталась ее успокоить, но тут из другой комнаты вышла женщина. Увидев плачущую Марину и поняв, кто я такая, она словно взбесилась.
Я, конечно, понимаю, ей ведь тоже жалко свою дочь, которая каждый день ревела из-за нашего сына, но вы бы слышали, как она на меня орала.
Из ее слов я тогда поняла, что она угрожала нашему сыну отомстить за слезы дочери и довести его до дурдома.
Сказала она примерно следующее:
– Я проучу его раз и навсегда. Привык морочить девчонкам голову, умник! Я ему так заморочу голову, что из дурдома выходить не будет. Имя свое и то позабудет, кобелина!
Я опешила от ее угроз и сказала:
– Послушайте, мой сын не обещал на Марине жениться, он не давал ей слова и не виноват, что больше не любит ее.
– Полюбит, еще как полюбит! – кричала мать Марины. – Мы еще поглядим, как оно сложится!
Когда я вернулась, сын был уже дома. Узнав, что я сильно волновалась, он попросил у меня прощения.
Я, конечно, не стала ему рассказывать про звонок Снежане и про скандал в доме Марины. Сын был дома, а мне больше ничего и не нужно.
На другой день мне позвонили из института и сказали, что Валеру увезли в больницу, в неврологическое отделение.
В больнице меня к нему не пустили. Из разговора с врачом я поняла, что сын неожиданно сошел с ума. Конечно, врач выражался мягче, сыпал медицинскими терминами, но смысл его слов мне быстро стал ясен. Я поняла, что произошло большое несчастье, теперь мой сынок стал невменяемым и даже не может назвать свое имя.
Целый месяц я ходила под окнами больницы. Продукты у меня не брали и к сыну не пускали. Я была в отчаянии.
Потом мне позвонила Марина и сказала:
– Я этого не хотела, но мама с бабушкой все-таки сделали то, что вам обещали. Но если он будет со мной, то тогда они все исправят – и он поправится!
Услышав ее слова, я воскликнула:
– Марина, что ты несешь! Как это можно сделать так, чтобы Валера заболел или выздоровел? Ты ври, да не завирайся.
В ответ Марина оказала:
– Можете мне не верить, но я точно знаю, что мама и бабушка сделали ему порчу “на варево”, чтобы он ничего не соображал – голова не варила. Если не верите, приведите его к нам, и у нас он будет здоров, но стоит ему только переступить порог нашего дома, как он снова превратится в сумасшедшего.
Выслушав ее, я сказала:
– Допустим, что ты говоришь правду и он будет здоров, если станет жить у вас, – но зачем тебе это надо?! Получается, что он всю жизнь будет сидеть в вашем доме. Ведь, по твоим словам, только он выйдет за порог, как опять станет ненормальным. Кто же вас тогда будет кормить, если он не будет учиться, а потом и работать? Зачем твоей маме зять-нахлебник?
Марина помолчала и положила трубку.
Прошел еще месяц, и я уговорила главврача отпустить нашего сына на амбулаторное лечение, пообещав, что буду хорошо ухаживать за ним, а в случае необходимости привезу его снова в больницу.
На самом же деле я решила испытать судьбу – сводить его домой к Марине. Во мне боролись два чувства. Я боялась скандала и ухудшения его состояния, если поведу сына в тот дом. С другой стороны, я просто не видела выхода из создавшегося положения.
Как следует подумав, решила все-таки ехать. Во всяком случае, если Марина мне солгала, то я уже не буду надеяться на чудо.
Но чудо произошло. Пока я везла Валеру в такси, он был явно не в себе, но как только мы переступили порог Марининой квартиры, его глаза стали осмысленными, а речь – нормальной. Но самое главное, он вел себя так, будто никогда не лежал в психиатрической больнице и бывал в этом доме каждый день. Он ласково смотрел на Марину, от которой совсем еще недавно бегал, и даже не хотел подходить к телефону.
Я смотрела, как Марина, ее мать и бабушка сажают его за стол, потчуют пельменями и чаем.
Мой сын не смотрел на меня, он не мог оторвать своего взгляда от Марины.
Потом я уехала, а Валера остался в их доме. Он позвонил мне и сказал, что будет жить у Марины, что очень ее любит и не может без нее.
Примерно через час после этого, не вытерпев, я снова позвонила туда. Попросила к телефону Маринину мать и задала ей вопрос: как быть с институтом и, вообще, зачем они сотворили такое с моим сыном?
Ответ был коротким, но ясным: “Как только они повенчаются, он снова будет ходить в институт, а потом и на работу. И вообще, пока он муж Марины, вы можете не опасаться за его психическое здоровье”.
Вот так, ясно и понятно. Сын больше у нас не бывает. Они с Мариной повенчались, и он ходит в институт.
Мне больно и обидно, ведь я вырастила ребенка, воспитала хорошего и доброго человека, который попал в сети к трем наглым бабам. У меня украли не только любимого сына, но и душевный покой.
Уважаемая Наталья Ивановна! Напечатайте мое письмо в своей книге, потому что матери должны знать о том, что может случиться с их сыновьями лишь потому, что какие-то девицы посчитают себя обиженными.
Если есть способ снятия этих чар, то очень прошу Вас научить ему меня. Низко Вам кланяюсь.
Вот такая история. Я знаю не только о том, как можно навести порчу на разум человека (для этого варят свинячьи мозги, читая особый заговор), но и как от нее избавиться.
Хочу сразу предупредить, что душевнобольного нельзя лечить на похоронах родственников, обычно это делают на могиле чужого ему человека.
Ни в коем случае не просите подождать и не опускать гроб в могилу до тех пор, пока вы не прочитаете молитву. Вообще никто, кроме вас, не должен знать о том, что вы собрались проводить этот обряд.
Не проводят его и в святые праздники и в дождливую, ненастную погоду, а также в воскресный день.
Мой опыт показывает, что с помощью этого обряда можно раз и навсегда избавить человека от порчи на разум. Больной довольно скоро выздоравливает, речь его становится ясной и разумной, исчезают раздражение и агрессия. Человек становится общительным, и к нему быстро возвращаются все те положи тельные качества, которые присущи здоровым людям.
Читать следует молитву святителю Иоанну Златоусту. Слова ее такие:
О святителю великий Иоанне Златоусте! Многая и различная дарования от Господа приял еси и, яко раб благий и верный, вся данныя тебе таланты добре умножил еси, сего ради во истину вселенский учитель был еси, яко всяк возраст и всяко звание от тебе поучается. Мы же грешнии (имена), по единому кийждо свое дарование имуще, единение духа в союзе мира не имамы, но бываеши тщеславни, друг друга раздражаще, друг другу завидяще; сего ради дарования наша разделенная не в мири спасение, но во вражду и осуждение нам являются. Темже и тебе, святителю Божий, припадаем, раз дором обуреваеми, и в сокрушении сердца просим: молитвами твоими отжени от сердец наших всяку злобу, недоб рожелательство, гордость и зависть, нас разделяющия, да во мнозех удех едино тело церковное невозбранно пребудем, да по словеси твоему молитвенному возлюбим друг друга и единомыслием исповемы Отца и Сына и Святаго Духа, Троицу Единосущную и Нераздельную. Ныне и присно и во веки веков. Аминь.
СМЕРТЬ НЕИЗБЕЖНА НА НАШЕМ ПУТИ
Если человек свалился в могилу
Из письма:
«Были мы на похоронах, мой зять поскользнулся и съехал прямо в могилу. После этого он как кол проглотил: весь истаял, лицо бледное, как у покойника. Чем ему помочь?»
Пойдите с зятем на ту могилу, в которую он свалился. Поставьте там зажженную свечу, съешьте по три блина и по ложке кутьи. После этого перекреститесь и скажите:
Мертвец, мы тебя навещали,Мы тебя блинами и кутьей поминали,Верни рабу Божьему (имя) то,Что твоя могила взяла.Во имя Отца и Сына и Святого Духа.Ныне и присно и во веки веков. Аминь.После этого поклонитесь могиле и уходите. Разговаривать по дороге нельзя.
Предсказание смерти