Закат их любви
Шрифт:
***
Вечером предыдущего дня Айше, в окружении охраны, привели в покои Султана, передавая ему слова Хюррем о том, что именно она исполняла приказ Эдже. Падишах разгневался, смотря на девушку, совсем ещё молодую, но уже совершившую грех.
– Стража! – громкий голос правителя эхом разнёсся по покоям, – Немедленно уведите эту хатун в темницу. Завтра, на рассвете, состоится её казнь. Посему, приготовьте соответствующие инструменты и наблюдайте за ней внимательно!
***
Хюррем довольно улыбается, зная, что эта Изабелль, именуемая Айше, ныне казнена, а Эдже, что отравила Султану, будет отправлена в ссылку. Сама Махидевран всё также лежит без сознания, но лекари уверенны, что ныне ей легче.
Воспоминания о рассвете нашей любви
Черкешенка четвёртый день лежит в постели, сражённая недугом. Действие яда, что уже был выведен из её тела, пропадало медленно. Благо, он не успел поразить её органы.
По словам лекарей, она и без того была излишне измождённой, посему хорошо, что тело защитилось от разрушительных свойств столь сильного яда, не смотря на её состояние.
Султан, переживая за единственную законную жену, и думать, забыл о том, что Эдже стоит отправить в ссылку. Вернее, он помнил об этом лишь краем сознания, да и в первую очередь ему было важно здоровье его жены и ребёнка, а не сумбурная наложница. Ибрагим-паша, благо, взял управление некоторыми делами на себя, дав Султану время побыть с Махидевран Султан, и втайне надеясь однажды также бросить все дела ради возлюбленной дочери Династии – Хатидже Султан.
На все вопросы лекари лишь пожимали плечами, уверяя в том, что Хасеки просто переволновалась, посему, даже после избавления организма от яда, всё ещё не пришла в сознание.
***
– А ты помнишь, как расцветала наша любовь, Сулейман? – хрипло вопрошает Махидевран, измучено улыбаясь Султану, что пришёл навестить её, пока она, наконец, была в сознании. Лекари говорили, что скоро она вновь уснёт крепко-крепко, дабы окончательно восполнить свои силы.
– Ну что ты, моя Роза, она же в век цвести будет... – придерживая бледную руку возлюбленной, Султан улыбается. Ему страшно слышать её слова, но он улыбается, дабы Гюльбахар не переживала лишний раз.
– А я помню... Помню, как сейчас, хотя прошло почти восемь лет... – улыбка Султанши немного померкла, и её тихий голос разрывал сердце Султана, пока он слушал её слова:
«В те времена, когда ты только-только стал наместником санджака Сарухана, санджака наследника престола, меня, тогда ещё столь юную и невинную, отправили как подарок. Я хорошо помню то волнение, которое испытала тогда, увидев могучие стены дворца Манисы, что завораживали своим величием. Я и представить не могла, что буду там жить, что полюблю тебя и рожу нашего сына.
Твоя матушка, Айше Хафса Султан, встретила меня тёплой приветливой улыбкой и лукавым прищуром тёмных глаз – ах, если бы я знала, как сложиться
Она же и отвела меня к Валиде Султан, что сказала, что женой тебе первой не буду, ибо кроме меня есть и Фюлане Султан, и Гюльфем Султан. Я, честно сказать, не очень и расстроилась, просто неприятно было осознавать, что я – младшая жена, понимаешь?
Многое мне рассказала та калфа, с вечной улыбкой на алых губах. Как оказалось, ей подарили свободу, и выдадут замуж за пашу. Её слова я помню и ныне:
«Ты совсем невинная, Бахарай хатун, как же ты тут одна... Тебе стоит помнить – у Господина шехзаде уже есть две жены! Первая – несравнимая Фюлане Султан, статная красавица и его первая возлюбленная, мать шехзаде Махмуда. Тяжко тебе будет бороться, пока рядом она! А вторая – Гюльфем Султан, мать шехзаде Мурада. Добрая и не злопамятная, но именно она держит Врата Рая шехзаде... Вот только первой жены его тебе следует опасаться – говорят, не раз из-за ревности ранила она Госпожу Гюльфем!
Но ты будь осторожна – гарем не место для слабости, каждая наложница мечтает попасть на твоё место и будет яро плести интриги!»
Я тогда была удивлена, ведь считала, что и сама теперь – рабыня, а значит – бесправная жительница гарема. Но калфа мне объяснила, что вольная я, не сравнить твоих жён со мною.
«Нет, ты выше их... Валиде Султан разве не говорила тебе? Сейчас ты – фаворитка шехзаде, но вскоре – его законная жена! Ведь содержать в гареме свободную женщину запрещено, а значит, у вас с шехзаде состоится никях! А там, глядишь, и ребёночка родишь – шехзаде или маленькую Госпожу, укрепишь свою позицию! В любом случае, тебе стоит помнить – ты выше остальных рабынь-наложниц, фавориток... А скоро станешь выше даже Фюлане Султан и Гюльфем Султан! Они ведь куплены на невольничьем рынке, а значит, не смогут стать законными женами!»
Именно Айше калфа стала моей подругой в то время, когда я не знала никого и была растеряна и запугана. Без неё, наверное, я бы и не выжила в гареме, средь сплетен да интриг.
В тот же день я впервые увидела Фюлане Султан, и была удивлена – она отнюдь не казалась мне злобной ведьмой, коей и описывала её Айше. К моему удивлению она подошла ко мне, а вскоре пошла вместе со мной к Валиде Султан. Тогда я и увидела подтверждение словам калфы – почерневшее от злобы лицо, открытую зависть в синих глазах и затаённую в их глубине обиду. Хафса Султан подтвердила слова калфы, что было для меня большой радостью, ведь терять свободу я не хотела, и с княжны становится рабыней – тоже.
В тот день я впервые встретила тебя, мой Падишах, и была пленена синевой твоих глаз. Ты был так прекрасен. Моей радости не было предела, когда меня позвали на хальвет. Тогда, в ту ночь, нашу первую ночь, я познала любовь. В ту ночь я закрыла за собой Врата Рая тогда ещё шехзаде Сулеймана, в роковую ночь четверга, когда расцвела роза нашей любви...»
– А сейчас, Падишах сердца моего, ты сидишь подле моего ложе, и держишь мою руку... В очередную ночь четверга... – голос Весенней Розы ослаб, а на глаза накатила пелена слёз. Отчего-то хотелось просто поплакать и излить душу.