Закат. Medical Distraction

Кетов Николай

–В лаборатории меня все не любили, презирали, считали живодером. Но я сам, сам испытывал страшное чувство вины, причиняя страдание невинным животным . Я делал это не из-за своих садистических наклонностей, которые мне не по праву приписывали, я делал это на благо науки, на благо людям, а они решили отплатить мне черной картой…

–После того, как я был исключен из исследовательской группы. Причем смею заметить, всеобщим соглашением. А держался я там только благодаря Ивану Петровичу, и когда его не стало, я ушел из мира. Я ушел в свою деревню и стал там жить… Более чем за тридцать лет с 36 по 70 я не получил ни одного письма от бывших коллег… Даже на день победы.

–Когда я только приехал в деревню, я обнаружил свой дом старым и заброшенным, с выбитыми

стеклами и прогнившим полом. В деревне никого не было, все уже тогда начали стремится в Москву или ближе к ней. От деревни до ближайшего населенного пункта было тридцать километров…

–Не буду грузить вас излишними подробностями, скажу лишь, что побродив по деревне, я нашел в заброшенных домах инструменты и бумагу. Я приютил у себя во дворе четырех собак. Я восстановил свой дом и начал вести хозяйство как робинзон. Все эти тридцать и четыре года не выходил за пределы деревни. В деревню часто бегали мальчишки и смотрели на меня, называли лешим и колдуном. Один раз они видимо хотели принести мне в жертву своего товарища, и избив его бросили у меня под забором. Когда я подошел к нему в своей дряхлой одежде, он испугался и начал кричать, звать на помощь… Мне стало обидно, стало жалко себя и я сел рядом с ним и заплакал… От чего же они меня считают зверем, ведь я никому ничего плохого не сделал?! Мальчик, увидев, что я не собираюсь его жрать живьем, не призываю демонов, подполз ко мне и взглянул мне в заплаканное лицо. Он ничего не говорил, я уж и не знаю, от испуга или просто он был немой, хотя первое скорее. Я осмотрел его: его друзья в шутку сломали ему берцовую кость. Я встал с земли, посмотрел на него, а он смотрел на меня просящим взглядом, тогда я взял его и занес в дом. При помощи подручных средств я смог зафиксировать ему ногу, дал болеутоляющий отвар и, взяв его на руки понес в ближайшую деревню. Чтобы он не волновался я старался разговаривать с ним, улыбался ,говорил что сейчас мы придем домой, что все будет хорошо. Хотя говорить я и сейчас не очень хорошо могу. Речь путается. Мысли убегают вперед. Не уверен, что так можно успокоить.

–Мне признаться было страшно тогда выбираться из своего дома. Я начал боятся людей… Но я пересилил себя, потому что я очень хотел помочь этому мальчику. Я так и не узнал его имени… Когда я с ним на руках пришел в деревню, я так и думал что это его деревня, потому как кроме этой ему неоткуда было взяться, ко мне подошел здоровый мужик и ударил меня по носу. От боли я взвыл, зажал руками нос и уронил мальчика. Удары от мужика стали повторятся всё чаще и чаще, кажется к нему потом присоединились другие. Бежать у меня тогда просто не было сил. Пройти тридцать километров по жаре, с мальчишкой, пусть и маленьким, на руках… И получить за это в лицо… Потом, когда я под вечер нашел себя лежащим в крови в канаве, я понял, что это те «друзья» свалили всё на меня, чтобы не огрести по своим шапкам…

–Мне повезло, что переломов у меня не было, только рассекли бровь.-Евгений показал место, оно приходилось точно по линии брови, отхлебнул чай и продолжил.-Выбили челюсть, насажали синяков и ссадин. Отлежавшись пару дней в канаве, я набрался сил и в ночь отправился домой. Дорога была долгой и тяжелой, я шел, постоянно спотыкаясь и падая, вставал и шел. Потому что понимал, если с утра меня найдут на дороге живым мне не уйти. Дома я сам вправил себя челюсть, правда, как вы видите, немного криво, зашил себе бровь и лег, чтобы набраться сил…

–Но на утро я был разбужен стуком сапогов в дверь. Я хотел было бежать, но понял что далеко не убегу. Я открыл. По заявлению граждан ко мне прибыл нарком, осмотрев меня, он открыл папку и начал выяснять обстоятельства. Выслушав мою версию и согласившись с тем, что она более правдоподобна чем версия поселенцев об маньяке-извращенце, в котором вдруг взыграла совесть и он решил принести на руках искалеченного ребенка.

–Но не всё было хорошо. Он предъявил мне бумагу, в которой говорилось, что я там больше не живу и не имею права жить и должен убираться втечении недели.

–Я лишь кивнул ему, как он поспешно вышел и перекрестился. Советский человек, работник партии, а такие вещи! Я стал собирать вещи, в основном это была бумага. Труды, которые были описаны, но научно не подтверждены. Мне было трудно расставаться с этим домом, но я понял, что это судьба -Москва зовет.

–За две керосиновые лампы и медный самовар, мне удалось добраться до железнодорожной станции. За немецкий портсигар дореволюционного образца и набор золотых столовых приборов, мне удалось попасть на состав идущий до Москвы. Причем в купейном вагоне, вместе с проводницей. Которая постоянно смотрела на портисигар и говорила, что подарит его мужу. В этой поездке я бездарно тратил добро, спрятанное по деревне и схороненое от продразверстки в чуланах, подвалах и на чердаках. В Москву я прибыл уже гладко выбритый, в почти новом костюме и с дипломатом, в котором у меня помимо трудов покоился паспорт старого образца. За который я тоже был оштрафован краснощеким милиционером на две золотые запанки с имперским гербом.

–Но я смог найти себе комнату, которую я стал снимать. Я начал искать работу, естественно по специальности и чтобы было можно продвинуть свои труды. Но на меня все смотрели как на идиота, как на лешего, хотя я был одет по последней моде, которая сильно изменилась, как и всё в Москве. По улицам то и дело проскакивали автомобили, конечно не столько как сейчас, но и не столько как раньше…

Виктор сидел завороженный рассказом, кружка с чаем, которую он сжимал в руках совсем успела остыть.

–Ах, да! Переехал я в Москву вместе с собаками.. Точнее с их приплодом, я не мог оставить там их на волю судьбе… Сначала все было хорошо и хозяйка квартиры не сетовала, они у меня приученные были -ничего не грызли, дома не гадили… Но потом, она стала повышать цену за квартплату с меня, поняв что мной при помощи собак можно управлять… Запас ценных вещей у меня был не бесконечный и однажды, прийдя домой, проведя очередной уже наверное сотый день, так как прошло больше трех месяцев как я искал работу, я обнаружил что дома нет собак. Спросив хозяйку в чем дело, она сказала, что она их вышвырнула и что я должен следовать за ними. Непоняв в чем дело, я хотел уточнить, может её не устраивала исправность и стоимость моей оплаты проживания? Я хотел предложить ей все что у меня осталось, лишь бы она позволила еще месяц прожить у нее. Но войдя в комнату, которая была моей, я не обнаружил своих вещей. Ни драгоценностей ни бумаг. Я кротко спросил, где мой чемодан с бумагами, на что она сказала ,что выкинула его к чертовой матери на помойку, и пригрозила вызвать милицию, если я не уберусь сейчас же.

–Я вышел на улицу к подъезду. Хотя бы паспорт был со мной, в кармане и мелочь на транспорт. Я начал понимать, что мои собаки не ушли бы далеко от дома и понимал, что с ними произошло… Я воспитывал их покорными и они никогда даже не рычали ни на кого. Многие сказали бы что это невозможно, что это в их генах… На что я бы ответил, что в генах человека преобразовывать среду, в которой он обитает… Я так и представляю, как их душат ремешками и они просто смотрят прямо в глаза и просят сострадания, как тот мальчик, которого я спас…

–Я остался один, совсем один. На улице и без денег. И без тех, кто был мне дорог, и кому я был дорог… Я пошел в последний бой -пошел в академию медицинских наук, пробоваться на пост профессора… Когда я изложил свою позицию и свое мнение, они лишь поправили очки на объетых мордах и указали мне на дверь.

–Я шел по улице и наткнулся на надпись о частном мед. центре. Первого в тогдашнем союзе. Я зашел туда, несмотря на охранника вошел к глав врачу и открыл все карты…

–Он вроде бы принял меня, даже выслушал. Обещал перезвонить… Я тогда и не знал, что это значит, да и звонить уже было некуда… Я шел по улице, было лето и шел дождь. Я шел, сам не зная куда -просто шел. И у меня была надежда, что все устроится. Я обещал зайти к главврачу через две недели, так как он сказал что сейчас очень занят и не может сделать выбор в пользу приема меня на работу.