Заказ на (не)любовь
Шрифт:
— Так пойдешь? — смеясь, переспрашивает женщина, и я спотыкаюсь, когда до меня долетает ответ ее спутника.
— Конечно, дорогая.
Все вроде бы правильно. Именно такие слова должен говорить любящий муж своей жене. И мне бы порадоваться за них, да только… только это голос совсем не Невельского.
Я медленно разворачиваюсь туда, откуда только что так спешила уйти. Наверняка показалось, или просто ошиблась. Говорят же, что голос человека часто воспринимается иначе, когда ты не видишь его самого. Смотрю на роскошную женщину с целым ворохом белья в руках.
Глава 9
Он вроде бы и задал вопрос, но вряд ли мой ответ сейчас способен что-то поменять. Если бы это был кто-то близкий, сестра или подруга, я обняла бы ее и дала бы волю слезам, которые отчаянно рвались наружу. Мы бы наревелись вдвоем и, возможно, стало бы немного легче.
Но передо мной мужчина. Мой начальник и чужой муж. И я не имею права даже ободряюще сжать ему руку. Да и не нуждается Невельский в моем ободрении. Сам себе и судья, и палач.
Но зачем-то же он пошел сегодня на встречу со мной. Для чего-то обнажил душу, хоть это и заставило старые раны вновь кровоточить. И хоть я понимаю не больше, чем он, почему-то думаю, что не просто так все произошло.
— Может, и не надо пока ничего делать?
Он оборачивается и растерянно смотрит на меня, явно не ожидая такого вопроса. А я внезапно вспоминаю, как медленно, по крохам, возвращала себе возможность снова улыбаться. Тогда, после развода, когда поначалу казалось, что новый день никогда не наступит, настолько темной и холодной была моя жизнь.
— Я хотела бы сказать что-то умное и правильное, но у меня нет таких слов, — тихо произношу, глядя в его глаза. Серьезные и такие печальные, что снова хочется плакать. — История, которую вы рассказали, ужасна. И мне безумно жаль, что это случилось с вами… с вашим мальчиком.
Его скулы дергаются, и я опускаю ресницы, задерживая слезы. Но когда открываю глаза, лицо Невельского уже опять непроницаемо.
— Но простое сожаление… от него ведь не станет легче. Я не знаю, от чего станет… — и станет ли вообще. Но я рада, что все вам рассказала, — произношу это и понимаю, что действительно испытываю что-то, похожее на облегчение. Несмотря на все открывшиеся подробности не жалею о том, что призналась.
— Рады? — его брови вопросительно приподнимаются. — Почему же?
Возможно, в других обстоятельствах не решилась бы на подобное признание, но сейчас это выходит как-то само собой. Я видела его жену и слишком хорошо понимаю, что мне никогда в жизни не стать для нее соперницей. Нас даже сравнивать нельзя. Да и тяжесть нашего разговора не подразумевает никакого намека на романтику. Поэтому признаюсь, не боясь, что он неверно истолкует мои слова.
— Я считаю вас порядочным и достойным человеком. И не могла бы мечтать о лучшем отце для моей дочери. Даже если мы больше никогда не вернемся к этому разговору, и вы не захотите с ней общаться.
— Соня чудесная, — тихо отзывается он. — Просто я разучился делать кого-то счастливым. Особенно ребенка. И меньше всего на свете хотел бы причинить ей боль. Или вам…
— Лев Борисович, — останавливаю я его. — Вы так говорите, будто оправдываетесь передо мной. Но этого же не нужно. Я ведь ни о чем не прошу. И не жду ничего. Ни внимания к Соне, ни помощи.
Старательно моргаю, но слезы все равно подступают слишком быстро и срываются из глаз, а обращенный ко мне пристальный взгляд не оставляет надежды, что это окажется незамеченным.
— Я просто хотела, чтобы вы о ней знали. Что она родилась благодаря вам.
— Это случайность, Варя, — он качает головой. — Просто случайность.
— Совсем недавно вы сказали, что произошедшее с вами не было случайностью, — возражаю я. И чем больше говорю, тем сильнее в этом убеждаюсь. — Вот и сейчас я должна повторить то же самое. Не верю в ТАКУЮ случайность. Не верю, что семь лет назад случайно попала в ту же самую клинику, которую посещали вы. Она была мне совсем не по карману. Как и почему оказалась именно там, — долгая история, но точно не случайная. Как и моя работа в вашем ресторане. Как и альбом с фотографиями, который вы почему-то не увезли домой.
— Хотите сказать, что это судьба?
— А вы хотите со мной поспорить? — и откуда только у меня хватает смелости почти что препираться с ним? — Не стоит. Мои аргументы все равно весомее.
— Допустим, — мужчина впервые за долгое время слабо улыбается. — И что же мы будем делать с такими судьбоносными событиями?
Я стараюсь не думать о том, как мне нравится это его «мы». Потому что нас нет и никогда не будет, да и вообще придираться к оборотам речи — не самое лучшее сейчас. Куда важнее то, что смертельная тоска в его глазах хотя бы немного отступила.
— Ничего не будем. Пусть все идет, как идет. Раз уже это состоялось, то и дальше тоже что-то обязательно будет происходить. Можно просто подождать.
Лев задумчиво смотрит на меня, а потом невесело усмехается.
— Будем плыть по течению? Возможно, вы и правы. Давайте подождем. Меня эти новости настолько потрясли, что наверно, должно пройти какое-то время, прежде чем все уляжется и станет хоть сколько-нибудь понятным. А сейчас я должен идти, простите, — он бросает взгляд на часы. — Уже поздно.
А уже у самой двери, перед тем как выйти из квартиры, неожиданно произносит, снова на мгновенье оборачиваясь ко мне:
— Знаете, Варя, я внезапно понял, что тоже рад, — и на незаданный вопрос поясняет: — Рад, что моя дочь родилась именно у вас.
— Мамочка, а когда дядя Лева снова к нам придет? — за завтраком этот вопрос интересует Сонечку куда больше, чем каша в тарелке.
— Не знаю, малыш, у него очень много дел.
— Но он обещал! — дочка смотрит на меня с укором: как я только могу сомневаться? Я и не сомневаюсь, просто не знаю, когда у Невельского в следующий раз появится такая возможность. И желание.