Заклание волков. Блаженны скудоумные
Шрифт:
— Там кто-то есть, — сказал он Бэрдену.
— Полагаю, что так. Не говоря уже о том, что мы не можем вломиться силой, любой шум испортит все дело.
Помимо их машины, на Спарта-Гроув стояли еще двадцать или тридцать. В этом конце улицы не было ни гаражей, ни места для них.
— Кто-то идет, — вдруг сказал Дрейтон.
Бэрден поднял голову. Женщина, толкавшая тележку, открывала дверь углового дома. Она была в пальто с пышным меховым воротником, с пестрым шарфом на голове. Когда дверь за ней закрылась, Бэрден сказал:
— Я ее знаю. Это Брэнч. Миссис Руби Брэнч.
— Одна из наших клиенток?
Бэрдена рассердило, что Дрейтон употребил столь любимое Уэксфордом словечко. Похоже, это не случайность, а намеренное и льстивое подражание речи старшего инспектора.
— Ее ловили на кражах из магазинов, — неохотно пояснил Бэрден. — И из домов, где она служила. Всякие мелочи. Теперь вот затеяла новое дело. Ступайте, пожалуй. Вам пора входить в роль.
Прежде чем открыть дверь, она пристально, оценивающе и поначалу настороженно разглядывала Дрейтона сквозь стекло. Потом тревога улеглась, и женщина приоткрыла дверь на несколько дюймов. Констебль поставил ногу на коврик.
— Как я понял, вы сдаете комнату, — любезно проговорил Дрейтон, и это ее обезоружило. Руби улыбнулась, обнажив прекрасные искусственные зубы, заляпанные губной помадой. Она еще не успела снять шарф и пальто, и Дрейтон видел за воротником оборочки блузки, лежащие на высокой груди. Ей лет пятьдесят, подумал констебль, обильно накрашена, особенно глаза.
— Я увидел ваше объявление в витрине Гровера, миссис…
— Не надо церемоний. Зовите меня просто Руби.
— Хорошо, Руби.
Она закрыла за ним дверь, и Дрейтон очутился в крошечной узенькой прихожей, застеленной дешевым ярко-красным нейлоновым ковром. На пороге комнаты он застыл в изумлении. Заметив это, Руби поспешно сказала:
— Не обращайте внимания на голые доски, голубчик. Я люблю, чтобы все сияло чистотой, вот и повесила ковер малость проветриться.
— Весенняя уборка? — спросил Дрейтон.
Вся мебель была сдвинута к стенам. Трехсекционный диван, обитый плюшем, узор на котором напоминал синих рыб, продирающихся сквозь заросли красных роз. На громадном телевизоре — голая женщина из розового фарфора, державшая в раз и навсегда поднятой руке лампу с пластмассовым абажуром. Золотистые тисненые обои. Единственная картина изображала короля Георга V и королеву Марию при всех регалиях.
— Я вижу, у вас чисто, — не кривя душой, сказал Дрейтон.
— Не хуже, чем в гостинице. Когда вы хотите прийти? Меня устроит любой вечер, — она игриво-оценивающе взглянула на него. — Вы будете с девушкой?
— Если вы не против. Может, сегодня вечером? Скажем, с восьми до одиннадцати. Не возражаете?
— Я закончу все дела ровно к восьми. Если угодно, тихонько постучите и подождите, пока я уйду. А то некоторые девушки стесняются. Сойдемся на пятерке?
Бэрден обещал нагрянуть через десять минут. Дело шло как нельзя гладко. Дрейтон выглянул в окно и увидел инспектора, приближавшегося к входной двери. Руби тоже заметила и узнала Бэрдена, констебль понял это по ее участившемуся от страха дыханию.
— Что происходит? — осевшим голосом спросила она.
Дрейтон повернулся к ней и строго сказал:
— Я
Руби Брэнч опустилась на розово-синюю софу, закрыла лицо руками и расплакалась. Дрейтон подумал, что они просто доставят ее в полицейский участок и предъявят обвинение. Все было ясно, и женщина ничего не отрицала.
Она дала объявление у Гровера, чтобы немного подзаработать. В таких стесненных обстоятельствах непросто свести концы с концами. Бэрден слушал все это, глядя на шарф и выбившиеся из-под него рыжие волосы. Наконец он заметил:
— В прошлый раз вы были блондинкой, Руби.
— С каких это пор я должна спрашивать у вас разрешения покрасить волосы?
— Все еще работаете у миссис Харпер на Уотерфорд-авеню?
Она кивнула со слезами на глазах.
— Какое вам дело, у кого я работаю? Кабы не вы, я и посейчас служила бы в универсаме.
— Вам следовало бы задуматься об этом еще до маленького недоразумения с шестью дюжинами пачек стирального порошка, — сказал Бэрден. — Вы всегда были чистюлей, и это вас губит. Нешуточный изъян, правда? Я вижу, вам опять светят неприятности.
Он посмотрел на голые доски пола, на ноги Руби, покрытые набухшими венами и обтянутые черными колготками, потом перевел взгляд на ее испуганное лицо и доверительно сообщил Дрейтону:
— Немногие работающие женщины нашли бы время выстирать такой большой ковер. Может, прошлись бы мокрой тряпкой, как делает моя жена. Давайте посмотрим, хорошо ли она потрудилась. Славное утро, я бы глотнул свежего воздуха.
Руби Брэнч пошла с ними. Она с трудом ковыляла на высоких каблуках, и Дрейтону вдруг показалось, что женщина онемела от страха. Кухня была опрятная и чистая, а крыльцо надраено так, что даже не очень грязные ботинки Бэрдена оставляли на нем черные следы. Человек (муж? жилец?), прежде выглядывавший из окна, скрылся из виду.
Дрейтона удивила крепость бельевой веревки, выдерживавшей тяжесть насквозь мокрого ковра. Сильный ветер почти не раскачивал его. Бэрден из любопытства подошел поближе.
— Не трогайте, — резко сказала Руби. — Свалится.
Бэрден не обратил на нее внимания и подергал ковер. Как и предполагала Руби, веревка оборвалась, ковер с шумом рухнул на дорожку и газон, из его складок потянуло терпким духом сырой шерсти.
— Смотрите, что вы наделали! Чего вам надо? Заявились сюда и всюду суете свои носы! Теперь перестирывать придется.
— Нет, не придется, — отрезал Бэрден. — К этому ковру прикоснутся только эксперты из лаборатории.
— Конфискация за просушку? — воскликнул Дрейтон.
— О, боже! — лицо Руби сделалось желтовато-белым, алые губы казались похожими на зияющие раны. — Я никогда ничего плохого не делала. Я просто испугалась. Думала, что вы повесите на меня это дело и обвините…
— В соучастии? Неплохая мысль. Это мы можем.
— О, господи!
Они вернулись в разоренную гостиную. Какое-то время Руби сидела в гробовом молчании, то сплетая, то покусывая пальцы, пока, наконец, с ее губ не сошла вся помада. Наконец она, будто безумная, произнесла: