Заклинание сорок пятого калибра
Шрифт:
Будучи молодым, царь Иоанн особо не интересовался библиотечным затворником, как и самой библиотекой, предпочитая увеселения более простые. Да и государственные дела отнимали немало сил. Нос годами круг интересов царя расширялся: то вдруг брался он писать музыку для церковных литургий, то загорался идеей основать в Москве печатное дело — новинку даже по европейским меркам. Так, однажды царь пожелал узнать, как идет работа по переводу книг.
О чем беседовал Иоанн с греческим книжником, так никто и не узнал. Тем не менее царь повелел не отказывать Максиму Греку ни в какой надобности
Иоанн вошел в келью, окинул взглядом далекое от роскоши убранство: голые стены да лавка для сна с тонким тюфяком. Ну да, обычная монашеская келья, если не считать пюпитра с закрепленной на нем книгой и листом пергамента, на четверть исписанного мелким строгим почерком. Никаких завитушек и рисованных буквиц грек не признавал. Царь перевел взгляд на монаха. Тот сильно постарел с момента их последней встречи и выглядел нездоровым, однако в глубине его черных глаз по-прежнему поблескивала сумасшедшая искра. Теперь Иоанн знал, что зажгло ее! Знал, почему ученый грек согласился ехать в далекую холодную страну, почему не пытался убежать, когда попал в опалу, и покорно сносил монастырское заключение.
Иоанн склонился над пергаментом и, с трудом разбирая бисерный почерк монаха, прочел несколько строк. Помрачнев, впился требовательным взглядом в Максима, но изможденное лицо монаха осталось безмятежным.
— Знаешь ли ты, что за одни вот эти слова… — Царь зло чиркнул длинными ухоженными ногтями по пергаменту, словно пытаясь выцарапать из него ересь, — …за одни вот эти слова тебя надобно немедля посадить на кол?
— Знаю… государь, — спокойно ответил инок.
— Проклятый колдун! — Иоанн сплюнул на пол, и тут же, вспомнив, где находится, испуганно перекрестился.
Жег изнутри грех, жег, что и говорить. Колдуна надо было давно извести. И ведь хотел! Хотел расправиться, когда еще самый первый донос читал от настоятеля монастыря! Но дал слабину — решил вначале посмотреть, что пишет ученый грек столько лет. Любопытство разобрало: а не удалось ли ему перевести чего важного из немалых библиотечных богатств?.. Прочитал. Изумился. Поначалу хотел немедля стрельцов звать, чтоб вязали монаха да тащили в пыточную, но… допустил на мгновение предположение, будто описанное в трактате, переводимом Максимом Греком, возможно осуществить. И не нашел в себе сил противиться соблазну. Понял одно: за обещанное готов заплатить любую цену.
Любую.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Утро — самое ненавистное для меня время суток. Как бы рано я ни лег вечером, пробуждение всегда мучительно. Разум проявляет чудеса изобретательности, подбрасывая самые убедительные причины, чтобы не вставать хотя бы еще час! Еще полчаса! Ну хоть десять минут!
Помогает только привычка, выработанная еще во времена армейской службы. Ну и осознание того, что есть вещи, которые необходимо делать, как бы неприятно это ни было. Потому что от них может зависеть сохранность собственной шкуры.
Поэтому я нацепил спортивный костюм и, стараясь не шуметь, покинул свою комнату. Оказалось, старался я зря — Женька не спала.
— Привет! А ты чего в такую рань поднялась?
— Мм… — Девчонка потерла глаза кулаками и устало потянулась. — Я еще не ложилась, если че. Вот счас еще одну прогу мне перешлют, я ее установлю — и спа-а-ать…
— Ты всю ночь сидела? — Я уважительно присвистнул. — Вот это я понимаю — преданность делу.
— Да не, я привыкла по ночам работать, а днем спать. Прям вампир, гы-гы… Слушай, у вас тут убойные книги, ващще! Я, пока проги инсталились, почитала кое-что. Так. Где это? А! Слушай! "Отрубите кисть правой руки у повешенного и сушите ее на солнце в течение месяца. В блюдце налейте расплавленный воск, воткните в него руку, а в кисть вставьте зажженную свечу. Каждый, кто войдет в комнату, оцепенеет!" Че, реально действует?
— Ну блин, базара нет, если б я такую икебану увидел, наверное, не только оцепенел бы! Где ты это прочитала? Забудь! Это Алекс откуда-то натаскал, чтобы книжные полки солидно выглядели.
— У-у-у… Понятно. А я серьезно собиралась магии научиться… А ты чего в таком виде? Только не говори, что ты из этих!
Женька изобразила пальцами нечто неопределенное, но явно недостойное уважения. Я окинул себя критическим взглядом. На мне были поношенные, но еще вполне приличные спортивные штаны, олимпийка и кроссовки.
— Каких "этих"?
— Ну которые свихнулись на здоровом образе жизни… Хотя нет, ты же пьешь.
— Я не из "этих", — ответил я, застегивая на щиколотках утяжеляющие манжеты со свинцовой дробью. — При моей работе это вопрос не здоровья, а жизни и смерти. Вот и бегаю каждое утро… ну, почти каждое.
— Бегаешь? — протянула Женька. В ее голосе явно слышалось разочарование. — А как же боевая подготовка? Какое-нибудь карате или фехтование на мечах?
— Глупости. Бессмысленная трата времени. Почти все обитатели Тени настолько превосходят человека силой и прочностью тела, что вступать с ними в драку — чистое самоубийство. Раздавят и не заметят. И меч отберут и засунут в… куда-нибудь. А вот спастись бегством — вполне реально. Не хочешь присоединиться побегать?
— Нет уж, спасибо! — ужаснулась девчонка. — Я даже в школе на физкультуру не ходила! И вообще, я спать ложусь!
— Ладно, постараюсь не разбудить, когда вернусь.
— Насчет этого не бойся, — ответила Женька, возвращаясь к ноутбуку. — Ты что, в общаге никогда не жил?
Я кивнул, тщательно запер дверь и выбежал из подъезда.
На самом деле жить в студенческой общаге мне не довелось — москвичам общежитие не предоставлялось. Гостем у институтских друзей я оставался часто и, помню, жутко завидовал своим однокашникам, живущим безалаберной и, главное, вольной жизнью. Позже, впрочем, я в полной мере насладился жизнью в общаге, когда после института неожиданно попал в армию. Хорошо еще хоть на факультете была военная кафедра, и забрали меня служить не рядовым, а лейтенантом. Тем не менее проживание в офицерском общежитии навсегда избавило меня от желания делить жилье с кем-либо.