Заклинатель
Шрифт:
Годдфри нахмурился, то есть его левая и правая брови едва заметно двинулись навстречу друг дружке.
— Эти «штуковины», как ты изволил выразиться, ни больше ни меньше как результат моих многолетних трудов на благо людей — живых и мертвых.
Нельзя сказать, чтобы эти слова рассеяли недоумение Пина.
— То есть как?
— Милый мой мальчик, — отвечал Годдфри, как всегда, сквозь сжатые зубы, — вообрази самое страшное, что только придет тебе в голову, а потом мысленно помножь этот ужас на десять.
На мгновение Пин задумался.
— Свалиться в Фодус и наглотаться при этом воды, — предположил он, и надо сказать, что слова эти не были лишены прозорливости.
— Хм, — одобрительно кивнул мистер Гофридус, — что ж, это и впрямь был бы кошмар. А что-нибудь еще страшнее ты можешь придумать?
Да, Пин мог. Например, кое-что связанное с Бертоном Флюсом. Мальчик изложил эту мысль гробовщику, но оказалось, что и она недостаточно ужасна. В конце концов мистер Гофридус склонился к самому уху Пина и шепнул ему правильный ответ — правда, в форме вопроса:
— Скажи-ка, сынок, можешь ли ты представить что-либо более ужасное, чем быть похороненным заживо?
Пин почувствовал, как по спине его пробежала холодная дрожь, и решительно помотал головой. Впрочем, как оказалось, мистер Гофридус не увидел этого жеста, потому что уже кружил вокруг странного стола, возбужденно размахивая руками, что совершенно не сочеталось с по-прежнему безразличным выражением парализованного лица.
— Вообрази только: мирно поспав, ты, ничего не подозревая, пробуждаешься вдруг в полной, непроглядной тьме. Тянешь руку к свече, которая, как ты помнишь, стоит на тумбочке возле кровати, но рука неожиданно натыкается по пути на что-то твердое. Пытаешься встать, но тебе едва удается перевернуться со спины на живот. Совершенно растерянный, ты начинаешь постепенно, с нарастающим ужасом соображать, что проснулся и это не сон, ты лежишь не в постели, а в своем собственном гробу.
У Пина заклацали зубы. Да, в этой комнате было очень прохладно. Но мистер Гофридус, похоже, и не думал прерывать начатую речь. На лице его не было заметно никаких признаков возбуждения, зато глаза сверкали, как угли. Вне всяких сомнений, сейчас он заново проживал, хотя бы отчасти, кошмарные события, которые приключились с ним в юности, и это повторное проживание странным образом доставляло ему удовольствие.
— Что за страдания пришлось бы тебе испытать, лежа во мраке, почти без движения! Конечно же, ты постараешься по возможности сохранять спокойствие, чтобы воздуха хватило подольше, — ведь ты будешь все-таки надеяться, что кто-нибудь тебя вытащит. Но часы потекут за часами, а дни за днями, и ты поймешь наконец, что крики твои, слезы, стоны не услышит никто. Представь, каково это: сознавать, что перед тобою открыты всего две возможности — задохнуться или сдохнуть с голоду. Хватаясь за горло, ты будешь бороться за каждый вдох. А в последние несколько часов тебя сдавят тисками голод и ужасная, испепеляющая жажда, которые, как ты понимаешь, никогда не удастся удовлетворить.
Тут он обернулся к Пину:
— Скажи-ка, возможно ли что-то страшнее?
Мальчишка уже было совершенно уверился, что мистер Гофридус собирается похоронить его заживо, а потому начал пятиться к двери.
— Не… нет, — пролепетал он.
— Именно, — подтвердил мистер Гофридус. — Значит, ты без труда поймешь, зачем я соорудил эти «штуковины». У нас в городе, правда, полно умельцев, что делают гробы со всякими колокольчиками, сигнальными флажками и прочей чепухой. Я ерундой не занимаюсь. Уж коли похоронили, колокольчики не помогут. Человеку уже нанесена неизлечимая травма — ведь искалечить можно не только тело, но и сознание. Я, Годдфри Гофридус, стремлюсь пресечь зло на корню.
— Как это? — запинаясь, дрожащим голосом поинтересовался Пин, подозрительно рассматривая странного, неестественно хладнокровного типа.
— Необходимо, — провозгласил Гофридус, — чтобы человек умер раньше, чем состоятся похороны.
— Ага… — облегченно выдохнул Пин.
«Значит, — подумал он, — хоронить меня заживо все-таки не будут. Хотя утешение сомнительное».
А мистер Гофридус продолжал:
— Чтобы работать у меня, ты должен будешь научиться пользоваться всеми этими устройствами. — С этими словами гробовщик взял Пина за локоть и подтолкнул к столу. — Не будешь ли так любезен? — попросил он, помог мальчику забраться на стол и уложил на спину. — Это одно из моих первых изобретений, которым, заметь, я чрезвычайно доволен.
Мистер Гофридус стащил с ноги Пина ботинок, потом носок и, обвязав вокруг большого пальца кожаный шнур, крепко его затянул. Подозрительность Пина сменилась полной растерянностью. Бедняга попытался приподняться на локтях, но мистер Гофридус, словно не замечая неловкости ситуации, силой заставил мальчика вернуться в лежачее положение.
— Как считаешь, если бы ты просто спал, тебя такая штука разбудила бы?
С этими словами мистер Гофридус поднял руку и принялся ритмично дергать за ручку-петлю, висевшую прямо над головой. Колесики и шестеренки завертелись, и нога Пина стала яростно дергаться вверх, словно отплясывая какой-то дикий танец.
— Наверное, — ответил Пин, стараясь перекричать шум механизма — поскрипывание болтов и грохот цепи. — Если бы просто уснул, как обычно. Только нужно ведь оченькрепко уснуть, чтобы кто-то подумал, будто я умер.
— Хм… — Мистер Гофридус погрузился в раздумья. Не часто ему удавалось испробовать свои изобретения на живых людях, так что из случая, который представился ему сейчас, он был намерен извлечь всю возможную пользу. — Значит, попробуем это, — решил он наконец.
Выдвинув один из узеньких ящиков шкафа, стоявшего возле стены, хозяин извлек из него довольно длинную иглу, которой весьма решительно ткнул Пина в голую пятку.
— Ааай-яййй! — завопил Пин и как ошпаренный вскочил со стола, совершенно забыв, что все еще привязан к приспособлению, дергающему за палец.
Эта прыть едва не привела к трагедии; к счастью, мистер Гофридус схватил мальчика прежде, чем тот успел вырвать тяжелый механизм из креплений и сдернуть его с потолка. Не сказав больше ни слова, лишь поахивая и поохивая, мистер Гофридус высвободил Пина из хитросплетения цепей, проволоки и кожаных шнуров.
После этого мальчик уклонился от участия в дальнейшей демонстрации изобретений, отказался, стиснув зубы, пробовать на себе щипцы для языка и потребовал, чтобы мистер Гофридус ограничился просто рассказомо назначении прочих устройств. По лицу гробовщика невозможно было понять, как он отнесся к этому заявлению: рассердился, расстроился или то и другое вместе; однако он принял условия Пина, и последующие два часа мальчик с гробовщиком провели, разглядывая и изучая разнообразнейшие инструменты и приспособления, предназначенные для того, чтобы безошибочно определять, действительно ли покойники являются таковыми, а не попросту спящими, пьяными или парализованными.