Заклятие Черного Кинжала
Шрифт:
На принятие окончательного решения ушло два дня, но в конце концов Табеа сняла небольшую комнату под самой крышей гостиницы «У Голубого Краба». Хозяин обещал не беспокоить ее и никого не пускать к ней в течение полутора суток.
Девочка попыталась внушить ему, в основном намеками, что является ученицей чародея и учитель поручил ей совершить заклинание, требующее полного уединения. Табеа надеялась, что боязнь подвергнуться действию магических сил несколько обуздает естественное любопытство хозяина. Однако полной уверенности в том, что план сработает, у нее не было.
С
И все же девочка трепетала, когда, приступая к первому песнопению, подняла кинжал перед собой на вытянутых руках.
Магические формулы, жесты, странные танцы — Табеа помнила их все. Рядом не было учителя, способного вдохновить и подсказать, не было помощника, который мог бы зажечь свечи. Поэтому часть заклинания она творила во тьме, не позволяя себе прерваться ни на миг.
По мере того как выгорали свечи, в комнате под крышей воцарялись жара и невыносимая духота. Когда свечи погасли, наступило небольшое облегчение, но тут же взошло солнце, и к середине утра стало еще жарче. Можно было бы распахнуть окно, но это означало бы отступить от предписанного ритуала. Конечно, хозяин мог бы сделать это по собственной инициативе, но Табеа запретила ему появляться.
Если бы она продумала все заранее, то открыла бы окно с самого начала. Но теперь ей не осталось ничего другого, кроме как, собрав последние силы, довести обряд до конца.
Говоря по правде, девочке казалось, что прервать процедуру просто невозможно; она всем своим существом ощущала движение магических сил. Странное, ранее неизвестное, волнующее чувство. Табеа опасалась, что, если она прервется, магические силы обернутся против нее, и продолжала вершить заклинание, невзирая на жару, усталость и заливающие лицо ручейки пота.
В довершение всех неприятностей именно в этой части ритуала пить запрещалось, а искушение было очень велико — в руках Табеа находился кувшин с водой, которую она использовала для очищающего омовения клинка.
К полудню у нее сел голос. Оставалось надеяться, что это не имеет значения. Кроме того, утомление, потеря жидкости и жара привели ее почти в бессознательное состояние. Голова кружилась, и Табеа продолжала творить заклинание по инерции.
В середине второй половины дня она подошла к той части процедуры, которая требовала сознательных усилий. Согласно ритуалу, девочка должна была пролить собственную кровь, надрезав кинжалом правую руку, шею и кожу напротив сердца.
Дрожащими руками она добыла кровь и нанесла ею на клинок три знака, навечно превращающих кинжал в неотъемлемую часть его владельца.
Однако самое худшее было еще впереди. В завершающей части заклинания ей предстояло рассечь себе лоб и острием кинжала размазать кровь по лицу, смешивая ее с пеплом. После этого она станет частью ножа точно так же, как до этого нож стал ее частью. Табеа преследовал иррациональный страх, что из-за усталости она потеряет контроль над кинжалом и раскроит себе череп.
Но девочка продолжала бороться. И вот наступил, решающий момент. Клинок трепетал, когда она подносила его к надбровью. Это повергло ее в еще больший ужас. Что, если кинжал дрогнет сильнее и выколет ей глаз?
Крепко зажмурившись, Табеа провела лезвием по туго натянутой коже.
Девочке показалось, что ничего не получилось, и она поднесла руку ко лбу. Пальцы окрасились кровью.
Табеа поспешно завершила церемонию. Она продолжала чувствовать вокруг себя круговращение магических сил, но в то же время, даже находясь в полубессознательном состоянии, начала понимать, что дело пошло как-то не так.
Кинжал Лиррин в этот момент ярко заблистал. С ее ножом ничего подобного не случилось. Более того, он потемнел, словно закоптился на огне. Но откуда здесь взяться огню; уже много часов Табеа не зажигала свечи. Может быть, ей это просто почудилось в быстро сгущающихся сумерках?
Повинуясь требованию ритуала, девочка положила кинжал перед собой, и тот практически растворился в темноте.
Табеа знала: выбора у нее нет, надо продолжать. Еще одна песнь, она берет кинжал в руки, и заклинание окончено. Если, конечно, новоиспеченная чародейка сможет поднять свой атамэ. Табеа помнила, как Лиррин, протягивая руку к кинжалу, преодолевала таинственную невидимую силу.
Девочка пропела последнюю песнь настолько быстро, насколько могла, думая о том, какую несусветную глупость она совершила, затеяв это фантастически опасное дело в одиночку. Не исключено, что нож убьет ее, как только она протянет к нему руку. Но несмотря на страх, Табеа чувствовала, что какое-то время владела магическими силами и если останется в живых, то может стать единственным в Мире не входящим в Гильдию чародеем.
Она пропела заключительные слова и потянулась к кинжалу.
Рука не встретила никакого сопротивления. В ожидании вспышки Табеа зажмурилась. Вспышки не последовало. Странное чувство власти над магическими силами быстро сходило на нет. Теперь Табеа была лишь чумазой девочкой с обычным кинжалом в руке, сидящей, скрестив ноги, в душной, темной комнатушке под крышей.
Этого не может быть, уверяла она себя. Это невозможно. Табеа попыталась получше рассмотреть кинжал, но день погас, а света факелов за окном даже в сочетании с розоватым блеском малой луны не хватало.
Девочка, бросив кинжал, взялась за кремень и кресало. Через несколько секунд в комнате уже горела свеча, и в ее свете Табеа взглянула на свой атамэ, лежащий на голом дощатом полу.
Кинжал стал темным, скорее, даже черным. Клинок поблескивал, но это был мрачный блеск вулканического стекла.