Шрифт:
– Медина! – проговорил таксист, обернувшись.
В голосе его была такая гордость, как будто он сам выстроил эту Медину в свободное от работы время. Должно быть, с такой гордостью Господь Бог, сотворив Землю, отер пот со лба и сказал, что это хорошо.
– Как Медина? – удивленно и обиженно воскликнула Арина. – Почему Медина? Я же просила Карфаген!
– Медина! – повторил араб, и на его лицо набежало облачко. – Твенти долларс – Медина. Карфаген – фифти долларс.
Арина застонала.
Когда полчаса назад она по трапу сошла с корабля и вышла
– Мадам, Карфаген, плиз!
Арина хотела осмотреть развалины Карфагена. Она прочла в путеводителе, что эти развалины – самое интересное, что можно увидеть в Тунисе. В этом же путеводителе, ориентированном на небогатых российских путешественников, сообщалось, что от морского порта до развалин примерно пятнадцать минут езды и что такси обойдется долларов в десять – пятнадцать. Однако, когда Арина, наученная горьким опытом общения с арабскими таксистами, спросила зазывалу: «Сколько?» – он с той же ослепительной улыбкой сообщил:
– Фифти долларс! – И для того, чтобы избежать любых недоразумений, повторил: – Пятидесят!
– О нет! – возмутилась Арина. – Это очень дорого! Вери экспенсив! Пятнадцать… фифтин… самое большее – двадцать! Твенти долларс – о’кей?
– Ноу! – Улыбку стерло с лица таксиста, на нем проступило выражение горькой и незаслуженной обиды. – Ноу фифтин! Ноу твенти! Фифти!
– Вери экспенсив! Очень дорого! – заупрямилась Арина. – Твенти! Двадцать, но не больше!
Таксист задумался, потом его лицо просветлело, он махнул рукой, к ним тут же подкатила другая машина, не такая нарядная. И водитель в ней был не такой белозубый.
– Твенти долларс! – сообщил первый таксист Арине, указав на второго, как будто продавал его на рабовладельческом рынке вместе с машиной.
– Твенти! – удовлетворенно кивнула Арина и села на заднее сиденье, довольная тем, что она, такая умная и практичная, сумела настоять на своем и выторговала у местных жителей некоторую сумму. Не столько даже сами сэкономленные деньги радовали ее, сколько то, что она проявила твердость, не дала себя обмануть…
И вот теперь оказалось, что вся ее практичность ничего не стоит, что ее опять нагло развели и за свои двадцать долларов она приехала вовсе не на развалины Карфагена, а в какую-то Медину.
– Медина! – повторил таксист и показал рукой на белые каменные ворота, отделявшие вполне европейский город, где он остановил свою машину, от вполне восточного города из сказок «Тысяча и одна ночь».
Делать было нечего. Арина отдала обманщику двадцатку и направилась к воротам.
До ворот все было чистым, нарядным и обыкновенным. До ворот по сторонам широкой улицы стояли шестиэтажные каменные дома, такие же, как в Париже, в первых этажах нарядные кафе чередовались с магазинами и офисами, по улицам сновали деловые мужчины и женщины в приличных европейских костюмах, несмотря на жару. Впрочем, возможно, для них сейчас было прохладно,
За воротами же… Арина словно в доли секунды перенеслась в другой мир, в другую эпоху. На нее обрушилась волна пряных, непривычных запахов – пахло корицей, перцем, гвоздикой и какими-то незнакомыми пряностями, и подгорелым маслом, и дымом, и верблюжьей шерстью. Арина не знала раньше, как пахнет верблюжья шерсть, но догадалась, что именно так, а потом рядом с ней открылась калитка, и за ней она увидела грустного верблюда, привязанного во дворе. Верблюд взглянул на нее недовольно, пожевал губами и собрался плюнуть, но тут калитка снова закрылась.
На нее обрушилась лавина звуков – крики торговцев, скрип колес, блеянье баранов и протяжный голос муэдзина, доносящийся откуда-то сверху. Она запрокинула голову и увидела высоко в бледно-бирюзовом небе стройный силуэт минарета и тут же чуть не свалилась в грязную канаву. Больше она голову не задирала, смотрела под ноги и по сторонам, тем более что дальше неба не было – вместо него над головой была сплошная закопченная кровля, город превратился в сплошное бесконечное жилье, точнее, в крытый рынок, где торговали пряностями и бараниной, кунжутным маслом и кожаными подушками, верблюжьей сбруей и коврами, масляными светильниками и яркими платками.
Арину хватали за руки и тащили во все лавчонки подряд, с загадочным видом обещали самые лучшие цены и самые удивительные товары. Она вырывалась, протискивалась сквозь толпу, ошарашенная и раздавленная этим шумом и гомоном, этой назойливостью людей, звуков и запахов.
– Мадам! – тихо и проникновенно проговорил, встав у нее на пути, подросток в клетчатом платке-арафатке. – Мадам, идемте со мной, я показать самый красивый вид!
– Не надо! – Арина обошла его, помотав головой. – Ничего не надо!
И снова лавки и лавчонки, и зазывалы в грязных рубахах, и старики с чашечками кофе на пороге кофеен, старики, играющие в нарды, старики, курящие кальян…
Вдруг стало немного тише, лавки кончились, перед ней была высокая дверь с узором из разноцветных гвоздей, перед дверью сидел на стуле величественный старик с кальяном. Увидев Арину, он вынул изо рта мундштук, протянул ладонь лодочкой и строго проговорил:
– Большая мечеть. Смотреть – пять долларс!
Арина решила, что надо же что-то осмотреть, не зря же она сюда приехала. Сунула в ладонь старика пятерку. Он медленно поднялся, отворил дверь, пропустил ее внутрь.
За дверью был огромный двор, окруженный легкой колоннадой. По другую сторону двора виднелся вход в мечеть, и она направилась было туда, но перед ней оказалась решетка с замком. Возле решетки сидел на стуле второй старик, как две капли воды похожий на первого.
– Нельзя! – произнес он непреклонно.
– Как нельзя? – опешила Арина. – Я заплатила пять долларов за то, чтобы осмотреть мечеть…
– Нельзя! – повторил старик. – Смотреть отсюда!
Он полуобернулся, широким жестом показал на залитый солнцем пустой двор. Ничего интересного там не было.