Заколдованная палата
Шрифт:
Все трое остановились и тоже смотрели ввысь, отыскивая среди ветвей крохотную юркую птичку.
— Это поползень…
Вдруг где-то на большой высоте послышалось дробное:
— Тук-тук-тук-тук…
— Дятел! Знаю! Это дятел! — кричал Леня. И все трое спешили на звуки, чтобы отыскать и увидеть его. Это было нелегко, так как оперение дятла почти не отличалось от коры деревьев.
— А зачем он все долбит и долбит? — спрашивал Леня.
— Кормится. Личинок добывает из-под коры, расклевывает шишки сосновые, их семечки любит… А вот
— А ты пробовал березовый сок?
— Пил… сладкий…
— А нам можно?
— Обязательно попробуем…
— И откуда это ты все знаешь? — спрашивал Саша.
— Чего ж тут не знать… мы деревенские…
А городские ребята не знали всех этих, как будто простых вещей.
Возвращались по другой аллее и опять тысячи вопросов.
— Что это за ветки с такими пушистыми белыми барашками?
— Это верба, а это — ива.
— А это, я знаю — серая ворона! — опять закричал Леня, спугнув довольно смело разгуливающую по дорожке птицу.
— Правильно, — подтвердил Митя.
— Скоро их будет много в парке… Из города на дачу переселятся, — засмеялся Саша.
Мимо них прошли трое городских ребят с клетками. В одной из них металась свиристель — красивая большая птица, с высоким хохолком, в сероватом оперении с винно-розовыми оттенками.
В двух других тревожно бились и прыгали красногрудые снегири, чечетки и щеглы. У чечеток тоже грудки были красные. Ребята поймали птиц для продажи.
Лене очень хотелось купить птичек, но денег с собой не было. Да и Митя как-то холодно отнесся к этой купле-продаже.
— Зачем ловите, лучше пустите их на волю, — любуясь птицами, сказал Митя. — От них же польза.
Птицеловы с удивлением посмотрели на него и поторопились скрыться.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
БЕЗ КОЛЕСА
После возвращения ребят в санаторий разговорам не было конца.
Лепя без умолку рассказывал про птичек, которых видели в парке, про то, что знает Митя о деревьях и травах.
Старшие ребята рассказывали о тракторном. Митя жалел, что не пришлось побывать на заводе. Он видел его однажды издали, с самого высокого места в городе, Ленинской площади. Тракторный показался тогда Мите огромным пароходом с высокими-высокими трубами. Белый дым клубился за ним маленькими облачками, как будто судно шло по неведомому морю на всех парах — «полным, вперед!» Рассказывая об экскурсии, ребята поминутно перебивали друг друга.
— У нас уже миллион тракторов!
— Они везде есть: в Европе, Азии.
— Даже в Африке!..
— Представьте, на заводе, как свои, бывают ребята-пионеры.
— Видим, к заводу подходят машины, нагруженные железным ломом…
— И чего только там нет!
— Банки консервные, дырявые кастрюли, какие-то ржавые кровати, ну всякий железный
— А на машинах — ребята-пионеры. Увидели они нас и спрашивают: — Вы что, на экскурсию? Откуда? Мы им сказали, что мы из санатория. А они свесились через борт и кричат: — Салют! Курортники! А мы — здешние, заводские… Это наш завод. Собрали мы этот лом на свой школьный трактор и хотим подарить его на Первомай нашему подшефному колхозу.
— Богато живут, — заметил Митя, — и завод — свой и колхоз…
— У них связь, — затараторили опять ребята.
— Их пионерские лагеря близко от колхоза и получают от него молоко, творог, сметану и овощи.
— Ребята ходят им помогать, полоть свеклу, подбирать колоски, копать картошку. Дружно живут. И вот насобирали много лома, а рабочие говорят, что для ихнего трактора не хватает металла.
— Они хотят не гусеничный Т-38, а колесный Т-40.
— Им, может, и не хватает-то на одно колесо…
— А что, если им отдать машу «дизовку»[1]? Ту, что стоит за санаторием, возле склада, она ведь старая, вся проржавела и никому не нужна, — предложил Митя.
— Мысль!
— Здорово!
— Сила! — одобрили ребята.
— Но дизовка-то стоит у Анны Тихоновны. А вы знаете, какая она? — многозначительно прищурился Леня. Ребята помрачнели: — Знаем, у Анны Тихоновны не то что дизовку, кусочек ржавой железки не выпросишь.
— А помочь тем, заводским, надо…
— Что делать?
— Айда к Захару Нилычу!
Захар Нилыч по обыкновению сидел в бухгалтерии на втором этаже и крутил ручку какой-то машинки, щелкал на счетах и ставил бесконечные цифры на большом листе с мелкими-мелкими клеточками.
Когда ребята попросили разрешения войти, он линейкой засек место, на котором остановился, и вопросительно вскинул очки с кончика большого ноздреватого носа на просторную лысину…
— Чем могу служить?
Ребята рассказали ему, в чем дело.
— Я ее давно списал, — обрадовался бухгалтер, — хоть бы нашелся добрый человек, да вывез ее отсюда. Только место занимает. Вид портит.
— Те ребята, с завода, — возьмут, им до зарезу надо на колесо….
— Мы сейчас свяжемся с заведующей складом, — оживился Захар Нилыч. Высунув в форточку голову на длинной худой шее с большим кадыком, Захар Нилыч прокричал Анне Тихоновне, возившейся внизу у склада, что наконец можно избавиться от дизовки. Но с ней лучше было «не связываться». Анна Тихоновна даже слушать не стала об этом.
— Вот-вот, — гремела она в ответ железной накладкой и огромным замком. — Вы все готовы списать, все размотать туда-сюда.
— Нам не хватает на одно колесо к трактору, — хором кричали в форточку ребята.
— Обойдется ваш трактор без колеса… Подумаешь! Колесные какие…
— Безобразие! «Сам — не гам, и другому не дам», — возмущался Захар Нилыч. — Я ей сейчас ультиматум предъявлю.
Ребята, заинтересованные, наблюдали. Захар Нилыч снова высунулся в форточку и грозно крикнул: