Заколдованная
Шрифт:
— Солнце уже встало. — Его голос превратился в сдавленный шепот.
— Правда?
Под покрывалом маленькая рука провела по обнаженному торсу Дункана.
Ниже на нем тоже ничего не было.
Нежные кончики пальцев прошлись по Дункану, измеряя и лаская его восставшую плоть. Потом ее охватила мягкая ладошка. У него вырвался звук, в котором слились воедино смех и страсть.
— Ты прекрасно знаешь, что оно встало, — промолвил он. — Доказательство у тебя в руке.
— Только часть доказательства. Боюсь, что на все доказательство целиком мне не хватит и обеих рук.
— Жаль, пропадет зря.
— Да, — пробормотала Эмбер.
— Есть один способ.
— Я как раз над ним размышляю.
— Ложись на спину, бесценная Эмбер. В этом положении ты сможешь размышлять гораздо глубже.
— Мне так не кажется.
Смешинка и чувственная хрипотца в голосе Эмбер заставили Дункана улыбнуться. Страсть и предвкушение свернулись в нем в еще более тугую пружину.
— О чем же ты тогда думаешь? — спросил он.
— Боюсь, что когда ты узнаешь, то упадешь в обморок.
— Я уже лежу.
— Лежишь, да не весь.
— Большая часть меня.
Эмбер улыбнулась и провела кончиками пальцев от основания кверху по той части Дункана, которая не лежала.
— У тебя такая милая ведьмина улыбка, — сдавленно сказал он. — О чем ты думаешь, что так улыбаешься?
— У меня две руки… и рот. Этого хватит? Какое-то мгновение Дункан не понимал, о чем речь.
В следующее мгновение руки Эмбер сомкнулись на нем, и он ощутил бархатное тепло ее языка. Все тело его напряглось в бурном приливе.
— Эмбер.
Она подняла на него глаза.
— Я сделала тебе больно?
Говоря, она поглаживала его упругую плоть. Было видно, как от этой ласки толчками приливает кровь, делая ее еще тверже.
— Нет, — ответил Дункан.
— Привела в смущение? — Да. Нет.
Он с трудом заставил дышать это тело, которое бурно требовало еще одного такого поцелуя, жаждало вновь ощутить скользящее прикосновение ее языка.
— Так все же «да» или «нет»? — спросила Эмбер, прекрасно зная, насколько сильно было испытанное Дунканом наслаждение. — Может быть, вот это поможет тебе решить.
Она повторила эту экзотическую ласку, подольше задержавшись на той части его тела, которая весьма интригующе отличалась от других.
В том числе и своей особой чувствительностью.
— Говорила ли я тебе, — вопросительно пробормотала Эмбер между ласками, — как мне нравится твое тело?
— Если ты не остановишься и будешь продолжать вкушать его, то мне придет конец.
— Значит, мне придется начать с самого начала.
— При этой мысли у меня сердце замирает.
— Сердце — может быть, но не плоть. Она тянет и дергает, словно накоротко привязанный жеребец.
Дункан засмеялся, несмотря на охвативший его жар, гонимый неистовыми толчками крови и возбуждаемый ощущениями от ласк Эмбер — ее слов, ее рук, ее языка.
Зная, как она возбуждает его, Эмбер с улыбкой несколько раз тряхнула головой, так чтобы волосы, подобно покрывалу, упали на бедра Дункана. Но в этом месте его не так-то легко можно было укрыть. Знак его страсти гордо вздымался, требуя, чтобы о нем позаботились.
Или чтобы с ним поиграли.
— Мне особенно нравится вот это, — сказала Эмбер. — Оно твердое, но такое гладкое, когда его трогаешь кончиками пальцев. Будто полированное серебро, нагретое солнцем.
Глубокая судорожная дрожь пронизывала тело Дункана, когда он смотрел и чувствовал, как его облизывает розовое пламя ее языка, разжигая в нем целый пожар. Сильные руки погрузились в ее волосы.
— Иди ко мне, — хрипло проговорил Дункан.
— Сейчас, — прошептала Эмбер. — Но сначала… Он ощутил, как она берет его в рот, пробует на вкус, с нежной лаской исследует его твердость. Неистовость, нараставшая в нем, копилась и в ней. Она ждала, что вот-вот Дункан опрокинет ее на спину, подтянет вверх ее колени и погрузится в нее.
Вдруг Дункан сел и перетянул ногу Эмбер через свои бедра, так что она оказалась сидящей на нем верхом, открытой для него. Он обнаружил, что и ее покрывает та же испарина страсти, от которой его тело блестело, будто натертое маслом.
Он провел рукой у нее между бедрами, пробуя ее и наслаждаясь ею в одно и то же время. Когда он вынул руку, пальцы его блестели влагой ее желания. Наблюдая за ней, он поднес руку к лицу и глубоко вдохнул, упиваясь ее ароматом.
— В следующий раз, — сказал он, — я узнаю и твой вкус. Но не сейчас. Сейчас ты своим сладким ротиком уже разделалась со мной.
— На вид ты целехонек, — прошептала она. Кончик ее пальца на миг задержался на нем, как раз на столько, чтобы подобрать единственную горячую каплю, ускользнувшую из-под его запретов. Когда она затем поднесла палец к губам, лизнула его и улыбнулась, Дункан застонал подобно человеку, которого подвергают пытке. На нем выступила еще одна капля, вызванная ее наслаждением.
— Давай же, колдунья, садись верхом на дракона, вызванного тобою из плоти смертного.
— Как же девушке сесть верхом на дракона?
— А вот как.
Дункан взялся за бедра Эмбер и, приподняв ее; подтянул ближе к себе. В следующее мгновение закругленный конец его плоти раздвинул ее лепестки. С криком удовлетворения она скользнула по нему вниз, вбирая его так глубоко, как он стремился погрузиться в нее.
Эмбер попыталась произнести имя Дункана, но не смогла. Сила испытываемого им наслаждения лишила ее голоса. Вдруг он сильно сжал ее бедра, и это ощущение разметало ее мысли, но сосредоточило ее желание. Она начала двигаться вверх и вниз, как при езде верхом, все увереннее с каждым медленным движением бедер, чувствуя его страсть и свою с необычайной ясностью.