Закон десанта – смерть врагам!
Шрифт:
— У тебя видок, словно ты в Чечне побывала, — добавил Борька.
— Т-т-там, — кое-как произнесла Валюша и ткнула пальцем в чернеющий проем.
— Мы уже поняли, — вздохнул Вадим. Не мышка серая испугала девчонку — из проема явственно тянуло сладким…
Комната оказалась банальной подсобкой. Три ведра, швабра, дырявые молочные бидоны (сколько они тут лежат?), щетка на длинной рукоятке. На стене — выключатель, активирующий мутную лампочку «двадцатипятку». Груда тряпок, мусорные корзины. В углу — четверо неизвестных…
Трое были завернуты в целлофановую пленку
— Комнатная температура. Минут сорок назад бегал, как огурчик. Или час. Жаль вот, помер. А помер человек не самой приятной смертью — ему перерезали горло.
— Заманили в подсобку, — предложил версию Вадим, — тут и полоснули, чтобы тяжести не таскать и пол не скоблить.
— Логично, — согласился Борька, — а тебе не кажется, что возникает целый ряд вопросов?
Возникала масса вопросов, но о них пока помалкивали. Последнему из «четырех неизвестных» на вид было лет 35–40. Он лежал отдельно от прочих, весь в крови, на шее темнел вздутый рубец. Темнорусый, с искаженным лицом славянского типа. Одет в кожаную жилетку, потертые джинсы. Лобная часть черепа — средних размеров, но вполне достаточная, чтобы отгадать лежащий в «гостиной» сканворд. А также полистать на досуге иллюстрированные «мушкетерские» журналы типа «XXL»…
Первым из царствия мертвых попятился Вадим (Валюша и не заходила): от сладковатого запаха мертвечины всерьез подташнивало. Он присоединился к девочке — она стояла в пустой комнате и с беспомощным видом обнимала себя за плечи. Борька тоже не задержался — для долгого пребывания в комнате, набитой мертвецами, нужно быть большим любителем этого дела. Он закрыл за собой дверь и быстро перекрестился. В лице Уралов почти не изменился, но был чертовски бледен. Бескровная синева покрывала не только лицо и губы Борьки, но также большую часть черепа и даже кончики ушей.
— Что-то вы, ребята, маринованные какие-то, — он попробовал улыбнуться, но улыбка получилась зловещей. — Бросайте это дело… Ты в порядке, лилипутка? — приобнял он Валюшу. Девочка поежилась.
— Чувствительно…
— Ну все, хватит на сегодня острых ощущений, — решился Вадим, — удаляемся спать. Утро вечера мудренее.
— А приятными снами мы себя на остаток ночи обеспечили, — подмигнул Борька.
— Подождите, — встрепенулась Валюша. — У этого… в кожаной жилетке… Я видела с порога — у него на шее справа родовое пятно.
— Родимое, — поправил Борька.
— Ну и что? — удивился Вадим. Пятно у покойника действительно имелось — большое, неровное, размером с пятирублевую монету. Между шеей и костью челюсти.
— Я сегодня видела человека с таким пятном… В лицо его не узнать — оно искажено. Но пятно — это такая редкость… Это шофер автобуса.
— Мать моя женщина, — тихо ахнул Борька. — А ведь малеха права… Блин, Вадим, мы с тобой лопухи конкретные! Ну, точно, жилетка на молниях, я еще обратил внимание, поскольку именно такую же порвал в гараже летом, пришлось выбросить. Вот тебе и ответ на вопрос — куда подевался этот хрен с горы!
— Валюша, — пробормотал Вадим, — ты умница, деточка. Иди же на кухню и включи чайник. Будем кофе пить.
— А мы спать не будем? — спросила Валюша и брови у нее дрогнули.
— Лично я бы выпил чего-нибудь покрепче, — проворчал Уралов, — за новые открывшиеся обстоятельства, позволяющие считать наше дело окончательно безнадежным. Я видел в холодильнике какую-то бутылку. Валюша, ласточка…
Вадим поежился — словно холодом подуло.
А потом — после бессонницы, курения в холле, согревания дрожащей Валюши — настало тоскливое утро. Вадим забылся перед рассветом, женщина и девочка оставили его в покое, а когда в одиннадцать с минутами в состоянии легкой качки он спустился в столовую, мятый народ уже сидел вокруг стола и откровенно тосковал. Не вдохновляла даже «трофейная» колбаса, которую кромсал Борька. Судя по кислым физиономиям, народ был примерно в курсе происходящего (желающие убедиться в подлинности находок, возможно, поднялись наверх с экскурсоводом).
— Какая непринужденная обстановка, — проговорил Вадим, волоком подвигая стул. — Я тут ничего не пропустил?
Опасения Кати насчет «десяти негритят» — безосновательные, но берущие за душу — пока не подтвердились. Все были живы, хотя и не лучились от этого факта. Последним «негритенком», присоединившимся к компании, был он — Вадим.
— У тебя бровь расцарапана, — хмуро поведала Жанна. — Надеюсь, тебе сказали.
— Валентина раздухарилась, — охотно пояснил Борька, ловко орудуя ножом. — Она этой ночью где только не побывала. Фигаро здесь, Фигаро там…
— А ты нам свечку держал? — возмутилась Валюша. Вадим чуть не поперхнулся от такой заявочки — хоть стой, хоть падай. У народа по понятным причинам чувство юмора «ушло на базу», могут и не понять.
Но все тоскливо молчали. Впрочем, каждый по-своему. Валюша сжимала губки — совсем как взрослая, готовая парировать молотом любую безобидную шутку в свой адрес. Прошедшая ночь неважно отразилась на девочке. Глазки потускнели, вокруг них — круги. В уголках губ залегли морщинки, превратившие ребенка в какую-то кукольную старушку из театра лилипутов. Но Валюша держалась, что не могло не вызывать уважения.
Катя куталась в куртку и боялась сделать лишнее движение. Этим утром она была немногословной. Лицо посерело, белокурые локоны, накрученные еще в поезде, распались. На лице остались лишь глаза, до краев наполненные тоской.
Только на Макса можно было смотреть без содрогания. Он казался наиболее сосредоточненным, даже пытался улыбаться. Одной рукой он отбивал по столу «Ночной полет на Венеру», другой — гладил осунувшуюся Жанну, которая жалась к нему, как молодой опенок к большому. Чем занимались ребята прошлой ночью, неизвестно, доклада от Жанны не поступало, но подружились они, судя по всему, крепко, даже чай пили из одного стакана, отхлебывая по очереди.