Шрифт:
Редакционная коллегия: Татьяничева Л. К. (главный редактор), Васильев С. А., Давыдычев Л. И., Дергачев И. А., Каримов М. С., Крупаткин Б. Л. (зам. главного редактора), Маркова О. И., Пермяк Е. А., Ручьев Б. А.
«УРАЛЬСКАЯ БИБЛИОТЕКА» ИЗДАЕТСЯ С 1967 ГОДА. ЕЕ ЗАДАЧА — СОБРАТЬ ВСЕ ЛУЧШЕЕ, ЧТО СОЗДАНО РУССКОЙ, СОВЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРОЙ ОБ УРАЛЕ. КНИГИ «УРАЛЬСКОЙ БИБЛИОТЕКИ» ВЫХОДЯТ В ДВУХ СЕРИЯХ — ДЛЯ ВЗРОСЛОГО И ДЕТСКОГО ЧИТАТЕЛЯ.
ВЫШЛИ В СВЕТ ПРОИЗВЕДЕНИЯ Д. МАМИНА-СИБИРЯКА, А. БОНДИНА, П. БАЖОВА, Ю. ЛИБЕДИНСКОГО, А. ГАЙДАРА, А. САВЧУКА, И. ЛИКСТАНОВА, Б. РУЧЬЕВА, О. МАРКОВОЙ, В. ПРАВДУХИНА, В. СТАРИКОВА П. МАКШАНИХИНА, Н. КУШТУМА, О. КОРЯКОВА, Ю. ХАЗАНОВИЧА В. ГРАВИШКИСА, Л. ДАВЫДЫЧЕВА, М. ГРОССМАНА, А. ГЛЕБОВА, В. КРАПИВИНА, Ф. РЕШЕТНИКОВА, К. БОГОЛЮБОВА, Б. БУРЛАКА, А. БИКЧЕНТАЕВА, Е. ПЕРМЯКА.
В 1973—1975 ГГ. ИЗДАЮТСЯ ПРОИЗВЕДЕНИЯ Н. ПОПОВОЙ, В. ПАНОВОЙ, А. КОПТЯЕВОЙ, И. ПАНОВА, А. СПЕШИЛОВА, А. АВДЕЕНКО, С. ЗЛОБИНА, И. АКУЛОВА, Н. ВОРОНОВА, И. КОРОБЕЙНИКОВА, А. ШМАКОВА, Л. ПРАВДИНА. К. ЛАГУНОВА, Ю. ШЕСТАЛОВА, С. МЕЛЕШИНА.
В ДЕТСКОЙ СЕРИИ ГОТОВЯТСЯ К ИЗДАНИЮ КНИГИ А. БОНДИНА, Н. НИКОНОВА, Б. РЯБИНИНА, Б. ДИЖУР, А. ФЕРСМАНА, А. МАЛАХОВА.
В «УРАЛЬСКОЙ БИБЛИОТЕКЕ» ГОТОВИТСЯ ТАКЖЕ К ИЗДАНИЮ АНТОЛОГИЯ УРАЛЬСКОЙ ПОЭЗИИ.
ТОЧКА ОТСЧЕТА
Есть у Николая Воронова повесть «Не первая любовь». Едва ли она относится к числу самых запоминающихся его произведений — повесть эта из тех, что пишутся где-то на перепутье, на перекрестке размышлений, когда подводится итог тому, что писал вчера, и ищется что-то новое, принципиально важное, то следующее, что станет для тебя главным завтра. И вот о чем размышляет на одной из страниц герой этой повести: «Живешь впопыхах. Зачастую совсем некогда подумать о том, что происходит вокруг и в мире. А как хочется осмысливать жизнь и распутывать клубки сложностей».
У жизни, которую Николаю Воронову вместе со своими героями хочется осмысливать, есть точный, повторяющийся адрес — Железнодольск, в чьем облике без труда можно узнать Магнитогорск — город, где прошло детство и юность Воронова, где он учился, работал на металлургическом комбинате, поступил в пединститут, написал свои первые книги. На глазах Воронова город уральских металлургов прошел за четыре десятилетия путь от захолустного поселка «барачного типа» до крупнейшего рабочего центра. И хотя писатель знает эту жизнь доподлинно, впитал ее с молоком матери, ему и сегодня важнее, желаннее всего «распутывать клубки сложностей». Так уже много лет Воронов не расстается со своей «железнодольской», уральской, рабочей темой.
«Так это же прекрасно! — скажете вы. — Рабочая тема — именинница в литературе. У нее сегодня сотни и сотни новых поклонников. И, стало быть, писатель-уралец оказался на самом гребне волны…»
Не говорите этих восторженных слов Николаю Воронову. Услышав или прочитав нечто подобное, он обижается. Всерьез и надолго. Для него не существует «повышенного» или «пониженного» интереса к рабочей теме — он у него постоянный, не подверженный поветриям, прочный и трудный. И не просто к «рабочей теме», а к близким, до боли близким людям. «Как интересно идти среди толпы! Кто этот старик с алюминиево-седыми под ушанкой волосами? Не отгадаю, кем он работал: учителем, химиком, мастером домны, — но только вижу по тому, как он пристукивает кизиловую трость к линолеуму, что он был тверд в своей вере». Это признание все из той же повести-размышления «Не первая любовь».
Писательская любовь отливается в слове. Задумайтесь на минуту, чем более всего «деревенская проза» последних лет убедила нас в своей любви к родной земле, к ее труженику-современнику? Уж, конечно, не тем, что была полна одних радостных вздохов и признаний, — мы знаем, сколько трудных, а порой и горьких проблем и судеб можно встретить на ее страницах. Но когда в «Деревенском дневнике» Ефима Дороша или в рассказах Василия Белова за всеми нелегкими спорами и раздумьями вы различаете шорохи трав, запахи утренней реки, непохожесть каждого человеческого голоса, — вы без подсказок понимаете, что спорят и судят о самом близком, о самом любимом.
Творчество Н. Воронова, конечно, никак не отнесешь к нынешней «деревенской прозе», но его взаимоотношения со своими героями и своим жизненным материалом ближе всего именно к такой, не прямо высказанной, хитроватой и мудрой «крестьянской» любви. Юность в Железнодольске была совсем не сладкой — мы это знаем по недавнему и пока что единственному роману Н. Воронова, подробно и зримо воссоздавшему то суровое время первых пятилеток, время строительства металлургического гиганта на Урале. Но и тогда уже вместе с тяготами неустроенной, полуголодной жизни открывались, западали в любопытствующую мальчишескую душу краски и запахи труда, рождающегося, огнедышащего металла — те самые краски, звуки и запахи, которыми до краев наполнены строки вороновских рассказов и повестей.
С понятием «индустриальный пейзаж» по традиции связывается только одна краска — серая. Воронов решительно отвергает эти старые понятия и представления. И не потому, что он отчаянный романтик и хочет хотя бы чем-то скрасить унылую внешность заводского производства, — просто воздух и стены завода, рабочего поселка говорят ему, может быть, не меньше, чем мещерские леса Паустовскому или скудные архангельские косогоры Федору Абрамову.
Здесь он видит и слышит то, чего не уловят обыкновенные, неискушенные глаза и уши. В одном из рассказов этого сборника вы встретитесь с дочерью железнодорожника Надей, которая умеет различать по цвету гудки паровозов. «Сначала она воспринимала гудки по их звучанию: раскатистый, хрипатый, бурлящий, писклявый, зычный, с гнусавинкой… Потом они стали приобретать в ее представлении самые различные, подчас неожиданные сходства. Этот гудок синий, а этот рыжий, даже дразнить хочется: «Рыжий, рыжий, конопатый…»
В хмурый день смерти Серго Орджоникидзе это цветастое многоголосье морозного утра в железнодорожном поселке пропадет, сникнет (хоть и «день был погож»): «Еще загукали паровозы, и все отрывисто и уныло. И вот уже в небе тесно от печальных гудков. Прежде они были оранжевы, пурпурны, серебристы… Сейчас одинаковые: «черные». Зато когда в самую тяжелую пору войны Надя переступит порог ремесленного училища (сам Коля Воронов в ту пору тоже был ремесленником), окажется в «группе щитовых» (Воронов работал электрощитовым на доменной подстанции), станет к станку и научится «обрубать, опиливать, шабрить рейсмусные плитки, закалять зубила», — она узнает и запомнит для себя «цвета побежалости стали: блекло-желтый, ярко-оранжевый, пурпурный, фиолетовый, вишневый, голубой, синий, черный!»