Закон и женщина
Шрифт:
Вот портрет моего мужа, каким он был в день нашей свадьбы.
Зеркало показало мне все, что я хотела знать. Мы выходим наконец из ризницы!
Небо, облачное с самого утра, потемнело еще более, пока мы были в церкви, и дождь уже накрапывает. Зрители смотрят на нас из-под своих зонтов угрюмыми, недовольными взглядами. Мы спешим пробраться мимо них к ожидающему нас экипажу. Ни веселья, ни солнца, ни цветов на нашем пути, ни роскошного завтрака, ни остроумных речей, ни свадебных подарков, ни отцовского или материнского благословения. Печальная свадьба, нечего сказать, и, если верить тетушке Старкуэзер, плохое начало новой жизни.
В поезде было
О, какие воспоминания об этом дне встают передо мной, пока я пишу! Я должна осушить глаза и отложить свою рукопись до другого дня.
Глава II
МЫСЛИ НОВОБРАЧНОЙ
Мы пробыли в дороге немного более часа, но в нас обоих, незаметно для нас самих, произошла перемена.
Все еще сидя прижавшись друг к другу, рука в руке, голова к голове, мы мало-помалу впали в молчание. Истощил ли он уже краткий, но красноречивый словарь любви? Или же, насладившись страстью говорящею, мы решились, по безмолвному соглашению, испробовать более глубокое и уточненное наслаждение страстью думающею? Я не могу определить, что было этому причиной, я знаю только, что настало время, когда уста наши замкнулись. Мы продолжали путь, каждый погруженный в собственные мысли. Думал ли он только обо мне, как я думала только о нем? До окончания пути я усомнилась в этом, немного позже я узнала наверное, что его мысли были далеко от его молодой жены, что он был занят исключительно самим собой, своим собственным несчастьем.
Что касается меня, тайное сознание, что он наполняет мой ум и мое сердце, было само по себе наслаждением. Я вспоминала нашу первую встречу неподалеку от дома моего дяди.
Наша северная речка, знаменитая своими форелями, извивается, шумя и клубясь, по глубокому оврагу, среди болотистой местности. Был ветреный, пасмурный вечер. На западе, под темными тучами, догорал ярко-красный закат. У поворота речки, где вода стоит тихо в глубоком заливе под нависшим берегом, стоял, закидывая удочку, одинокий рыболов. Над ним, на высоком берегу, не замечаемая им, стояла девушка (я сама), нетерпеливо ожидавшая появления форели.
Минута настала, рыба клюнула наживку.
То опуская, то натягивая леску, стремясь подсечь рыбу, рыболов последовал за плененной форелью, пробираясь то по узкой песчаной отмели под крутым берегом, то прямо по неглубокому дну. Я пошла за ним по берегу, следя за состязанием искусства и хитрости между человеком и форелью. Живя у дяди, я заразилась его страстью к разным родам охоты, в особенности к уженью. Устремив глаза на удочку и не обращая ни малейшего внимания на неровную тропинку, по которой я следовала за незнакомцем, я случайно ступила на выдававшийся край берега и мгновенно свалилась в воду.
Расстояние было ничтожное, вода мелкая, дно, к счастью для меня, песчаное. Я испугалась и промокла, но больше не могла ни на что пожаловаться. Через минуту я была уже на суше, сильно сконфуженная своей неосторожностью. Как ни краток был перерыв, форель успела спастись.
Я пришла в себя первая. Что я сказала ему?
Я сказала что-то о том, что я не ушиблась, и с жаром попросила его бежать назад и посмотреть, не удастся ли поймать рыбу.
Он ушел неохотно и вскоре вернулся ко мне, конечно, без рыбы. Зная, как был бы огорчен мой дядя на его месте, я начала извиняться с искренним сожалением и, желая искупить свою вину, предложила даже показать ему место, ниже по реке, где он мог бы попытать счастья опять.
Он не хотел и слышать об этом. Он упрашивал меня идти домой и переодеться. Меня нимало не беспокоила моя мокрая одежда, но я послушалась его, сама не зная почему.
Он пошел со мной, мой обратный путь в дом священника был также и его путем в гостиницу. Он приехал в нашу сторону, сказал он мне, столько же для уединения и спокойствия, как для ужения. Он видел меня раза два из окна своей комнаты и спросил, не дочь ли я викария.
Я поправила его. Я сказала ему, что викарий женат на сестре моей матери и что он и тетка заменили мне отца с матерью после смерти моих родителей. Он спросил, можно ли ему будет прийти на другой день к доктору Старкуэзеру, прибавив, что у него есть друг, который, если он не ошибается, знаком с викарием. Я пригласила его посетить нас, как будто жила в собственном доме. Я была очарована его глазами и его голосом. До тех пор я несколько раз воображала себя влюбленной то в того, то в другого, но никогда в присутствии других мужчин не чувствовала того, что чувствовала теперь в присутствии этого человека. Сумерки быстро сгущались в ночную тьму, когда он расстался со мной. Я оперлась на калитку нашего сада. Я едва переводила дух. Я не могла думать, сердце мое билось, как будто хотело выскочить. И все это вследствие встречи с незнакомым мужчиной! Я горела от стыда и вместе с тем была невыразимо счастлива.
А теперь, когда прошло несколько недель после нашей первой встречи, он сидел возле меня и был моим на всю жизнь. Я подняла голову с его груди, чтобы взглянуть на него. Я была похожа на ребенка с новой игрушкой, мне хотелось удостовериться, что он действительно мой.
Он не заметил моего движения, он сидел неподвижно в своем углу, погруженный в свои мысли. Обо мне ли он думал?
Я опять опустила голову на его грудь, стараясь не потревожить его. Мои мысли вернулись опять назад и показали мне новую картину в золотой галерее прошлого.
Сценой нового действия был сад при доме викария, временем действия — ночь. Мы сошлись тайно. Мы ходили медленно вдали от дома, то по темным тропинкам питомника, то по лужайке, облитой сиянием месяца.
Мы уже давно признались во взаимной любви и решили посвятить свою жизнь друг другу. Интересы одного были уже интересами другого, мы уже делили и радость и горе жизни. Я пришла к нему на свидание в эту ночь с тяжелым сердцем и с надеждой найти утешение в его обществе, ободрение в его голосе. Заметив, что я вздохнула, когда он при встрече обнял меня, он тихо повернул мою голову к лунному свету, чтобы прочесть на моем лице волновавшие меня чувства. Как часто читал он на нем мое счастье в первые дни нашей любви!